В личные камеристки, значит. В комнатные прислуги. А некоторые, как я посмотрю, слишком много кушать. В смысле – зажрались.
– Не буду.
– Мне… не отказывают.
– Когда-то надо начинать.
– Ты пожалеешь.
А Грета весьма многозначительно усмехнулась, намекая на то, что я очень пожалею… особенно после встречи с ней… Свора во главе со звездулькой ушла, а я поняла, что мне объявили войну. Нет, прогибаться под эту малолетнюю поганку я по любому не собиралась, но теперь мне… или ей? брошен открытый вызов. Ну, допустим, до вульгарного скулшутинга, чтоб не заморачиваясь перестрелять эту толпу идиоток я не опущусь… да и не из чего… но что-то делать надо.
Они ведь при каждом удобном случае начнут на меня давить. Придется вспомнить каково это – давать отпор агрессорам. Не молчать, а на каждое оскорбление отвечать еще более жестким оскорблением и унижением. Не надо стесняться давить буллеров морально. Понадобится использовать приемы и оскорбления «ниже пояса», буду использовать! Разберусь, какие психологические проблемы и комплексы есть у Халль и компании и начну давить на них. Например, упитанных обидчиц всегда можно обозвать «жиртрестами», а худых – «задохликами». Ингебъёрг Ибсен с ее плохой кожей – «прыщавкой», Асбъёрг Эрланн с ее редкими волосами – «лысачкой». Главное, пересилить себя, сумев перейти за красные линии, оскорбляя буллеров за все то, про что никто другой бы не додумался. И тогда это будет вселять в обидчиков страх.
При этом, делать замечания зазвездившимся девахам нужно при всем честном народе, чтобы максимально их унизить. В этом случае все дважды будут думать перед тем, как подойти ко мне и сказать гадость. Ведь никто не будет хотеть выслушивать в свой адрес обидную ответку.
Не собираюсь я давать никому из них возможности себя унижать и обижать. А насчет применения физической силы… Противопоставить что-то физически целой толпе, да даже одной Грете с моим теловычитанием не выйдет, но остальным, да поодиночке… тем более счетец, например, к той же Ньяте никуда не делся… и почему бы мне самой не придумать какую-нибудь пакость? Мелкую пакость не придумывают при взгляде на ближнего – она приходит в голову сама по себе! А крупную? Как можно наверняка подставить человека со стихией огня? И я пошла на кухню, чтоб незаметно на время позаимствовать один из маг-камней для розжига плиты.
И вот ведь как странно получилось, что буквально через два дня во время дежурства Ньяты в молельне, посвященной божественной Илэн, почему-то вспыхнул пожар. Дежурство в молельне всегда считалось одним из самых козырных занятий, доступных воспитанницам не ранее тринадцатилетия. Потому что было самым простым, включавшим в себя ежедневную уборку помещения, на что полагался целый день. И неважно что с уборкой девушки справлялись за час-два, а остальное время старательно бездельничали или отсыпались, по внутреннему Уставу приюта на эту обязанность полагалось выделять время с утра до вечера.
И пока Ньята спала на лавке в молельне после уборки, та почему-то загорелась. Огонь погасили, девушку с ожогами вытащили из задымленного помещения и тщательно расспросили. Та клялась и божилась всем святым, что ничего не поджигала, но вывод старшей сестры-монахини был прост: «непроизвольное использование магического дара». И Ньяту увезли.
– Как думаешь, зачем?
– Что тут думать, дар будут запечатывать.
– О… почему?
– Потому что были бы у ее родственников или спонсоров деньги, ее бы отправили в другое место учиться и дар развивать, а так… оставлять без пригляда потенциально опасный дар… тем более, что он уже начал бесконтрольно вырываться… никто на это не пойдет. Запечатают.
Ньята вернулась в приют через день притихшая и какая-то погасшая. И самым тяжелым ударом для нее стало то, что в свите Карины Халль для нее больше не было места. Вчерашние «подруги» отныне не воспринимали девочку, лишенную магической способности, как персону, достойную общения.
Ньята «вылетела» из моих потенциальных врагинь, но остались фигуры покрупнее, в первую очередь Грета и сама Карина. И Грета постоянно напоминала, что она обо мне не забыла. В случае с ней нужно было нечто посильнее простого подозрения. И физически она была рослой и крепкой. Значит, ее можно было подловить именно на использовании ею собственных кондиций. И я отправилась искать подходящее место в саду.
Приютский сад был облагорожен только частично. На отгороженном пространстве росли плодовые деревья и кустарники. Периодически очень хотелось спросить, куда ж это все девается, если нам достаются только окаменевшие мальтины. И огород с грядками был, куда нас по теплому времени постоянно загоняли на поливку и прополку. Вот овощи с него в большом количестве присутствовали в пище, что да, то да. Но большая часть сада давно одичала и заросла неблагородными растениями, чьи семена беспрепятственно приносил ветер. Походы в эту часть не то, чтобы запрещались… но не поощрялись. В основном воспитанниц стращали опасностями, которые могут их подстерегать – ядовитые кустарники, колючие деревья, опасные насекомые, несъедобные грибы… но самые смелые или самые отмороженные регулярно сбегали в эту часть сада. И я тоже не устояла перед визитами туда.
Эх, вот о чем я больше всего сожалела, так это об отсутствии здесь нормальных сигарет. Нет, ненормальные тоже бы подошли, только вот и их не водилось… Даже трубки и кальяны отсутствовали как класс. Ну, не было здесь табака! И привычки к курению не было. Зато были пузыри. Особенностью местной флоры были какие-то не то грибы, не то водоросли, которые бодро так произрастали себе на деревьях и кустах. И вырастали в полупрозрачные сферы, наполненные воздухом со спорами. Было очень забавно найти такое дерево в одичавшей части сада, проткнуть пузырек, и смотреть, как разноцветная пыль неспешно взмывает в воздух и рассеивается радужным веером по земле.
Но кто-то особо хитрый однажды додумался до того, чтобы эти «плоды» незнамо чего использовать за отдельную плату. Был выведен сорт особо прочной пузырчатой культуры с красивым названием «Ронтаг», который повадились специально культивировать, прививая его на деревья с вкусно пахнущей древесиной. А когда пузыри дорастали до зрелого состояния, их аккуратно снимали и «затыкали» отверстие, чтоб содержимое раньше времени не проникало наружу. А уже потом можно было их купить и выкур… нет, скорее, выдышать ароматное содержимое через аналог мундштука, клапан которого не пропускал споры в легкие. Пузыри, взращенные на цитрусовых или черезовых деревьях, сходили за деликатес. Как всегда, не обошлось без перегибов, особо продвинутые не стеснялись выращивать пузыри на всяких наркосодержащих культурах и приторговывать ими любителям запретного кайфа из-под полы, но большинство предпочитало стандартные пузыри с бодрящими или успокаивающими запахами…
В заросшей части было несколько плодовых деревьев с прижившейся колонией пузырей. И, используя самодельный мундштук, с вложенной пробкой из многократно свернутой ткани можно было расслабиться, вдохнуть аромат мальтовой древесины, мысленно представляя себе, что это ароматизированная сигарилла… или электронная сигарета… или, на худой конец, вейп…
Именно там нашлось место для как бы природной ловушки. Ее появление стало возможным потому что мои долгие сидения в библиотеке дали свой результат. Не зря старшая сестра-монахиня предупреждала воспитанниц об опасности местных растений, ох, не зря! Но выводы из ее слов сделали отнюдь не все… и Грета в их число уж точно не входила…
А потом пришло время расчетов и экспериментов. Думала, сдвину, пока пересчитаю задуманное и перепроверю все расчеты. Думала, надорвусь, пока перетаскаю нужную древесину к присмотренному месту. Но все когда-нибудь заканчивается. И однажды я смогла сказать себе: «Готово! Можно выманивать».
Начальство приюта забеспокоилось, когда одна из воспитанниц не пришла ночевать. Были организованы поиски, которые и позволили обнаружить пострадавшую девушку в одичавшей части сада. Из ямы-то Грету извлекли, и силами старших воспитанниц осторожно перенесли в лазарет, но что делать дальше, никто не знал. Сестра Вирена, единственный маг-целитель приюта, как назло, уехала утром к своей племяннице на свадьбу, и оказать квалифицированную помощь оказалось некому. Пока отправили старенького сторожа в ближайшее селение Ла-Люоль, пока он вернулся с местным целителем, фирне Эйнгер становилось все хуже.
И приехавший целитель ничем старшую сестру-монахиню Марену не обрадовал.
– Ваша девушка напоролась на ветки вирталана. Я могу предложить только ампутацию.
Это потом Грета в ответ на вопрос, что ей, собственно, понадобилось в запретной части сада, прочувственно рассказывала, как застукала там одну из младших воспитанниц за вдыханием пузыря, и как хотела ее поймать и отвести к сестрам-монахиням, как гналась за ней по саду, и как в итоге провалилась в яму. Понятно, рассказывать о том, чем ты неопознанной и непойманной малявке угрожала, намереваясь выслужиться, ты не станешь, хмыкнула я. А что в яме оказались подгнивающие ветки вирталана, единственного кустарника, чей яд даже маг-лекари не способны из организма вывести, так это чистая случайность. А ампутированная ступня – просто невезение. Или совпадение.
Совпадение, да. Это если не знать, сколько времени я угробила на то, чтобы найти один-единственный куст вирталана во всей округе и аккуратно, не допуская контакта с кожей, переволочь его к ловушке! Это если не вспоминать, как долго пришлось подбирать толщину реек, закрывающих найденную яму с заранее набросанными внутрь ядовитыми ветками, с таким расчетом, чтоб они выдержали меня, но провалились под ней! Это если не учитывать, как она гнала меня в темноте по лесу, обещая выдернуть конечности!
Так что, да, разумеется, совпадение. Тем не менее, напрягаться и искать «курительницу» никто не стал, мудро рассудив, что одна покалечившаяся воспитанница вместо двух – тоже удача. Вместо этого всем без исключения запретили отныне покидать огороженную территорию приюта под страхом перевода в другое детское заведение с намного более жесткими правилами. Что ж, ожидаемо. Эх, теперь не покуришь…
А блистательная Карина Халль и увечную Грету мгновенно лишила своего расположения. Зачем ей, звезде, в свите калека? И ведь нет бы задуматься о том, что ее окружение сильно поредело. Нет Бенедикте, нет Ньяты, нет Греты… и оснований опасаться твою камарилью все меньше…
Жалость? Фигушки, я плотоядная! Нет у меня жалости к Грете, это точно. Это я сама только раз побывала в лазарете с ее подачи. А Стефа трижды. А сестры Алльсен четырежды. А Моришка все шесть раз. И это только те, о ком я знаю. А сколько тех, о ком я не знаю? Вот их мне жалко. А эту зарвавшуюся буллершу – нет. И ведь ей даже в голову не приходило, что обмен чужих страданий на собственный призрачный шанс удержаться возле Халль отдает, мягко говоря, безнравственностью. Моральной нечистоплотностью. Подлостью. Ничего, теперь ее очередь прочувствовать как «приятно» оказаться в положении битой карты. И не иметь возможности ничего изменить.
Скандал с пропажей четок божественной Илэн вышел знатный. Старшая сестра-монахиня Марена, обнаружив пропажу, чуть не лишилась чувств. Но сумела взять себя в руки и для начала обратилась к воспитанницам с требованием вернуть реликвию. Когда никто не сознался, она вызвала патронессу приюта матрону Ливенсталь. Та, недолго думая, выдернула патруль розыскников аж из Ла-Вианоля. Те тоже не мудрствовали лукаво и организовали для начала полномасштабный обыск территории приюта, не обратив на нервные трепыхания старшей сестры-монахини «здесь же девочки!» ни малейшего внимания. Старательно совали нос везде, куда его можно сунуть, переворачивали все, что смогли перевернуть, отвинчивали все, что поддавалось отвинчиванию. Четки нашлись. Они были очень находчиво спрятаны в пустой стойке кровати Карины Халль. Фирна Халль заявила о своей невиновности и в истерике потребовала вызова своего родственника и защитника.
Розыскники допросили всех находившихся в приюте…, и никто не сознался в краже. Причем для извлечения информации они применяли старый, избитый прием. Лично мне один из этих хмырей уставился в лицо и злобно проорал:
– Признавайся, это ты четки украла! Я все чую!
Чует он. А нюх как у соба-а-аки, а глаз как у орла. Да ни хрена ты не чуешь, просто берешь меня на пушку, ждешь, что я сейчас поверю в твое всезнание, дам слабину, начну сознаваться, слезливо оправдываться и каяться во всех грехах. А я не начну. Эх, отправить бы тебя под шприц…
Вызванный им на подмогу немолодой маг разума повторил всеобщий допрос… и тоже виновного не нашел. И чего, спрашивается, приперся? Дома должен сидеть старый черт, а не шляться черт знает где! Зато в процессе допроса магу удалось выяснить много интересного насчет особенностей поведения Карины Халль, после чего приглашенные розыскники о чем-то долго беседовали со старшей сестрой-монахиней и матроной Ливенсталь. А фирна Халль тихо покинула приют вместе со сколькитоюродным дядюшкой, не дожидаясь первого совершеннолетия. И никого из своей свиты с собой не пригласила…
А нам без нее стало жить намного спокойнее. Я уже догнала по уровню знаний своих сверстниц и продолжала совершенствовать речевые навыки. На очереди было правило трёх улыбок. Улыбнитесь ртом, лбом и представьте улыбку в районе солнечного сплетения. После этого начинайте выдыхать со звуком. Всего пять минут в день – и ваш голос начнёт звучать более приятно и доверительно.
Жаль, что не получалось использовать для тренировки скороговорки. Почему-то в саларийском языке так и не наработали столь полезных жанров речи с искусственно усложненной артикуляцией. Впрочем, программа-минимум по достижению уровня знаний группы моего возраста закончилась и пришло время определять программу-максимум.
Что мне может предложить этот мир? При условии получения образования в приюте и полном отсутствии местной магии? Горничная, няня, поломойка, подавальщица и жена. Да, и еще шанс оказаться в роли ночной феи. Негусто. Возможно, я неправильно ставлю вопрос? Что я могу предложить этому миру? Может, и многое, но для этого надо либо убедить окружающих в своей квалификации… что в моем возрасте здешних одиннадцати лет практически нереально… или раскрыться. Вот как раз этого вообще нельзя.
Это в соседнем Гольдштадте попаданцев повадились выдергивать откуда ни попадя как корнеплоды из грядки, и превращать их в полезных членов общества, а здесь, в Саларии, лучше даже не намекать о своем происхождении! Это у них там церковь отделена от государства, а здесь почитание божественной Илэн – вполне себе официальная религия, и ее представители просочились повсюду, даже до высших эшелонов власти добрались. Не говоря уже о том, что все среднее образование под себя подмяли: школы и приюты функционируют исключительно под их крылом.
И здешняя церковная социальная доктрина, то бишь представление об общественном идеале вкупе с суждением о современном обществе, не приемлет попаданцев ни в каком виде. И настаивает на их инаковости и обязательном уничтожении. А если вспомнить, что социальное учение церкви является нормативным, то есть социально-этическим, преобразовывающим истину веры в норму жизни общества, то малейшее подозрение, что где-то завелись те самые приблудные иномиряне, приводило местные службы в поисковый раж. Саларийские следаки открывали дело о проникновении, розыскники проводили само следствие, и, найдя попаданца, как правило, недрогнувшей рукой уничтожали подозреваемого путем усекновения головы.
Значит, остается путь убеждения окружающих в своей полезности… интересно, как? Проведенный в здешнем попаданстве год пока кроме знания языка и понимания, что женщины без магических способностей и благородного происхождения здесь практически никто, ничем больше меня не порадовал… Единственный крохотный шанс – университет для не-магов. Только вот как туда попасть…
Оказывается, была и другая возможность. Однажды утром во время завтрака в столовую буквально влетела (о, и что у нас могло случиться?) сестра Милена и возбужденно протараторила:
– Всем после еды собраться в молельне!
И с неприличной торопливостью убежала. Ну, в молельню, так в молельню, тем более, что после пожара ее уже восстановили… и сейчас нам что-нибудь расскажут… И старшая сестра-монахиня Марена таки сообщила нам новость с приличествующим пиететом в голосе:
– Завтра к нам прибывает с ежегодным визитом матрона Ливенсталь!
И чё? Эта самая патронесса, как я поняла, курирует сколько-то там приютов и школ на вверенной ей территории, появляясь в них раз в году, якобы с проверкой. А все остальное время живет в собственное удовольствие, не вникая в нужды патронируемых заведений.
И вот где повод для радости? Мой скепсис явно разделяли остальные воспитанницы, не ждавшие от визита этой марионеточной патронессы ничего для себя хорошего. Но это новость оказалась не последней.
– А вместе с ней нам нанесет визит домина Николь Эрсти-Эзинг!
Вот тут девчонки оживились и принялись перешептываться. А это еще кто? И почему такой ажиотаж?