Лоренца дочь Великолепного

– У моего брата, мессира Пьеро, пока только один сын, маленький Лоренцо. Поэтому мы не можем пренебрегать бастардами мужского пола. Ведь только мужчина способен удержать власть, а ещё одна женщина нашей семье ни к чему.

– Великолепный, по-видимому, думал иначе, раз признал меня.

– Отец не мог знать, какая обстановка сложится во Флоренции после его смерти, – прервал девушку кардинал. – Поэтому я в последний раз предупреждаю тебя: или ты вернёшь мне грамоту, или останешься здесь навечно.

Лоренца заколебалась. Она уже и так лишилась почти всего: приёмных родителей, доверия своих опекунов, надежды обрести когда-нибудь любовь Амори. И вот теперь кардинал хочет отнять то немногое, что у неё ещё оставалось – право называться именем своего настоящего отца. Да и к чему ей свобода, если нет счастья?

– Я предпочитаю остаться в монастыре, монсеньор.

– Ну, что же, ты сама так решила. И не надейся, что тебе удастся сбежать отсюда!

Видя, что Джованни взял в руки серебряный колокольчик, девушка всё же рискнула спросить:

– А что сталось с донной Аврелией и моей служанкой, монсеньор?

По губам её сводного брата снова пробежала злобная усмешка:

– Вряд ли ты уже когда-нибудь увидишь их!

На звон колокольчика явилась не настоятельница, а другая монахиня, которая отвела Лоренцу обратно в келью. По настоянию сестры Августины она снова легла в постель. Однако сон не шёл к ней. Девушке не давала покоя мысль: правильно ли она поступила? Может быть, ей следовало всё же отдать грамоту и вернуться во Францию? А если бы кардинал не сдержал своё слово? Вспоминая его злобную ухмылку, Лоренца допускала, что это волне возможно. В конце концов, он был сыном Великолепного. А разве Лоренцо не носил несколько масок? По словам покойного мессира Бернардо, он был мудрым и искусным правителем, и, одновременно, если верить Джулиано Медичи, любящим заботливым отцом. Друзья Великолепного утверждали, что он сочинял неплохие стихи. Микеланджело знал его как щедрого мецената. А вот Савонарола называл его вором, убийцей, развратником и тираном. Вероятно, перед матерью Лоренцы он тоже разыгрывал какую-то роль, например, пылкого любовника.

Потом девушка вспомнила последние слова кардинала. Что он сделал с Катрин? Неужели та поплатилась за верность своей госпоже? За донну Аврелию Лоренца не так волновалась, надеясь, что Медичи не станут преследовать вдову своего бывшего служащего. Терзаемая мучительными размышлениями, девушка не заметила, что за окном начало темнеть. После того, как колокол возвестил об окончании молитвы, она решила дать себе отдых. Тем не менее, не прошло и часа, как дочь Великолепного проснулась от звука открывшейся двери. Вслед за тем в келью вошла какая-то женщина. Сначала Лоренца подумала, что ей всё это снится. Однако таинственная гостья, приблизившись к её кровати, спросила:

– Ты спишь, дитя моё?

– Нет, преподобная матушка.

– Мне необходимо поговорить с тобой, – настоятельница села на табурет. – Но даже здесь, в монастыре, у стен есть уши, поэтому мне пришлось дожидаться, пока сёстры заснут.

Несколько мгновений мать Маддалена словно собиралась с мыслями, а затем вдруг неожиданно произнесла:

– Одна из сестёр поведала мне о том, будто ты утверждаешь, что твоим отцом является Великолепный…

Лоренца вздохнула:

– Не знаю, что ты хочешь услышать от меня, преподобная матушка.

– Конечно, правду, дитя моё.

– А если я скажу, что это так, разве ты поверишь мне? Ведь все вокруг считают, что я одержима дьяволом.

– Я так не думаю.

– Но что заставило тебя в этом усомниться, матушка Маддалена?

– Визит кардинала, – призналась настоятельница.

– Я понимаю, дочь моя, что ты не доверяешь мне и поэтому буду с тобой полностью откровенна в надежде, что и ты откроешь мне свою душу, – продолжала она, заметив удивление Лоренцы. – Утром того дня, когда тебя привезли сюда, мне передали письмо от кардинала Медичи, в котором он сообщал, что одно знатное семейство хотело бы поместить в наш монастырь свою молодую родственницу, круглую сироту. Несмотря на внешнюю невинность, в неё временами словно вселяется бес и тогда девица, откликающаяся на имя Лоренца, начинает воображать себя чуть ли не принцессой. Поэтому кардинал спрашивал, не буду ли я возражать против того, чтобы девица эта пожила в нашей обители, чьи святые стены должны оказать благотворное воздействие на её здоровье. В конце послания была приписка, что за девицей необходимо учредить тщательный надзор, так как, на первый взгляд, она кажется вполне нормальной и, воспользовавшись этим, может обмануть сестёр, дабы сбежать из монастыря, что может привести к самым пагубным для неё последствиям.

Во время рассказа настоятельницы Лоренца то краснела, то бледнела. Только теперь ей стал полностью ясен коварный план Джованни: конечно, он не собирался выпускать её отсюда. Между тем мать Маддалена ещё не закончила:

– Просьба кардинала не показалась мне необычной. И то, что семейство хотело сохранить это дело в тайне – тоже. Но мне сразу не понравилось, что, как явствовало из письма, девицу отправляли в монастырь насильно, иначе зачем за ней нужен был такой строгий надзор? Решив разобраться во всём сама, я дала согласие, ибо, в случае моего отказа, тебя могли бы отправить в другой монастырь. И вот, когда я вошла в эту келью и увидела совсем юную особу, справиться с которой не составляло большого труда, меня снова посетили сомнения. После того, как выяснилось, что ты легко поддаёшься на уговоры и вовсе не похожа на одержимую, мои сомнения укрепились. Сначала, правда, я не предала значение словам сестры по поводу того, что ты назвалась дочерью Великолепного, так как кардинал предупреждал об этом. Но когда он сегодня лично посетил нашу обитель, чтобы увидеться с тобой, невольно задумалась: о чём можно говорить с одержимой дьяволом? Ведь его миссия уже была выполнена, потому что, согласно просьбе твоих родственников, он поместил тебя в монастырь. Это и привело меня сюда. Версию кардинала я уже знаю, теперь мне хотелось бы услышать твой рассказ, дитя моё.

Мать Маддалена умолкла, в то время как Лоренца продолжала смотреть на неё в немом изумлении. У этой женщины, сидевшей перед ней, должен был быть неординарный ум, если она догадалась обо всём сама, не будучи посвящённой в планы кардинала. Но, возможно, настоятельница действовала по его наущению, желая выпытать что-то у Лоренцы?

Словно угадав её мысли, та вдруг сказала:

– Когда мне исполнилось немногим больше лет, чем тебе сейчас, с одной моей подругой произошла подобная история. Родственники заключили её в монастырь из-за наследства отца, желая прибрать всё к рукам.

– И что с ней сталось?

– Ей удалось бежать не без моей помощи. Потом она вышла замуж и уехала из Флоренции.

– Я рассказала всё это затем, чтобы ты знала: если из тебя сделали жертву, то я буду на твоей стороне, – заключила настоятельница.

Тогда Лоренца решилась:

– Суди сама, преподобная матушка.

Она начала свою исповедь с обстоятельств смерти своих приёмных родителей и роковой тайны, перевернувшей всю её жизнь, а закончила своим похищением и беседой с кардиналом Медичи. При этом девушка умолчала только о своих чувствах к Амори де Сольё и ещё о том, что оставила грамоту в банке Донати. Когда уже далеко за полночь она истощила всё своё красноречие, то испытала огромное облегчение. Однако первый вопрос матери Маддалены, последовавший после этого, показался девушке немного странным:

– Скажи мне, Лоренца, когда ты родилась?

– В тысяча четыреста семьдесят девятом году от Рождества Христова в день Марии Египетской.

– Всё совпадает, – в голосе настоятельницы прозвучало явное волнение.

Внезапно поднявшись, она взяла лампу и приблизила её к лицу девушки:

– Я должна была сразу догадаться…

– О чём, преподобная матушка? – начала было Лоренца.

Но та перебила её новым вопросом:

– А этот молодой человек, Амори де Сольё, о котором ты упоминала, как он к тебе относился?

– Его поведение было совершенно безукоризненным, и он не мог относиться ко мне лучше, даже если бы я была его родной сестрой, – скрывая горечь, ответила Лоренца.

– Вот как, – мать Маддалена задумалась.

– Одно мне непонятно, – наконец, нарушила она молчание, – почему кардинал требовал от тебя грамоту, если он мог послать своих людей в гостиницу, чтобы обыскать твои вещи?

– Дело в том, что я успела перепрятать её…

– Надеюсь, она в надёжном месте, – мать Маддалена улыбнулась. – Можешь не называть мне его, потому что, в отличие от Медичи, я и так верю тебе.

– Почему, преподобная матушка?