– А моё имя – мать Маддалена.
– Ты в бреду всё время твердила: «Амур, Амур», словно покинутая Психея, – после паузы шутливо добавила собеседница Лоренцы.
Догадавшись, что настоятельница перепутала имя Амори с Амуром, девушка смутилась.
Заметив это, мать Маддалена поднялась со стула:
– Пожалуй, тебе нужно отдохнуть. Поговорим после.
На десятый день Лоренца почувствовала себя абсолютно здоровой. Однако сестра Августина не позволила ей покинуть постель под предлогом того, что достаточно лёгкой простуды, чтобы у неё снова открылся жар. Тогда Лоренца решила обратиться к монахине, носившей ей еду:
– Я хочу одеться. Где моё платье, сестра?
– Одежду всех поступивших в монастырь мы отдаём на благотворительные цели, но вместо неё я принесу тебе другую.
Как заметила Лоренца, отношение доминиканки к ней стало более доброжелательным, что, вероятно, объяснялось влиянием настоятельницы. Облачившись в одеяние послушницы, девушка посмотрела на своё отражение в кувшине с водой. Её лицо было ещё покрыто сыпью, хотя кое-где она начала шелушиться. Оставались чистыми только нос, губы и подбородок. Но это не помешало Лоренце с аппетитом уплести пшённую кашу. Придвинув затем к открытому окну табурет, который остался в её келье после посещения матери Маддалены, дочь Великолепного предалась праздному наблюдению за монахинями и послушницами, прогуливавшимися по саду. Среди них она заметила несколько дам в светских нарядах. Это ободрило девушку: выходит, монастырь не был закрыт для посещений. Пригревшись на солнышке, она стала было клевать носом, как вдруг ощутила на себе сквозь дремоту чей-то взгляд. Оказалось, что это пришла настоятельница.
– Почему ты встала с постели, Лоренца? – с ласковой укоризной спросила она.
– Я уже здорова, матушка Маддалена.
– А сыпь? Тебе не помешало бы ещё полежать недельку-другую.
– Но я себя прекрасно чувствую!
Мать Маддалена вздохнула и девушка поняла, что она чем-то озабочена.
– Видишь ли, дитя моё, тебя хочет видеть одно высокое духовное лицо.
– Духовное лицо? – удивлённо переспросила Лоренца.
– Да, по его приказу тебя поместили сюда. Но я могу сказать, что ты ещё не совсем здорова. К тому же, это правда.
– Нет, я готова к встрече с ним, преподобная матушка! – решительно ответила девушка.
Наконец-то она сможет взглянуть в лицо своему неведомому врагу, заманившему её в западню!
Настоятельница ввела её в просторную комнату с высоким сводом, посредине которой стоял стол с массивным бронзовым подсвечником.
– Вот эта девушка, монсеньор, – сказала мать Маддалена.
Затем, бросив подбадривающий взгляд на Лоренцу, она вышла.
Сидевший за столом человек поднял голову и с губ девушки едва не сорвался изумленный возглас: это был кардинал Медичи. Положив руку на раскрытую страницу книги, он окинул Лоренцу беглым взглядом. В свою очередь, та не сводила с него глаз. Из-за полноты средний сын Великолепного казался старше своих девятнадцати лет. Нездоровый цвет лица и воспалённые веки свидетельствовали о его страсти к древним манускриптам, за расшифровкой которых кардинал проводил целые часы.
– Сейчас никто бы, в том числе и мой брат, не нашёл бы тебя красивой, – усмехнувшись, неожиданно произнёс Джованни Медичи.
Так как девушка промолчала, он продолжал:
– Наверно, тебе хотелось бы знать, почему ты оказалась здесь?
– Преподобная матушка сказала, что этим я обязана тебе, монсеньор.
– Да, это правда.
– Но почему? Чем я заслужила такое наказание?
– Ты и в самом деле не догадываешься?
– Нет, монсеньор.
– Ну, что же, даже если ты и притворяешься, это не поможет тебе! – на одутловатом лице кардинала внезапно мелькнуло жёсткое выражение.
– Я и в самом деле ничего не понимаю!
– Ты сама виновата во всём: если бы тебе не взбрело в голову объявить себя дочерью моего отца, то сейчас ты находилась бы на свободе.
– Но это правда: я – дочь Великолепного!
Джованни полузакрыл глаза:
– Как ты можешь доказать это?
– Я уже говорила, что Великолепный прислал моему приёмному отцу грамоту, в которой признал меня своей дочерью.
– Где же она?
Внезапно Лоренца ощутила опасность. Её насторожил вкрадчивый тон кардинала, словно под маской благодушия он скрывал другую, более опасную личину. И ещё этот его настороженно следящий взгляд из-под полуопущенных век.
– У меня её нет, – ответ Лоренцы был правдивым в том смысле, что у неё действительно сейчас не было при себе грамоты.
Кардинал нахмурился:
– Посланник короля Карла утверждал, что видел эту грамоту.
В другое время Лоренцу позабавило бы то обстоятельство, что они с Джованни словно поменялись ролями, но теперь она сочла за лучшее промолчать. Тогда брат Пьеро пригрозил:
– Для тебя же будет лучше, если ты отдашь мне её.
– Зачем она тебе, монсеньор?
– Эта грамота бросает тень на моего отца и, следовательно, на моего брата, чем могут воспользоваться наши враги.
– Разве в семье Медичи не было бастардов?
– Если ты имеешь в виду моего кузена Джулио, которого родила моему покойному дяде его любовница, то это совсем другое дело.
– Почему, монсеньор?