Тайна короля

– Хорошо, мадемуазель.

Падчерица Нери снова занялась своей собачкой, а Луиза задумалась о долгах Шарля. Хотя она и обещала банкиру, что её брат вернёт деньги, сама девушка не была уверена в этом. Ведь Шарль до сих пор не возвратил даже те сто ливров, которые занял у неё.

– Скажи, Агнес, а ты можешь проводить меня к вашему соседу, ювелиру? Мне нужно поговорить с ним.

– Вам угодно сделать заказ или покупку? – такими словами встретил девушек один из помощников ювелира.

– Нет, я хотела бы видеть вашего хозяина, – ответила Луиза.

По-видимому, тот узнал её спутницу, потому что безропотно проводил их в кабинет своего хозяина. Сольяни был старше Нери. Об этом свидетельствовала седина в его волосах и глубокие морщины на смуглом лице. Перед приходом посетительниц он рассматривал в лупу рубин, который держал в руке. На столе перед ним лежала ещё горстка таких же камней.

При виде падчерицы банкира лицо ломбардца расплылось в улыбке:

– Рад видеть Вас, синьорина Агнес! Как здоровье мессира Бенедетто и Вашей матушки?

– Благодарю Вас, хорошо.

– Вы, наверно, ко мне за покупкой?

– Нет, я сопровождаю мадемуазель де Монбар. У неё к Вам дело.

Ювелир перевёл взгляд на Луизу.

– Я – внучка графини де Сольё, которая является совладелицей конторы Нери, – сочла нужным пояснить девушка.

Любезная улыбка ювелира сделалась ещё шире:

– Как же! Как же! Я давно знаю донну Марию. Помню, впервые увидел её в доме Льва, когда был жив ещё покойный мессир Бернардо. Ах, какая же она была красавица!

– Мне нужно оценить перстень, – сказала Луиза.

Сразу сделавшись серьёзным, ювелир принялся изучать алмаз с помощью всё той же лупы. После чего внимательно посмотрел на девушку:

– Извините моё любопытство, но этот перстень, вероятно, достался Вам от Вашей бабушки?

– Нет, от моей матушки, баронессы де Монбар.

– Дело в том, – поспешил объяснить собеседник Луизы, – что во Франции не умеют так гранить камни. И мне кажется, я узнаю руку знаменитого Карадоссо, моего земляка, переехавшего в Рим. А это самый большой мастер, которого дала итальянская земля.

– Моя матушка в молодости была в Италии. Возможно, тогда она и приобрела перстень.

– Сам по себе камень, даже без оправы, достоин королевы.

– Так сколько он стоит?

– Вы хотите продать его?

– Да.

– Для такого перстня трудно сразу найти покупателя. Поэтому шесть тысяч ливров – это моя максимальная цена. Да и то только потому, что Вы – внучка донны Марии.

– Хорошо, я согласна, – не стала торговаться дочь барона.

Вернувшись назад в дом Льва, она положила мешочек с золотом на стол перед удивлённым банкиром

– Здесь вся сумма с учётом стоимости ожерелья и долгов моего брата, мессир Бенедетто. Теперь я могу забрать расписки Шарля?

– Конечно, мадемуазель.

Так как на улице рано темнело, Луиза сразу после этого отправилась в Турнель. Вместе с Мартиной она прошла по галерее, пересекавшей улицу Святого Антуана, и, прежде чем свернуть к покоям королевы, остановилась, чтобы вытряхнуть снег из башмачков. Внезапно из бокового коридора донеслись чьи-то голоса. Девушке не понадобилось много времени, чтобы понять: одним из говоривших был Гриньо. Явно горячась и волнуясь, что было весьма не похоже на флегматичного брата Бонниве, он выговаривал своему собеседнику:

– Что же это, чёрт побери, Вы собираетесь сделать, монсеньор? Разве не видите, что эта хитрая и лукавая женщина только хочет забеременеть от Вас? А если у неё будет сын, Вы навсегда останетесь просто герцогом Валуа и не станете королём Франции, как на это надеетесь. Король, муж её, стар, ребёнка от него у неё никогда не будет. Если Вы сблизитесь с ней, такой же молодой и горячей, как и Вы, то она пристанет к Вам, как клей, у неё наверняка появится ребёнок, и для Вас всё будет кончено. После этого Вам останется только сказать: «Прощай, моё право на Французское королевство!»

– Вы преувеличиваете, Гриньо, – смущённым голосом ответил после паузы Франциск.

– Вот уже нет, монсеньор! Неужели Вы не видите, что королева действует согласно пословице: «Никогда ловкая женщина не останется без наследника»? И ей всё равно, от кого он будет: от Вас или от Суффолка.

– Вы ошибаетесь, мой друг! Королева любит меня!

– Это она Вам так сказала? Вот, видите, Вы молчите, монсеньор! Если бы я не написал Вашей матушке, и графиня Ангулемская не предприняла бы решительных мер, этот англичанин до сих пор бы увивался вокруг королевы. Ваше счастье, если она не успела забеременеть от него!

– Хорошо, я подумаю об этом.

– Подумайте, монсеньор! Простите за мою откровенность, но перед Богом я должен был это сделать. За Людовиком ХII должен последовать Франциск I!

Не дожидаясь, пока Гриньо с Ангулемом выйдут на галерею, Луиза поспешила свернуть в ближайший коридор.

За несколько дней до Рождества король окончательно слёг. Последние недели декабря 1514 года были поистине ужасны. Дни и ночи над Иль-де-Франс бушевали снежные бури, вырывавшие с корнем деревья, срывавшие крыши с домов, валившие колокольни. Стаи голодных волков выли под стенами Парижа. В просторных же залах Турнеля, несмотря на разложенные везде камины, холод пробирал до костей.

В Сочельник, дрожа от сквозняка в холодной часовни, Луиза вместе с другими фрейлинами повторяла слова молитвы:

– Боже, помилуй короля… Спаси жизнь короля… Сохрани нам нашего доброго господина…

Изредка до девушки доносился шёпот придворных:

– Наш добрый король умирает от того, что слишком жарко обнимал королеву…

– Он слишком увлёкся… Хотел показать себя перед женой сильным мужчиной. А ему это оказалось не под силу…

– Вспомните, какую он вёл безумную жизнь в последнее время… И это в его возрасте! Королева заставляла его обедать в полдень, а не утром, ужинать в одиннадцать и ложиться спать почти в полночь. Хотя он привык засыпать в шесть часов. Это она загнала его в могилу!

Во время рождественской мессы из глаз Марии Тюдор лились слёзы. Вернувшись в свои покои, она, как будто, успокоилась, переоделась и села за стол. Тем не менее, англичанка попробовала лишь святочную кашу, не прикоснувшись к остальным кушаньям. После чего устроилась возле камина с ярко пылавшим огнём. Наннета Дакр накинула на её плечи подбитую соболем накидку, чтобы не мёрзла спина, а Мэри Болейн подала собачку. Что же касается сестёр Грей, то старшая из-за недомогания осталась в комнате фрейлин, а младшая ухаживала за ней. Больше, кроме Луизы, в комнате никого не было, так как с началом болезни короля придворные предпочитали толпиться в отеле Ангулема.

– Мне кажется, что это самое печальное Рождество в моей жизни, – глядя на огонь, пожаловалась Мария Тюдор.

– В моём замке Хогли в Сочельник было веселее, – помолчав, продолжала она. – Обязательно приходили ряженые и пели святочные гимны, дарили подарки в холле, а если какая-нибудь девушка оказывалась под омелой, то мужчины целовали её, согласно обычаю… Затем приносили святочное полено и укладывали в камин, а я, как хозяйка, поливала его элем и поджигала. После же полуночной мессы все, включая слуг, усаживались за стол.

– А как у Вас дома справляют Рождество, мадемуазель де Монбар? – неожиданно обратилась королева к Луизе.