Лоренца дочь Великолепного

Между тем монах перешёл от обличения церкви и власть имущих к призывам:

– Долой бесполезные книги! Долой фальшивое красноречие, фальшивую красоту, фальшивую науку, которая питается лишь гордостью! Долой Рим! Долой церковь! Долой веселье, долой всех, кто живёт в веселии, кто живёт весельем! Прекратите игры, прекратите балы, закройте трактиры! Теперь время рыданий, а не праздников. Готовятся великие бичи! Италия станет добычей иностранцев. Будет страшное смятение, война после неурожая, чума после войны, будут слушать одного варвара на этой площади, другого на другой, народы будут раздавлены, все люди потеряют рассудок!

Лоренца невольно содрогнулась от мрачных пророчеств Савонаролы. К счастью, закончив на этом свою речь, он ушёл с рынка и увёл за собой большую часть своих приверженцев.

– Ну, так что, хозяин отпустил тебя, Антонио? – капризно надув губы, осведомилась у жениха Наннина.

– Да.

– В таком случае, идёмте! Иначе, если я не вернусь вовремя, дядя будет ругать меня.

Первым делом флорентийка и её жених повели Лоренцу к собору Санта Мария дель Фьоре полюбоваться громадным куполом, органично выраставшим из ажурного фасада. Привыкшая к узким башням готических церквей дочь Великолепного испытала ни с чем несравнимый восторг.

– Я слышал, что Брунеллески работал над этим куполом целых восемнадцать лет, – с гордостью сообщил своим спутницам Антонио. – Даже древние нигде не достигали в своих постройках такой высоты и не решались на такой риск!

Осмотрев вдобавок бело-розовую колокольню, построенную Джотто, они направились к Воспитательному дому для подкидышей, ещё одному шедевру Брунеллески. Он показался Лоренце похожим на дворец. Особенно понравились ей украшавшие здание прелестные медальоны из покрытой глазурью обожжённой глины с изображениями спеленатых новорожденных. Открытая же арочная галерея дома с тонкими колоннами, как объяснила Наннина, нужна была для того, чтобы любой мог положить на ступени дитя.

Затем Наннина и Антонио предложили дочери Великолепного посмотреть на живых львов, которых содержали в клетке позади дворца Сеньории в честь мифического крылатого льва Мардзокко, считавшегося одним из покровителей Флоренции. Как узнала Лоренца, эти животные были талисманом флорентийцев. Если один из них подыхал, то это трактовалось, что Флоренцию ожидают несчастья и, если в клетке оставался хоть один зверь – удача не уйдёт из города.

Стрелки часов на башне Сеньории уже показывали далеко за полдень, когда девушки и их спутник добрались до Виа Ларга, где стояла воздвигнутая всё тем же Брунеллески церковь Сан Лоренцо. Рядом с ней находился дворец Медичи. С бьющимся от волнения сердцем Лоренца разглядывала жилище своих предков. Из массивных огромных камней нижнего этажа органично вырастали простые, без всякой отделки, стены с полукруглыми окнами, а из них вздымался ввысь лёгкий, из мелкой кладки, третий этаж. От постройки веяло солидностью и одновременно величием. На фасаде красовался герб Медичи – шесть шаров в золотом поле: пять красного цвета и один лазурный. При виде их девушка вспомнила оттиск перстня на грамоте Великолепного.

Не успела Лоренца расспросить Антонио о шарах, как послышался цокот копыт и из-за угла показалась кавалькада, состоявшая из одних мужчин. До сих пор им почти не встречались всадники, из чего можно было сделать вывод, что флорентийцы предпочитали пешие прогулки. Прижавшись вместе с Нанниной и Антонио к фасаду Сан Лоренцо, дочь Великолепного с любопытством рассматривала приближающийся кортеж. Впереди ехал молодой человек в чёрном берете и коротком красном платье. У него были прямые светло-русые волосы и красивое лицо, которое портило надменное выражение. Сзади слуги везли на повозке огромные туши кабанов.

– Это сеньор Пьеро возвращается с охоты, – сообщил Ланди, и Лоренца поняла, что видит перед собой правителя Флоренции.

Однако среди свиты Пьеро не было ни Монбара, ни Сольё. Между тем створки тяжёлых бронзовых ворот распахнулись, пропуская кавалькаду, и снова захлопнулись. Всё исчезло, словно волшебный сон.

Простившись с Антонио возле рынка, девушки вернулись в гостиницу. Наннина отправилась на кухню, а Лоренца присела отдохнуть возле обеденного стола в ещё пустом зале.

– Чем могу служить, мадонна? – спросил, подойдя к ней, хозяин.

– Я бы выпила воды, – ответила дочь Великолепного, у которой после прогулки пересохло в горле.

Бутти сам принёс ей бокал с водой, однако сразу не удалился, вероятно, желая поговорить.

– Моя племянница сказала, что вы встретили на рынке Савонаролу, – начал он издалека.

– Да, это так, – подтвердила девушка.

Дядя Наннины вздохнул:

– Покойный сеньор Лоренцо допустил большую ошибку, пригласив этого феррарца во Флоренцию. Мало того, что Савонарола отплатил ему чёрной неблагодарностью, отказав в отпущении грехов на смертном одре, так он ещё и после кончины Великолепного продолжает поносить Медичи и папу, призывая Божью кару на их головы.

– Что ты сказал? – переспросила Лоренца, не поверив своим ушам. – Савонарола отказал в отпущении грехов покойному правителю?

– Да, об этом известно всей Флоренции.

– Но как такое могло произойти?

– Если тебе интересно, мадонна, я могу рассказать. У Великолепного за всю его жизнь накопилось немало грехов. Впрочем, как и у нас всех. Но некоторые воспоминания особенно терзали его сердце. Первое из них – это взятие Вольтерры.

– В окрестностях этого города богатые квасцовые рудники, – объяснил хозяин Лоренце. – А квасцы, как известно, необходимы при изготовлении сукон, которые Флоренция поставляет во все страны. Поэтому, когда жители Вольтерры захотели единолично владеть ими, сеньору Лоренцо пришлось применить силу. Правда, некоторые потом упрекали его, что город и так сдался на милость победителя и не было необходимости устраивать там резню. Но ведь он не мог предвидеть, что наёмники выйдут из повиновения! А когда узнал об этом, то лично проехал по городу, раздавая деньги пострадавшим. Хотя лично я считаю, что Великолепный поступил правильно: если бы Вольтерра отпала от Флоренции, то её примеру могли последовать и другие тосканские города.

– А какой второй грех? – спросила заворожённая его рассказом девушка.

– Дело в том, что покойный сеньор Лоренцо был слишком щедр. Он часто устраивал раздачи денег беднякам, карнавалы для всех жителей и вёл большое строительство в городе, чем многие кормились. Поэтому неудивительно, что, постоянно нуждаясь в деньгах, он занимал у своих друзей и даже вынужден был продать некоторые из своих великолепных имений. В конце концов, ему пришлось наложить руку на кассу государственного долга и обеспечения приданым при выходе замуж бедных девиц. Это вызвало большое возмущение, так как обе они состояли из доброхотных пожертвований и считались неприкосновенными. Когда же два года назад Великолепный тяжело заболел, он не поверил, что собственный духовник сможет отпустить ему эти грехи и пожелал исповедаться своему врагу, то есть Савонароле.

– И что же произошло дальше? – вырвалось у Лоренцы, так как Бутти внезапно умолк.

– Никто об этом не знает, потому что они остались наедине. Однако ходят упорные слухи, что Савонарола отказал сеньору Лоренцо в пастырском благословении.

– Как это жестоко, – на глазах у дочери Великолепного выступили слёзы.

– Я тоже так считаю, мадонна. Ведь отпущение грехов перед смертью даётся даже разбойникам.

– Неужели никто не осудил за это Савонаролу?

– Нет, скорее, наоборот: у него даже прибавилось сторонников.

– Не понимаю, как мог сын Великолепного ему это спустить?

– А что он может сделать? Когда сеньор Пьеро запретил Савонароле проповедовать в церкви, тот вышел на улицу. К тому же, настоятеля Святого Марка поддерживает полгорода и даже в окружении правителя у него есть почитатели.

Лоренца с изумлением посмотрела на своего собеседника. Её удивляло, что простой содержатель гостиницы мог так хорошо разбираться в политике. Словно угадав её мысли, Бутти добавил:

– В моей гостинице останавливаются разные люди, в том числе, иностранцы. Так что я наслушался здесь всякого. Говорят даже, будто король Карл собирается по пути в Неаполь завернуть во Флоренцию, чтобы свергнуть власть Медичи…

Только теперь девушка поняла, что откровенность с ней дяди Наннины объяснялась его желанием самому что-либо узнать от неё.

– Мне ничего неизвестно об этом, – поднявшись, дочь Великолепного достала из кошеля монету и протянула её Бутти.

– За что? – удивился тот.

– За твой интересный рассказ.

Флорентиец махнул рукой:

– За это я денег не беру. Тем более, что беседовать с тобой – одно удовольствие, мадонна.

Неожиданно лицо Бутти изменилось, как будто он что-то или кого-то увидел за её спиной. Обернувшись, девушка встретилась взглядом с Монбаром.

– Мне нужно поговорить с Вами, мадемуазель де Нери, – сказал тот, когда хозяин удалился.

– Я слушаю Вас, сеньор.

– Как Вам известно, мы с Сольё сегодня были на вилле Кайано, где правитель охотился на кабанов.

– Надеюсь, мои родственники приняли Вас хорошо, – нерешительно произнесла девушка, видя, что капитан о чём-то задумался.