Научи меня любить

Рассеянно кивнув, побрела по коридору, вцепившись в маленькую сумочку, словно в ней было спасение. Да, ошибки быть не могло. Там, радостно щебеча по телефону, совершенно не похожая на себя – располневшая, со смешной загогулиной из волос на голове, в какой-то нелепой растянутой футболке и в облегающих, ядовито-розового цвета лосинах – сидела Ева Вишневская. Та самая, которая устроила адскую жизнь в последний год обучения Яны. Та, которая от всей души завидовала Янкиным успехам, и там, где могла подставить ей подножку, с изощренным удовольствием делала это. Та, которая, видимо, сама запала на молодого и красивого вожака, на ее любимого Сашку, но так и не смогла привлечь его внимание. Ни вечером в саду на пикнике, ни потом, когда Сашка приезжал к Яне и часами ждал ее возле гимназии, чтобы хотя бы несколько минут побыть вместе, пока за ней приедет водитель. И эта же самая гадина позвонила Яниным родителям, чтобы "известить о неподобающем поведении дочери с каким-то плебеем".

А теперь эта самая дрянь, счастливая и довольная жизнью, сидела в удобном кресле, наглаживая свое раздутое пузо, всем своим видом показывая, что ей дела нет ровным счетом ни до чего. И у нее… У нее! Будет ребенок. Она беременна. Бог, вот этот самый, который справедлив ко всем, он этой дряни ребенка почему-то дал! Дал, не смотря на то, сколько зла эта гадина сделала окружающим. И только то, что Яна оказалась не единственной пострадавшей от злых проделок Евы, только то, что среди гимназисток все же нашлись те девочки, кто встал на сторону Янки, дало ей возможность не сломаться и доучиться последний год в гимназии. И, в конце концов, получить эту чертову золотую медаль, и этот чертов значок скрипичного ключа, украшенный россыпью бриллиантов. И статус лучшей ученицы.

Слезы душили, как и воспоминания, как и ненависть к той позолоченной клетке, в которой Яне приходилось расти. И слава все тому же, видимо, Богу, что она вырвалась из этого ада. Вырвалась. И счастлива! Счастлива, счастлива… Все равно счастлива…

Давясь глухими рыданиями, Яна добежала до нижнего этажа, но в последний момент решила не выходить из здания. Она быстро свернула в боковой коридор и зашла в свободную туалетную комнату. Дрожащими руками закрыла замок и швырнула сумочку на пол. Потянулась к умывальнику.

Дикая, оглушающая фантомная боль внизу живота снова заявила о себе, заставляя ее согнуться пополам, словно сломанную фарфоровую куклу. Скуля и обливаясь слезами, Яна сползла по стенке на пол. Казалось, что там внутри, выдрали кусок мяса, и теперь вместо него – рваная леденящая черная дыра, которую невозможно ничем заполнить.

Спазмы выворачивали наизнанку, Яна скребла кафель пола ногтями, пытаясь дотянуться до сумочки. Там успокоительное. Две пилюли, надо только дотянуться, успеть до обморока…Не дай бог ей тут отключиться, и кто-нибудь в таком состоянии её обнаружит. Тогда поднимут шумиху, узнает Сашка. Нет, нет, надо взять себя в руки. Все будет хорошо. Все сейчас пройдёт. Нужно дышать, дышать глубоко. Глубоко.

Тьма отступала. Яна рванула пуговицы вымокшей от слез блузки. К черту ее, эту ровную жемчужную строчку, так хочется, чтобы прохладный воздух остудил горящую адским огнем грудь.

Яна, подтянувшись за край раковины, поднялась на дрожащих ногах и включила холодную воду. Сначала остудила руки, потом лицо и шею. Нестерпимо хотелось попить, сделать хоть маленький глоток, чтобы прошла эта горечь во рту, грозившая перейти в приступ рвоты. Она набрала в ладони мутной хлорированной воды и с жадностью припала губами.

Несколько глотков, сейчас будет легче. Сейчас все пройдёт…

Спустя пять минут, когда дверь в туалет периодически начали дергать снаружи, Яна очнулась. Она, стоя у окна с открытой форточкой, жадно вдыхала свежий воздух и бездумно смотрела на соседствующее с больницей серое здание.

В дверь снова постучались, какая-то санитарка, скорее всего, спросила:

– С вами все в порядке, вам не нужна помощь?

– Нет спасибо, – голос охрип, – я уже выхожу.

Пригладила волосы, схватила сумку и, зажав ворот блузки рукой, посмотрела на себя в огромное, начищенное до блеска зеркало.

– Так что никакой ты не бриллиант, Янина. Раз даже ребенка Бог тебе не дает…

12

Стресс, словно лавина, накрыл с головой. Очередной приступ боли оказался самым сильным по сравнению с теми, что были ранее. Яна наглоталась обезболивающих и успокоительных. Муж суетился, и, казалось, не замечал ее состояния. Чтобы лишний раз не показываться ему на глаза, она ушла в спальную комнату. Осмотрев свой гардероб, вяло принялась собирать сумку. Вытащила пару комплектов чистого нижнего белья, шорты, майку, спортивный костюм. Вот и все, пожалуй. Остается захватить пару банных полотенец. Но это – в другой пакет.

В голове шумело, глаза слипались. Как только она уселась на пассажирское сидение в их "туксончике", напало безразличие и апатия. Ехать чуть больше часа.

Село Ивановка, а по факту дачный поселок, вольготно растянулся как раз между двумя городами – там, где Яна родилась и выросла, и там, где они сейчас живут с Сашкой. Несмотря на простое название, Ивановка никак не претендовала на садово-огородническое товарищество. Коттеджи – один другого краше – больше походили на застройки элитного жилого района. Дорога новая, трасса не загружена, так как идет в обход от основной магистрали. Можно спокойно спать.

– Малыш, ты не заболела?

Яна сквозь сон бессвязно промычала, помотав головой. Сашка недоуменно посмотрел на спящую супругу, укрыл ее легким пледом, пристегнул ремень и тронулся в путь. Наверное, он снова переборщил, малышка переутомилась и просто не выспалась ночью. И все-таки Яна слишком бледная, нужно почаще вывозить ее из города.

Он с нежностью взял ее за руку и практически не отпускал всю дорогу. Сердце неприятно ныло. Какая-то туча вновь сгущалась над их гнездышком, он чувствовал это всем нутром, но поделиться с Яной не мог, не хотел беспокоить. И ещё ситуация эта, с беременностью. Кажется, у жены это переросло в одержимость, но так нельзя. Что же делать ему? Что же делать…

Может быть, им друзья что-то дельное скажут?

Кожевников Игорь с Наташкой поженились тем же летом, как только познакомились. Общались уже здесь, в своем городе. Расписались тайком, благо Наташе уже исполнилось восемнадцать. Для этих оболтусов это было как очередное приключение. Потом сознались родителям, ожидая взбучку и возможные скандалы, но что-то пошло не так.

То ли родители Игоря слишком обрадовались, что сын при жене остепенится и перестанет чудить, то ли родители Наташи, удовлетворенные хорошим выбором их дочери, поняли, что она попала в приличную семью. Противиться никто не стал, дружно порадовались, что сэкономили на свадьбе, отправили молодых на две недели на черноморский курорт, а потом выдали ключи от однушки.

Маленькая, но полностью оборудованная и меблированная по последней моде квартирка расположилась в центре города, недалеко от художественной гимназии, где училась Наташа, практически по соседству с Игорехиным институтом.

Молодожены хоть и удивились такому повороту событий, но в чувствах своих не остыли. А благодаря их уютному гнездышку и завязавшейся между ребятами дружбе, у Яны и Сашки вновь появилась возможность встречаться.

Сейчас же Кожевниковы всей семьей переехали на дачу Наташиных родителей, на постоянное место жительства. Для двух пацанят, Ваньки и Митьки, что родились практически друг за другом, свежий воздух и простор шел лишь на пользу. Да и сама Наталья ничуть не тосковала по городу.

Игорь работал большую часть на удаленке, выезжая из дома только по делам или изредка на несколько дней в командировки. И если кому расскажи, что вот эти, располневшие и довольные жизнью люди, когда-то были теми еще шалопаями, никогда бы никто не поверил.

Наташа, после выходки Евы, в гимназии стала плечом к плечу с Яной, поддерживая во всем свою новую подругу. За словом в карман не лезла, отпор давала любой выскочке, пытающейся подражать Вишневской. Относилась к Яне, как к своей сестре. Да и потом, когда разразился скандал с родителями, узнавшими о встречах дочери с деревенским парнем, именно Наташка с Игорем стали единственными, кто поддержал их союз.

Яна спала мятежно, проваливаясь и выныривая из цепких оков сна всю дорогу. Казалось, что она тонет, и ей не хватает воздуха. Но очнуться и выбраться из этого водоворота она не могла. Потом стало легче, теплее, уютнее. Легкое касание губ, щек, глаз, теплый воздух щекочет шею. Она улыбнулась, это Сашка, ее любимый хулиганистый муж.

– Спасибо, никак не могу проснуться, голова тяжелая. В ответ молчание, но вместо слов – поцелуй, глубокий, горячий, сметающий остатки тяжелого сна. Большие и теплые ладони пробираются под кофточку и ложатся на живот, скользят по нежной прохладной коже вверх, до упругих холмиков спелой груди. Яна распахивает глаза, но горячая волна удовольствия прошивает насквозь, от сжатого жаркими губами соска поднимается вверх к горлу, переходит в приглушенный стон, заставляет дрожать и выгибаться навстречу любимому. Сашка смеется, снова покрывая поцелуями лицо, шею, руки, поправляет чашечки кружевного бюстгальтера и опускает на место шелк блузки.

– Яна, ворота уже открыли, мы въезжаем в дачный поселок, просыпайся. Или ты хочешь, чтобы наш страстный секс в машине увидели все жители через камеру наблюдения?

Сон как рукой сняло.

–Саша!

– Да, малыш, я тебя тоже люблю. Но будить тебя по-другому я не решился. Иначе у тебя бы так и было весь вечер дурацкое настроение. А сейчас, посмотри, как прелестно ты улыбаешься.

Яна прижала прохладные ладони к разгоряченным щекам. Неужели она так быстро распалилась? Буквально расплавилась от Сашкиных поцелуев в считанные секунды, еще и, возможно, у всех на виду. По довольному лицу мужа стало понятно, что он это взял на заметку. Быстро одернув задравшуюся короткую юбку, она, смущенная своей реакцией, отвернулась к окну.

– Яна, ты как девочка, ей богу. Знаешь, милая, хотеть мужа – это нормально.

В ответ она хитро улыбнулась и скорчила мужу уморительную мордочку.

– Действительно, любимый, какой хороший способ, чтобы проснуться в добром настроении!

– Прощен?

– Люблю тебя!

– И я…

Ворота жалобно пропищали, подавая знак, что скоро автоматически закроются. Сашка дал по газам, подняв клуб пыли из-под колес. Черт, надо как-то держаться. Не хватало еще дергаться из-за любого предчувствия. Все будет хорошо.

Он потянулся к магнитоле, и прибавил звук радио. Напряжение развеяла популярная задорная мелодия: "… а потом о любви говорить до утра, это юность моя, это юность моя…"

13

– Привет, мои дорогие! – громкоголосая Наташка, выбежала с веранды и кинулась обниматься с гостями. – А как выросли-то, а как загорели-то! Ой, наоборот, бледненькие какие! – хохотала она, продолжая тискать и целовать друзей, приговаривая словами из известного советского мультфильма. – Идемте, идемте, как давно мы не виделись! Проходите. Игорь – на заднем дворе, мангал разжигает.

Словно вихрь, она без умолку болтала и кружила вокруг гостей, предлагая тапочки, выхватывая сумку из рук Яны, и подталкивала друзей ко входу в дом.

– Натаха, погоди ты! – сопротивлялся Сашка ее напору. – Я к Игорю пошел, а вы тут поболтайте пока, а потом к нам. Если помощь нужна будет, зовите. – И, не дожидаясь ответа девчонок, тут же ретировался.

– А мальчики где? Что-то тихо у вас.