– Конечно, мисс Изабелла, я дам вам слово. – Отозвался он, глядя на девушку. – Но сначала я бы хотел послушать наших излюбленных «хорошистов».
Тео знал, кого он имеет в виду и непроизвольно съежился.
Был бы это урок географии, истории или литературы, юноша мог бы смело поднимать руку. Но физика казалась ему настолько неинтересна, насколько не давалась даже усилиями воли. Поэтому по вторникам Теодор испытывал стабильную порцию стресса, самобичевания и тревожного холодка по спине.
– Мистер Остерман, – обратился к нему профессор, – желаете ответить?
Тео приподнялся, а про себя подумал: «Я бы пожаловался на это нездоровое внимание к моей персоне вашей внучке, профессор дедуля, но она еще, к сожалению, не родилась». Юноша поскрипел зубами и мысленно добавил: «Хотя после того, что я вчера узнал, возможно, мы с вами вовсе и не родственники. Поэтому можете смело мучить меня дальше».
– Мистер Остерман. – Вновь повторил профессор – Вы дали обет молчания?
По классу прошелся смешок.
– Профессор Мейер, – выпалил Тео – а давайте я вам на фортепиано сыграю?
Смех стал громче. Вероятно, из-за волнения ученик ответил недостаточно уважительным тоном, хотя не преследовал цели оскорбить педагога.
Учитель приподнялся с места и посмотрел на юношу обжигающим взглядом. В его глазах читалось недовольство, недоумение и, может быть, немного презрения:
– Мистер Остерман. – Профессор зашагал по классу. – Я восхищаюсь вашим талантом и вашими непомерными амбициями. Но столь же сильно, сколь в вас присутствует переизбыток творческой самодостаточности, столь же безмерно вам недостает усердия и, наверное, ума.
«Это было замечание или совет?» – Тео не понял красноречивых высказываний учителя.
– Вы совершенно не желаете думать. – Продолжал профессор. – Вы делаете только то, что у вас получается без особых энергетических затрат. Вы не хотите прилагать усилий к техническим дисциплинам и тем самым ухудшаете итоговые баллы. Неужели Вас устраивает ситуация с Вашим табелем?
– Мне не нужна физика. – Наконец-то ответил юноша. – Моя жизнь – это консерватория, композиторы и музыканты: Руджеро Леонкавалло, Ян Сибелиус, Бенжамин Бриттен, да даже Александр Скрябин и Лев Термен.
Тео продемонстрировал перед классом знания области, в которой разбирался, пытаясь этим компенсировать позорную дезориентацию в физике.
Профессор посмотрел в окно и усмехнулся:
– А вы знаете, милый юноша, что Лев Термен был не только музыкантом?
Тео не ответил, потому что не понимал, о чем говорит учитель.
– Конечно, вы не знаете. Вы думаете, что вас это не касается. – Он перевел взгляд на класс. – И вам невдомек, что в 1920-ом году этот самый музыкант, по совместительству инженер-электромеханик, создал первый электромузыкальный инструмент «Терменвокс», предназначенный для классических и эстрадных исполнений.
Профессор снова зашагал по кабинету:
– Конечно, вам также неизвестен и тот факт, что «Терменвокс» долгое время являлся единственным музыкальным инструментом, на котором играют движениями рук в воздухе, без прикосновений, меняя емкость электромагнитного поля. – Профессор оперся кулаком о столешницу первой парты. – И что самое интересно, вас это не волнует.
Во время пауз между комментариями учителя в классе стояла абсолютная тишина. Именно это заставляло Теодора испытывать максимальное чувство неловкости.
Мистер Мейер обратил свой взор на непослушного ученика:
– И вам также абсолютно бесполезно объяснять, насколько важна эта информация для любого уважающего себя студента консерватории, коим вы так яростно желаете стать. – Закончил профессор. – Садитесь. Неуд.
Тео вернулся на место, не зная, что ответить. Можно было бы в принципе остановиться на Александре Скрябине, но он зачем-то в своих восклицаниях упомянул Льва Термена, желая показать свои широкие познания в музыкальной области. Однако тем самым, он загнал себя в ловушку и получил ответный удар. Профессор не тот человек, с которым можно было соперничать. Теодор зарекся не привлекать к себе лишнего внимания и потупил глаза в пол.
– Вот он тебя растоптал… – Прошептал сосед по парте.
– Помолчи, будь добр. – Отмахнулся юноша.
Профессор пригласил к доске Изабеллу, которая в очередной раз получила «отлично».
Настроение именинника было испорчено. Он винил себя за свой длинный язык и рассуждал, как бы ответил ему профессор, если бы Тео не назвал имени инженера-электромеханика, известного ученику до этого момента только в роли виртуозного виолончелиста.
Завидев в коридоре после уроков Софи, юноша окликнул ее по имени. Девочка разгладила немного помятую блузку и поспешила к другу. Она была преисполнена хорошего настроения, чего нельзя было сказать о ее собеседнике:
– На тебе нет лица! – Изумилась девочка. – Что произошло?
– Мейер. – Емко ответил ученик.
– Что ему от тебя нужно? – Недовольно цокнула подруга.
– Он обещал мне в этом семестре давать слово на каждом занятии, – ответил Теодор, – чтобы я подтянул предмет и исправил ситуацию с прошлого полугодия.
– А ты?
– А я не могу понять ни одного слова из этого текста.
Тео достал из рюкзака учебник по физике и показал подруге. Он открыл параграф на середине книги и процитировал:
– «Скалярная величина, которая характеризует действие магнитной индукции на некий металлический контур…». Софи, ты только послушай! Это же какой-то иностранный язык! – Возмутился он.
Девочка не нашлась, что ответить. Она тоже ничего не поняла из этого загадочного параграфа, но ей это было и не нужно: тему магнитной индукции Софи будет проходить только в следующем году.
Юноша на долю секунды потерял самоконтроль и не глядя швырнул учебник куда-то назад, через голову.
– Тео! – Воскликнула Софи.
Он обернулся и увидел, что книга символично врезалась в дверь кабинета по физике. Она толкнула створку и упала на пол, страницами вверх. На белой бумаге обнажилась глава о ядерных реакторах. Дверь скрипнула и приоткрылась на несколько сантиметров.
Тео поспешно вернулся за книгой и убрал ее в рюкзак.
– Смотри, – сказала подруга, – здесь открыто.
Она отворила дверь и заглянула внутрь. В помещении никого не было.
– Я кое-что придумала. – Девочка поиграла бровями.
– Софи?
– Давай пошалим! – Предложила она.
– Как?
– Мы переставим тебе оценку!