Гений без лица

Теодор играл легко и непринужденно, словно родился «с мелодией в руках». Миссис Кюгель непроизвольно улыбалась. Ее расположение к студенту всегда придавало юноше уверенность в себе. Казалось, словно она мысленно подсказывает ему, где нужно ускориться или сделать паузу. Тео чувствовал музыку. Он любил ее больше всего на свете. И неважно, какой на дворе век: двадцать первый или двадцать второй, Теодор всегда будет любить Листа одинаково сильно.

– Браво. – Склонил голову мистер Кафер, когда мелодия закончилась.

Тео получил «отлично» и совсем был этому не удивлен. Он попросил разрешения остаться после экзамена и потренироваться еще, на что миссис Кюгель дала однозначное согласие.

В период ожидания пианист коротал время, просматривая новости из центра управления системами. Хоть он и был слаб в понимании технических тонкостей современных изобретений, его всегда захватывал мир, который постоянно совершенствовался и удивлял все новыми и новыми возможностями.

Когда студенты и преподаватели разошлись, отличник произнес:

– Приглушить свет.

Зал окунулся в полумрак. Сейчас юноша мог сделать то, чего никогда не делал при посторонних. Он достал из кармана тканевую ленту и завязал глаза. Теперь он играл на ощупь. Теодор еще раз повторил «La Companella», потом перешел на более медленные композиции. Он вспомнил Хорватскую Рапсодию, а также несколько произведений Баха. Тео прикасался к клавишам плавно и бережно: длинные пальцы перебирали звуки, диктуя инструменту настроение.

Юноша играл музыку и все думал о том, как проведет свое шестнадцатилетние во второй раз. Сегодня ему в голову пришла одна очевидная мысль. Он удивился, почему не подумал об этом раньше:

– Я всегда считал, что обе мои жизни никак друг с другом не связаны. – Говорил он себе. – Но тогда почему и там и здесь я выгляжу одинаково и ношу одно и то же имя?

Студент снял повязку и снова убрал ее в карман:

– Что это, сон? Или я живу в двух параллельных мирах, раскалывающих мою личность на части?

Вдруг Теодор осознал, что находится в помещении не один. Он обернулся. Едва выглядывая из-за кулис, стояла девочка. Она имела тонкую фигуру и казалась немного угловатой. На голове был завязан красный ленточный бант. Ее одежда оказалась весьма причудливой: незнакомка носила красный сарафан в клеточку и белые полосатые колготки. Девочка продолжала держаться обеими руками за кулису, хотя уже не скрывала своего присутствия. Она с любопытством разглядывала Тео: кажется, ее очень заинтересовали сапоги студента.

– Впечатляет. – Улыбнулась незнакомка.

– Что именно?

– Я видела, как ты закрыл глаза повязкой.

– Тебе мама не говорила, что подглядывать нехорошо? – Тео развернул корпус и теперь сидел спиной к музыкальному инструменту.

– Я слишком взрослая, чтобы спрашивать разрешение у мамы.

– Неужели? – Изумился он. – И сколько же тебе лет, взрослая?

– Тринадцать. – Гордо сообщила юная мисс.

Теодор рассмеялся. В 2106-ом году было много вундов, и совершеннолетие можно было получить намного раньше. Но девочка выглядела как самый обычный ребенок. Ее глаза выражали детскую беспечность. Юноша сразу понял, что она пришла сюда не одна.

– Я Тео. – Он протянул ладонь девочке.

– Я Астрид. – Она добродушно сжала ладонь в ответ. – Ты научишь меня так играть?

– Не думаю. – Юноша замялся. – Из меня плохой учитель. Тем более, чтобы так играть, нужно постоянно тренироваться.

– Я тренируюсь! – Возразила девочка и тут же села за инструмент, оттолкнув при этом в сторону своего нового знакомого. Тео с изумлением повиновался и встал возле нее.

Он ожидал услышать что-нибудь классическое и даже хотел мысленно попытаться угадать, что покажет ему юная пианистка. Теодор знал много упражнений для начинающих, но в своем обучении подолгу на них не останавливался. Когда Тео вспоминал свои первые уроки фортепиано, перед глазами всегда появлялся образ восхищенной миссис Кюгель, с которой он был знаком задолго до поступления в консерваторию. Она давала ему частные уроки, дополняющие занятия в музыкальной школе, и постоянно отмечала «несравненный талант и поразительную восприимчивость».

Девочка взмахнула пальцами и принялась ударять по клавишам, совершенно не разбирая, куда попадает. Инструмент взвыл и заскрипел, а Тео тут же закрыл уши руками. Юная пианистка, как оказалось, была не способна ни музицировать, ни вести себя прилично. Она знала, что своими действиями доставляет ему только дискомфорт, но продолжала грубо стучать по белым и черным клавишам.

– Астрид! – В зале появилась миссис Кюгель. – Что ты делаешь? Немедленно прекрати!

Миссис Кюгель застучала каблуками в сторону несостоявшейся пианистки. Она размашисто двигала руками, приготовившись оттаскивать девочку от пережившего непотребство инструмента.

Девочка остановилась и виновато посмотрела в лицо женщины, едва сдерживая непроизвольный смешок.

– О, так она ваша? – Спросил Тео.

– Да, да. – Женщина поспешно схватила ребенка за руку. – Это моя родственница. Навязали сегодня на мою голову это безобразие. Астрид, нам надо серьезно поговорить!

– Да у нее талант! – Съехидничал юноша.

– Ох, перестань, Остерман! – Миссис Кюгель сверкнула глазами. – Тебе пора закругляться, мы закрываем помещение.

Девочка перестала сдерживаться и беззвучно захихикала, подмигивая новому знакомому.

– Да, я уже ухожу. – Он заторопился к выходу.

– Тео, ты слишком усердно работаешь. Нельзя так. – Сказала миссис Кюгель на выходе. – У тебя день рождения, а ты проводишь драгоценные часы в консерватории.

– Я как раз собирался на ужин к маме. – Возразил именинник. – Она ждет меня на торт и семейный просмотр фотоальбома.

– Что ж, надеюсь, ты хорошо проведешь время. – Миссис Кюгель улыбнулась и потянула девочку за руку.

Когда створки залы закрылись, а впереди протянулся продолговатый коридор, девочка запнулась о порожек, всматриваясь в робота на входе. Миссис Кюгель что-то прошептала ей раздраженным голосом и сильнее дернула за руку.

Тео задумчиво наблюдал за тем, как они удалялись по коридору. На повороте девочка обернулась и крикнула:

– Пока, Тео! – Она помахала ему рукой.

– Пока, Астрид.

Юноша снова воспользовался воздушным метро. После утренних новостей об аварии он чувствовал некоторую неуверенность в общественном транспорте, но денег на собственный аэромобиль у него не было. Стипендия едва позволяла покрывать аренду квартиры, где он проживал. Питание оплачивала мать.

Маме было уже почти пятьдесят лет. С отцом Теодора, на данный момент уже ушедшим в мир иной, они поженились довольно-таки поздно. Она не торопилась замуж, а когда все-таки скрепила отношения узами брака, то вскоре осталась вдовой. Отец умер, едва Тео исполнилось шесть.

После смерти мужа женщина больше не стремилась к браку. У нее есть сын, и ей этого вполне достаточно. Теперь, она была одинокой и беспричастной к окружающему миру.

Сейчас одиночество женщины обусловлено вдовством, но до появления Тео был ряд других объективных причин. Хельге Остерман, в девичестве Мейер, было некогда заниматься личной жизнью: до тридцати двух лет она ухаживала за своим старым родственником, уважаемом при жизни профессором, который внес огромный вклад в науку пространственно-временных технологий.

Хельга не раз говорила, что Генри Мейер, ее дедушка, был удивительным человеком, примерным семьянином и великим ученым. Его опубликованные работы легли в основу многих современных изобретений, усовершенствовавших технологии путешественников во времени. Именно он создал аппарат, который должен в ближайшем будущем открыть новые горизонты странникам во времени и проложить путь в двадцать четвертое столетие. Конечно, работа еще не закончена и ждет научного вклада иных умов, но фундамент уже заложен. И заложен именно усилиями профессора Мейера.

Тео внимательно слушал рассказы матери, но никогда не поддерживал этот разговор и всегда уклончиво пытался перевести тему в другое русло. На то у него была весьма любопытная причина.

Теодор не рассказывал родительнице о своей параллельной жизни, в которой ее любимый профессор здравствует и процветает. Он старался избегать разговоров, пересекающих его параллельную судьбу, так как боялся сболтнуть лишнего. Тео считал, что мама не поверила бы в его необычайное двойственное существование. А даже если бы поверила, то не смогла бы понять.

Но это не единственная причина, по которой Тео избегал вопросов о прошлом. Он давно пребывал в страхе узнать что-то о своей параллельной судьбе. Ведь наверняка в этом столетии вторая версия Теодора, родившаяся в 2028-ом году, уже состарилась и умерла. Получение информации о прошлом могло привести к тому, что Тео узнает, куда приведет история его более раннюю версию, и он проживет одну из жизней в полном известии о том, как все случится. Тео считал, что это неправильно. Ему бы не хотелось знать ни ключевых моментов своей жизни, ни тем более даты смерти. Он предполагал, что день смерти в одной реальности может совпасть с днем смерти во второй реальности. А это значит, что он вполне мог бы знать точно отведенный ему срок. Во избежание этого, он никогда не искал информации о себе самом и уклонялся от опасных разговоров.