На пути к плахе

Все обитатели дома также столпились у места происшествия.

– Бандиты, разбойники хотели ограбить нас, – ответил Брай. – Нам нет надобности торопиться, друзья.

Суррей также подошел поближе. В это время появился солдат из замка и направился к Суррею.

– Вы должны спешить, – тихо сказал он, – молодая дама в безопасности.

– Задержите этих людей! – простонал Пельдрам.

– Кто же вы? – спросил солдат.

– Пойдемте, Брай, нам лучше уйти!

Брай и Суррей вышли на двор. Лошади были готовы, всадники вскочили на седла и выехали через открытые ворота на улицу, где уже собралась толпа. Вскоре после этого Суррей, Брай и Джонстон далеко оставили за собой Четсуорт.

– А Филли? – спросил тогда Брай.

– Она в безопасности, – ответил Суррей.

– Куда мы направим свой путь?

– Я сам еще не знаю этого.

Гекки скоро испустил свой последний вздох, но Пельдрам быстро оправился, и все происшествие явилось в настоящем освещении. Его полномочия были таковы, что приказания должны были исполняться, а последние клонились к увеличению строгих мер, касавшихся заключения Марии Стюарт.

Вследствие новых распоряжений королева была разлучена со своей свитой, ей оставили только две комнаты и одну женщину для услужения. Случайно выбор пал на Тони.

При обыске в замке, в прежних комнатах Марии и в принадлежавших ей вещах все-таки ничего не нашли.

Присутствия Филли в замке тоже, казалось, никто не замечал; конечно, она держала себя по возможности в тени. Среди людей, не знавших ее, она слыла за служанку леди Джейн Сейтон. К тому же она так изменила свою внешность, что ее и не могли узнать.

Как только явилась возможность, Пельдрам послал свои донесения Берлею.

Глава шестая

Ценная голова

Следствие по делу Норфолка длилось до января 1572 года. Наконец двадцать четвертого числа этого месяца состоялся суд в большом Вестминстерском зале. Норфолка обвиняли в намерении лишить королеву Елизавету престола и жизни, в желании вступить в брак с Марией Стюарт, к которой он, как судья над ней, должен был относиться как к убийце и нарушительнице супружеской верности, а также в изменнических сношениях с папой римским, испанским королем и другими врагами.

После предъявления и признания доказательств, герцогу дано было право защищать себя, что он и исполнил, в общем, с ловкостью, умом и убедительностью. Одно лишь было позорно с его стороны – он с презрением говорил о браке с Марией Стюарт. Но его защитительная речь не увенчалась успехом. После долгого совещания члены суда единогласно приговорили его к смерти. Приговор был объявлен герцогу в тот же день, и он выслушал его спокойно.

– Милорды, – сказал он, – я умираю верным моей королеве, насколько это только возможно. Вы вытолкнули меня из своего круга, но я надеюсь вскоре быть в лучшем кругу. Я не прошу никого из вас ходатайствовать за мою жизнь. Для меня все кончено. Но я прошу вас быть моими заступниками у ее величества, чтобы она не лишила своей доброты моих бедных осиротелых детей, уплатила мои долги и не оставила в нищете моих бедных слуг.

Пред смертью познается настоящий характер человека. Поступив недостойно относительно Марии, Норфолк, несмотря на свою речь на суде, написал еще письмо Елизавете, в котором выражал свое раскаяние, молил о милости и в особенности просил монархиню позаботиться о его детях.

Совершенно иначе поступила Мария по отношению к нему. Вскоре после того, как были увеличены строгости ее заключения и она еще не подозревала, что процесс Норфолка примет столь печальный оборот, она также написала Елизавете, прося о смягчении своей участи, но эта просьба осталась без внимания. Услышав о смертном приговоре Норфолку, Мария плакала день и ночь и объявила, что смерть Норфолка принесет ей более огорчения, чем кончина ее первого супруга Франциска II, которого она все же бесконечно любила.

В эти часы ее скорби Филли удалось пробраться к ней и посоветовать обратиться лично к Елизавете с просьбой о помиловании Норфолка. Мария ухватилась за эту мысль и написала трогательное письмо, которое Филли взялась передать.

Храбрая женщина, с вверенным ей письмом, покинула Четсуорт и отправилась в Лондон, прежде всего к своей матери.

Графиня Гертфорд, следившая со вниманием и не без сердечного волнения за текущими событиями, приняла ее с радостью. В это же время Филли написала следующее письмо своему мужу Лестеру:

«Милорд, мой господин и повелитель! Вы, быть может, рассердились на меня за то, что я без Вашего разрешения покинула указанное Вами мне местопребывание, и, быть может, думаете, что вследствие пережитых Вами обстоятельств я изменилась к Вам в своих чувствах. С первым я мирюсь, но второе было бы заблуждением с Вашей стороны. Я ушла с намерением быть Вам полезной, и мне было больно, что Вы не выказали мне доверия, которым наградили дурных, вероломных людей. Моя любовь к Вам осталась неизменной; я готова быть Вам служанкой – всем, чем хотите, как это уж и было. Никогда не бойтесь, что я предъявлю к Вам какие-нибудь требования или претензии. Взамен этого я делаю это для другой особы, страдания которой так же велики, как незаслуженны. С чувством удовлетворения и радости я узнала, что вы не играли никакой деятельной роли во враждебной ей партии. Эта причина дает мне смелость просить Вас передать прилагаемое письмо несчастной королевы Марии Стюарт в руки королевы английской. В этом письме королева просит о помиловании Норфолка. Ведь герцог был также и Вашим другом. Итак, я по-прежнему близка Вам; прикажите только – и у Вас сейчас же будет Ваша Филли».

Филли присоединила свою записку к письму королевы и послала весь пакет к фавориту Елизаветы со своей матерью.

Когда лорду доложили о графине Гертфорд, он колебался, принять ли ее, но благоразумие решило этот вопрос утвердительно. Лестер все-таки принял графиню холодно, до известной степени вооруженным против всяких требований и упреков; взяв письмо, он вскрыл его, глазами пробежал несколько строк, и то, что он понял, заставило его моментально испугаться. Однако он сейчас же стал читать письмо.

Быть может, Лестер вспоминал прекрасные часы, прожитые им с Филли, так как при чтении его черты становились мягче, нежнее, и несколько раз он глубоко вздохнул.

Прочитав письмо, он долгое время оставался в раздумье, а затем произнес:

– Я постараюсь исполнить желание леди, но скажу прямо – надежды на успех очень мало.

Графиня поклонилась.

– Я также желал бы повидать вашу дочь, – продолжал он, – сегодня вечером я навещу ее.

Графиня снова поклонилась и вышла от лорда, чтобы поспешить к дочери и рассказать ей о своем посещении.

Филли была чрезвычайно рада сообщенному известию о визите лорда.

Лестер сдержал слово относительно письма Марии. Правда, он передал его королеве Елизавете не сам, так как это было для него слишком опасно, а доставил его в руки королевы другим способом.

Как и нужно было ожидать, письмо не привело ни к чему. Мария Стюарт была, быть может, самой неподходящей заступницей для герцога Норфолка.

Свидание Лестера с Филли состоялось еще в тот же вечер. Филли была все еще так же красива, как прежде; и при виде ее прежняя страсть снова возгорелась в сердце лорда, и он провел счастливый вечер в доме графини. Но он не ограничился этим. Он объявил, что не желает более отпускать от себя Филли, и было решено сообща, что она вместе с матерью переселится в его замок Кенилворт.

Елизавета долго медлила подписать смертный приговор Норфолку. Не было недостатка в людях, просивших о помиловании и смягчении, но ее сопротивление поддерживалось строгим, неумолимым лордом Берлеем.

Наконец 31 мая 1572 года Елизавета подписала вынесенный Норфолку смертный приговор, а 2 июня 1572 года Лондон снова сделался свидетелем зрелища, которое видел так часто в прежние времена и которое ему предстояло нередко видеть и в будущем.

Ровно в восемь часов утра двери Тауэра отворились, чтобы выпустить Норфолка. На Тауэр-Гилле был воздвигнут для него эшафот. Норфолк вступил на роковой помост спокойно и с достоинством.

По старинному обычаю в Англии преступнику позволялось держать речь пред казнью, и у врат вечности говорилось много замечательного как невинно, так и справедливо осужденными. Норфолк воспользовался правом, которое предоставляло ему это освященное веками обыкновение, и долго говорил к народу, после чего обратился с молитвой к Богу и положил голову на плаху, не позволив завязать себе глаза. Секира палача сверкнула в воздухе, и великому заговору герцога пришел конец.

Во время всех этих событий Мария Стюарт была переведена из Четсуорта в Шеффилд, где содержалась под строгим надзором Шрусбери. Остальные соучастники заговора были наказаны различным образом, хотя не поплатились жизнью; большинство из них постигло изгнание и конфискация имущества. Епископ росский также очутился в числе изгнанников, причем ему пригрозили жестокой карой, если бы он посмел вернуться обратно. Балльи был схвачен и препровожден за границу.

Зато Кингстону повезло. По ошибке Берлею было доложено о смерти Пельдрама, как и Гекки. Это была значительная потеря для министра. Но так как теперь он освободился от обещания, данного Пельдраму, то подумал о замене последнего. А кто же мог заменить его лучше Кингстона? И вот после переговоров с министром смелый злодей исчез из Тауэра. Когда Пельдрам снова появился, то от него отделались, сообщив ему, что его враг бежал по недосмотру своих сторожей. Позднее мы познакомимся с деятельностью этих обоих искателей приключений и результатом их встречи.

Глава седьмая

Временное затишье

Неудача заговора герцога Норфолка охладила пыл не только шотландцев и англичан, но и почти всех народов Европы.

Некоторое время никто не помышлял о способах освобождения из неволи Марии Стюарт и восстановления ее прав. У нее самой была отнята малейшая власть затеять новые политические интриги, тогда как у ее приверженцев как будто пропала к тому всякая охота.