Тринадцатый принц

***

Рик провалялся в жару и беспамятстве два дня, все это время Виго практически не отходил от него, забывая про свои нужды. Служанка приносила еду и уносила ее нетронутой. Виго поил Рика водой, давал лекарство из склянки, оставленной старым лекарем, обтирал мокрым полотенцем. Ночами, когда Рику становилось хуже, Виго ложился рядом с ним и крепко обнимал, представляя, как весь жар и боль из тела друга постепенно переходит к нему и сгорает внутри синим пламенем. Под утро второй ночи Рик перестал метаться в бреду и затих, постепенно его дыхание выровнялось, и он заснул спокойным, нормальным сном. Виго, измотанный вконец за эти двое суток, тоже отрубился рядом, продолжая обнимать Рика.

Так их и застал старик-лекарь, пришедший проверить раненого. Кое-как растолкал и выгнал с кровати Виго, проверил пульс у Рика и, с довольным видом насвистывая, принялся смешивать новое снадобье для больного. Виго, на скорую руку умывшись холодной водой, присел рядышком. Ему до сих пор так и не удавалось расспросить старика, и он решил попытаться сделать это сейчас.

– Дедушка, – осторожно начал Виго, – а кто вас сюда прислал? Откуда вы узнали, что здесь ранен человек, и нужна ваша помощь?

Старик недовольно покосился на принца и нехотя проворчал:

– Откуда надо, оттуда и узнал. Не лезь под руку, видишь – занят.

Виго решил подойти с другой стороны:

– А сколько мы вам должны за лечение?

– Нисколько не должны! – расфыркался старик. – У тебя денег не хватит, чтоб оплатить мои услуги, молодой человек! У меня ученая степень, я тебе не какой-то там лекаришка без имени и звания! Я – великий Зороар! Я – личный лекарь короля Видариона Непоколебимого! – тут старик осекся, понял, что сболтнул лишнего и обиженно замолчал, надувшись и бурча себе под нос.

– Так вас прислал отец? – принц потрясенно смотрел на лекаря. – А он откуда узнал, что Рик ранен?

– Все, что происходит в этом дворце, молодой человек, становится известно Его Величеству, ведь он – Король!!! – с пафосом прокричал старый лекарь, и его смешная козлиная бородка мелко затряслась. Старик от избытка чувств даже прослезился и полез в карман за большим клетчатым платком. Он вытер слезы, громко высморкался и, убрав платок обратно, вдруг со смиренным и даже заискивающим видом повернулся к принцу:

– Ваше Высочество, я вас очень прошу – не говорите королю о том, что я проболтался. Он велел не сообщать вам, что я здесь по его приказу. Мне не хотелось бы разочаровывать моего господина… Еще меньше мне бы хотелось его разозлить.

Виго смутился и пообещал, что никому не скажет. Старик выдал принцу очередную склянку со снадобьем, забрал старую, и откланялся, приняв прежний неприступный вид. Виго с ошеломленным видом остался сидеть возле спящего Рика. Тот что-то пробормотал во сне, попытался перевернуться на бок, вскрикнул от боли и открыл глаза, уставившись на Виго. Принц бледный и растрепанный сидел на его постели, и улыбка медленно расплывалась на его лице от уха до уха. Не успел обрадовавшийся Виго ничего сказать, как Рик закрыл глаза и загробным голосом простонал:

– Воды…

Принц тут же скатился с постели, трясущимися руками налил воды из графина и поднес стакан к губам Рика, приподняв его голову другой рукой. Тот выпил всю воду и откинулся на подушку с видом умирающего. Принц уставился на него с готовностью выполнить любую просьбу раненого. Рик из-под ресниц с интересом наблюдал за ним. Следующие полчаса он развлекался тем, что заставлял Виго исполнять все прихоти, какие только взбрели ему в голову. Виго то пел ему песенки, то рассказывал сказки, то открывал ставни – раненому душно, то закрывал – раненому холодно, и только, когда Рик потребовал, чтоб тот встал на голову и подрыгал ногами, принц заподозрил неладное и изучающе уставился на больного – в своем ли тот уме, вообще.

Рик не выдержал и прыснул от смеха, тут же скривившись от боли в раненом боку. Виго понял, что его развели, и тоже заулыбался. Зашла служанка с подносом в руках. Рик привычно скуксился, ожидая увидеть миски с дурно пахнущей похлебкой, но на него вдруг пахнуло вкусным куриным бульоном, и он заинтересованно уставился на поднос с едой. Обед действительно был поразительным: куриный бульон с зеленью и яйцом, на второе – каша с мясными колбасками, и даже стоял кувшин с разбавленным красным вином.

Парни раскрыли рты. Опомнившись, накинулись на еду и смололи все подчистую, запив разбавленным вином. После сытного обеда у Рика проснулась былая гиперактивность, и он уже не мог больше отлеживать бока в постели. Ему резко захотелось на свежий воздух. Виго попытался его отговорить, но это было бесполезно. Пришлось смириться и отправиться вместе с ним в парк. Принц помог своему телохранителю кое-как одеться, и они, обнявшись и пошатываясь, как двое забулдыг, отправились на прогулку.

День был солнечный и жаркий, поэтому они зашли вглубь парка и расположились возле фонтана, который до сих пор так никто и не отремонтировал. Рик улегся на траву и смотрел в небо, окруженное кронами деревьев, которые покачивались в такт дуновениям теплого ветра. Виго сидел рядом, прислонившись к стволу дерева, и рассказывал Рику о том, что происходило, пока тот был в отключке.

– Выходит, отец в курсе того, что происходит в моей жизни? – Виго задумчиво грыз травинку. – Или он узнал об этом случайно, и ему до сих пор было наплевать? А если ему было наплевать, то почему сейчас он внезапно проявил такую милость и спас тебя, прислав лекаря?

Вид у принца был несчастным, и Рик, не выдержав, рассказал ему о разговоре с королем тогда, в Аллее Скорби. В глазах у Виго засветилась надежда:

– Значит, отцу не наплевать на меня? Он переживает за меня?

– Так вы с твоим отцом совсем не общаетесь что ли? – Рик поборол неловкость и задал давно интересующий его вопрос.

– Нет, – повесил голову Виго. – Я пару раз видел его раньше на дворцовых церемониях, куда меня допускали. Чаще всего я общался с матушкой, она иногда приходила меня проведать, – принц хотел привычно умолчать о причинах и последствиях посещений королевы, но тут вдруг его прорвало, и он все выложил Рику. Пока Виго рассказывал о том, что ему пришлось пережить, Рик сперва приподнялся на локтях, потом сел и слушал признания принца, не сводя с него ошарашенного взгляда. В этом взгляде поочередно проявлялась вся гамма чувств: от недоумения и неверия, до гнева и откровенной ярости.

Виго, рассказывая о пережитом, не поднимал глаз, но потом взглянул на друга и испугался: взгляд Рика был страшен. Рик, выросший в любви, даже не мог предположить, что такое отношение вообще возможно в семье по отношению друг к другу, а тем более к ребенку. Он тяжело дышал и сжимал кулаки и готов был сию же минуту высказать королю и королеве все, что о них думает. В общем, им крупно повезло, что они не попались в этот момент на глаза телохранителю Тринадцатого принца, а то б им досталось на орехи.

Рик, поймав испуганный взгляд принца, взял себя в руки, судорожно выдохнул и постарался улыбнуться. Получилось не очень, судя по панике, отразившейся на личике Виго. Рик поднял руки в успокоительном жесте – все-все-все, я в норме. Больше они об этом не говорили.

Через несколько дней, когда старый Зороар, осмотрев рану Рика, одобрительно присвистнул и сказал, что рана почти полностью затянулась, Рик уже не мог больше сдерживать свои страстные порывы, и они опять начали посещать тренировочный зал. Сперва телохранитель осторожничал в упражнениях – боль давала о себе знать, но рана уже не кровоточила. Постепенно Рик вошел в прежнюю форму и больше не сдерживал себя.

Как следует размявшись, Рик повел Виго на обещанное стрельбище. Подобрав для мальчика лук по силам и кратенько объяснив технику безопасности, он показал, как натягивать тетиву и куда целиться, и встал в сторонке, наблюдая за действиями ученика. Виго не посрамил своего учителя и в скором времени уже уверенно попадал в цель с тридцати шагов. Пальцы, конечно, с непривычки ободрал, но был счастлив как никогда.

На следующий день Рику в Службе Дворцовой Охраны выдали новый комбез и немаленькую сумму наличных, полагающихся за ранение при исполнении. «Хм, а жизнь-то налаживается!»

Глава 9

Ее Величество Королева Эвелина посетила своего отца в его отнюдь не скромном жилище. Особняк Главного Советника при Его Королевском Величестве был чуть ли не больше королевского дворца и находился аккурат напротив него, на другой стороне Дворцовой площади. Главный Советник любил поговаривать, что работа должна быть в шаговой доступности от дома, чтоб проблемы с транспортом не отвлекали от рабочих процессов.

По регламенту он мог бы поселиться и в самом дворце, его должность способствовала получению определенных и многочисленных преференций от самого короля. По издавна заведенным правилам, проживание во дворце – это вообще-то прямая обязанность Главного Советника, чтоб глава государства всегда имел возможность в любой момент времени использовать его по прямому назначению, то бишь потребовать совета на любой животрепещущий вопрос. И так и было до сих пор, пока на эту должность не вступил глава клана Первых Барсануфиус Лизоррский.

Он обладал неимоверным властолюбием, величайшей заносчивостью и огромнейшим богатством. При этом был очень маленького роста, почти карликом, и из-за этого с юных лет ужасно комплексовал, компенсируя недостаток роста почти маниакальной любовью ко всему большому. Во всех смыслах этого слова. Он буквально трепетал от желания иметь что-то больше и лучше, чем у других. Если он не может быть выше других, то должен быть богаче, могущественнее, успешнее! – таков был жизненный девиз Барсануфиуса.

Поговаривали, что давным-давно, после Великого Мора, охватившего весь Ободиум и выкосившего почти все взрослое население Лерадии, выжившая молодежь этой страны сбилась в банды и начала передел власти. Саму властную верхушку эта борьба не сильно затронула, поскольку тогда в народе еще считалось, что королевская кровь священна, и король – помазанник божий. Поэтому, когда взрослые члены королевской семьи вымерли от болезни, на престол посадили чудом оставшегося в живых малолетнего наследника и оберегали его от других претендентов на трон, как зеницу ока.

Вокруг бурлили страсти. Не все придворные кланы в то бурное время сумели сохранить свои властные позиции у трона, многим пришлось потесниться, а некоторым – и вовсе исчезнуть с арены событий. Иных же вознесло к престолу буквально из ниоткуда, из самых низов. И одним из них стал новоиспеченный клан Первых. По слухам, основателем клана Первых стал безродный морской пират Мортан из Лизорры, сколотивший вокруг себя шайку громил. Именно этот пират и оказался волею судеб спасителем королевского наследника, которого собственные кровные родственнички чуть не отправили на тот свет вслед за родителями, желая посадить на трон его двоюродного брата.

Благодарный наследник , сохранивший престол и свою жизнь с помощью шайки пиратов, одарил Мортана титулом и землями. Он безоговорочно доверял своему спасителю, поэтому назначил его сперва собственным регентом, а после своего совершеннолетия – Главным Советником и Казначеем. С тех пор клан Первых постоянно усиливал свои позиции и неустанно наращивал собственное богатство и могущество. Все ныне существующие законы и правила в Королевстве Лерадия были созданы с учетом интересов клана Первых и никак иначе.

Поэтому потомок славного пирата Барсануфиус Лизоррский считал, ничтоже сумняшеся, что имеет полное право нарушать законы и правила в своих интересах. Но делал он это скрытно, так, чтоб комар носа не подточил. Что-то изменял, вводя многочисленные поправки в законы так, что теперь их можно было трактовать как угодно, в зависимости от требуемого результата. Что-то просто игнорировал, понимая, что вряд ли кто-нибудь рискнет пойти против него.

Примером его хитроумия мог служить особняк, который он выстроил уже будучи Главным Советником при Его Королевском Величестве. Под предлогом искоренения устаревших методов управления государством вообще и столицей в частности Барсануфиус протолкнул необычную в то время идею постройки Дворцовой Ратуши на месте городского парка. Под шумок выбил разрешение на постройку за свой счет небольшого флигеля рядом с ратушей для себя и своей семьи. К слову сказать, это было еще при при покойном короле, батюшке ныне здравствующего.

В результате всех хитросплетений и подтасовки документов флигель приобрел официальный статус Дворцовой Ратуши, а грандиозное здание рядом, построенное на средства государственной казны, отошло в собственность Барсануфиуса. Мало того, чтоб потешить свою манию величия, Главный Советник велел увеличить размер своего и без того не маленького особняка не в ширину и не в высоту – дабы сохранить хоть какие-то приличия и лишний раз не возбуждать зависть у конкурентов – а в глубину.

Под особняком раскинулось огромное подземелье в три яруса высотой, благоустроенное и оснащенное по последнему слову техники лифтами на энергетическом приводе для удобства перемещения людей и грузов. Там он хранил свои несметные богатства, там же предпочитал проводить свое свободное время, которого у него было не так уж и много. Даже сейчас, не смотря на свой более чем почтенный возраст, Барсануфиус все свои дела вел сам, не доверяя никому, кроме своей единственной дочери Эвелины и младшего внука Варениана.

Сидя во главе огромного стола в обеденном зале, который своими размерами и роскошью ничем не уступал (скорее превосходил!) Парадному Залу во дворце короля, Барсануфиус царственно наблюдал за дочерью и внуком, сидевшими поодаль напротив друг друга. За каждым стоял прекрасно вышколенный лакей. Большое расстояние между собеседниками и присутствие обслуживающего персонала мало способствовало приятной, а тем более деловой беседе, поэтому обедали в гробовой тишине. Слышно было только легкое звяканье столовых приборов и невоспитанное чавканье Варениана.

К обеду тот спустился в дезабилье, заспанный, с всклокоченными волосами. Эвелина лишь слегка поморщилась. Барсануфиус все же слегка пожурил любимого внука, который, впрочем, привычно проигнорировал брюзжание деда и гримасы мамочки, чмокнул обоих и тут же накинулся на еду. Он был донельзя избалован и тем и другой и делал все, что хотел, зная, что его простят и помогут в любом случае. Любовь матери и деда он воспринимал как должное. Впрочем, нелюбовь всех остальных родственничков он тоже воспринимал спокойно. Варениан не склонен был к рефлексии и самокопанию.

Все же в общении с родственниками он никогда не перегибал палку, и они видели в нем просто маленького избалованного ребенка. Этому способствовал и его внешний вид – этакий ангел во плоти: белокурые локоны, выкрашенные и постриженные по последней моде, огромные голубые глаза, пухлые губы бантиком, тонкие музыкальные пальцы, субтильная фигура. В свои полные двадцать лет он выглядел лет на пятнадцать, а то и меньше. Поэтому всерьез Вареника никто не воспринимал, и он позволял себе любые шалости.

Закончив обед, отец и дочь спустились на лифте в подземелье. На верхнем ярусе находилась тайная комната, которую Барсануфиус использовал как переговорную при обсуждении вопросов крайне важных и секретных. Здесь никто не мог подслушать или подглядеть. В подземных ярусах у старого конспиратора даже обслуживающий персонал был особый и состоял из двадцати человек внутренней охраны и десяти уборщиков. Все – кастраты, все были обязаны Барсануфиусу жизнью.

Они никогда не покидали подземелья, да и не стремились – наверху их могла обнаружить Тайная Служба Сыска, и тогда их ждала неминуемая смерть. Здесь внизу они были живы, а остальное их уже мало интересовало, отчасти благодаря своему нынешнему физическому состоянию, которым они были обязаны Барсануфиусу. Добровольная кастрация – один из пунктов договора, который они подписывали, соглашаясь на пожизненное служение в подземелье. В исполнении договора Барсануфиус был крайне щепетилен: все честно, никакого мелкого шрифта.

– О чем ты хотела поговорить, Эви? – Барсануфиус уютно расположился в кресле с высокой спинкой и специальной подставкой под ноги и приготовил баночку с нюхательным табаком – единственную слабость, которую он себе позволял, оправдывая тем, что табак якобы помогает ясно мыслить.

Эвелина села напротив и, в упор глядя ему в глаза, вкрадчивым голосом спросила:

– Папа, ты приказал убить этого треклятого телохранителя мелкого ублюдка?

Барсануфиус, загнавший в нос порцию табака, закатил глаза, оглушительно чихнул, потряс головой и укоризненно взглянул на дочь:

– Я уже в курсе происшедшего, мне доложили. Почему ты решила, что это я, дорогая? Какой мне в этом резон?

– Резон всегда можно найти, если постараться, ты согласен? – ага, где-то она уже это слышала.