Заклинатель снега

Джон уже переоделся в деловой костюм. Я посмотрела на него с пола, запрокинув голову.

– Умираю от жары.

Он оторопело посмотрел на меня.

– Айви, но ведь есть кондиционер… Ты не нашла пульт?

Мы долго смотрели друг на друга. Кондиционер? Я даже не знала, как выглядит кондиционер, за последние двадцать четыре часа из меня вылилось пота больше, чем за всю мою жизнь. И он сказал мне об этой штуке только сейчас?!

– Нет, Джон, – ответила я, старательно сдерживая раздражение, – я не заметила здесь никакого кондиционера.

– Да вот же он, – сказал он спокойно, входя с портфелем в руке. – Смотри!

Он взял с письменного стола белый пульт и показал, как регулировать температуру. Потом направил его на короб над шкафом, и тот пискнул. Через пару секунд с едва слышным гулом короб начал выдувать прохладный воздух.

– Так лучше?

Я медленно кивнула.

– Прекрасно. А теперь мне пора бежать. Уже опаздываю. Кое-какие дела я могу делать и из дома, так что вернусь днем. Хорошо? Если захочешь что-нибудь себе приготовить, то в холодильнике полно еды.

И снова в его глазах я уловила беспокойство.

– Не забудь поесть. И обязательно звони мне, если что.

Я занялась рисованием. Мне нравилось теряться в белых листах, давать жизнь уникальным образам. Для меня это не только развлечение – это необходимость, интимный, молчаливый способ спрятаться от мира и окружающего хаоса. Рисование помогало мне почувствовать себя. В Канаде я вооружалась блокнотом и карандашом и делала наброски всего, что видела: листья, горы, пунцовые леса, грозовое небо, дом в снегу и два ясных глаза, похожие на мои…

Ресницы задрожали, сжалось горло, дыхание сбилось. Я сдавила в пальцах сангину, ощущая внутри себя темноту, которая вибрировала какое-то опасное мгновение. Как дикое животное, мрак принюхивался ко мне, собираясь поглотить, но я сидела неподвижно, притворившись мертвой, и не позволила ему собой завладеть.

Мгновение спустя, подталкиваемая невидимой силой, я подцепила пальцем пару страниц и перевернула их.

И встретила его взгляд, запечатленный на бумаге. Долго смотрела на него в тишине, не смея провести пальцами по рисунку.

Именно это я испытывала всякий раз – неспособность улыбнуться, иногда даже дышать, нежелание представлять будущее, жизнь без него, поэтому и искала его повсюду. И видела его только во сне.

Он говорил мне: «Будь стойкой, Айви!» Боль, которую я испытывала, была такой реальной, что я хотела остаться там с ним, в мире, где мы могли по-прежнему быть вместе.

И все же я успевала дотронуться до него. Коснуться на мгновение, пока темнота не забирала его, и тогда я просыпалась, хватая ртом воздух, протягивая руку и все еще чувствуя тепло, которое в реальной жизни больше никогда не почувствую.

Джон вернулся домой после полудня.

Когда он зашел поздороваться, галстук на нем был ослаблен, а рубашка расстегнута на несколько пуговиц.

– Айви, я верн… О господи! – В удивлении он распахнул глаза. – У тебя здесь как в морозильнике!

Я подняла голову от скетчбука и посмотрела на него. Для меня в самый раз.

– Привет!

Джон поежился и посмотрел на кондиционер, который с напором выдувал холодный воздух.

– Пингвинам бы у тебя понравилось. На сколько градусов ты поставила?

– На десять, – простодушно ответила я.

Джон был изумлен, а я не видела в этом ничего особенного. Мне было очень хорошо, правда, руки покрылись гусиной кожей, но я надела толстовку.

– Ты думаешь, что не замерзнешь?

– Думаю, что не растаю.

– Ну ладно. Надеюсь, ты не собираешься держать его включенным всю ночь?

Именно это я и собиралась сделать. Но Джону об этом лучше не знать, поэтому я промолчала и вернулась к рисунку.

– Ты хотя бы поела? – спросила он, вздохнув.

– Да.

– Отлично.

Бросив удрученный взгляд на кондиционер, Джон пошел к себе переодеваться.

Мейсон не появлялся весь день. Он позвонил отцу и предупредил, что будет ужинать у друга. Они компанией собрались у него дома и делали какой-то проект для школы. Я слышала, как они с Джоном долго спорили, и впервые за все время спросила себя: «А где мама Мейсона? Почему Джон никогда о ней не упоминал?»

Я знала, что он отец-одиночка, но в таком большом доме особенно ощущалось отсутствие женщины. Казалось, будто какой-то фрагмент жизни стерли ластиком и на его месте проглядывал выцветший след.

– Сегодня вечером мы с тобой опять остаемся вдвоем, – сообщил Джон, появившись на пороге комнаты. На его улыбке лежала тень огорчения.

Кто знает, может, он привык расстраиваться из-за Мейсона?

Интересно, часто ли он ждал его по вечерам в пустом доме, чтоб хотя бы перед сном перекинуться парой слов? Часто ли оставался в одиночестве? Я всем сердцем надеялась, что ответ – нет, очень редко.

– Ну что, все взяла? – спросил меня Джон следующим утром.

Я кивнула, не глядя на него, пристегивая бейсболку к лямке рюкзака. Хотела бы я разделить его энтузиазм, если бы была способна выразить хоть какие-нибудь чувства.

– Мейсон покажет тебе, где какие классы.

Я сильно в этом сомневалась.

– До школы идти довольно далеко, но не волнуйся, вы поедете вместе на машине.

Я резко вскинула голову. Вместе?

– Спасибо, – сказала я, – я лучше пойду пешком.

Джон поднял брови.