– Хватит уж посмеиваться, коли ты наш хранитель, то поведай, укажи дальнейший путь.
– Смел ты Зар, да хитер, а вот терпение затерял в бравых походах за рыбой, да зверем, а оно ещё ой как пригодиться. Так вот, вы находитесь в срединном Мире Тал, что находится вблизи Духовной тропы, по которой и проложен ваш, а точнее наш путь. Я Ведом, избран вашим хранителем самим Вальолинов – Верховным духом, я вас буду наставлять, знакомить с новыми Мирами, предостерегать от тенёт зла Нгароса.
– Что за Вальолин и почему он заботится о нас? А кто такой Нгарос?
– Терпение мой друг, Свят, всему своё время.
– Ты так и не сказал, куда нам теперь идти? Поведай уж, будем благодарны!
– А вот вперёд по этой тропинке, ведущей в поле, поле широкое, но к закату, думаю, осилим и его, а там будут леса волохов, местных жителей. С ними надо быть настороже, хитрющий народец.
– И зачем нам к волохам? – спросила Илия.
– А затем, юная дева, что кому-то из волохов известен путь, ведущий к духовной тропе, которую нам и нужно найти. Да, не пугайтесь племени, то полулюди-полузвери, у них кошачьи лица, а рот полон острых зубов, но нет хвостов и лап, руки и ноги, как у обычных людей. Правда они раза этак в два выше обычного влаха и дюже раза в три, – хихикнул Ведом, и продолжил, —Живут на высоких деревьях, ну то сами увидите вечером.
– А почему мы сразу не перешли на Духовную тропу?
– А потому, Зар, что паутина рвётся не всегда где нужно, а чаще где получается.
– Какая ещё паутина?
– Экий всё же ты скорый, влах, всему своё время.
– Ты вот про закат говорил, а светила не видать, как же мы узнаем, когда он будет.
– Не видать говорите, а вы приглянитесь вон туда, – дух голосом указал направление.
Вот уж и впрямь диво, в вышине, над расступившимися облаками, над полем, еле заметно, стало проявляться солнце, оно было блеклым с небольшой желтизной и оживало на глазах, будто наливалось сочью прибитых трав.
– К обедне солнце, здесь оно зовётся Сах, наберёт свою силу и станет ржаво-оранжевым, проникая в каждую пору срединного Мира, живого Мира, ну вы это ещё увидите. Завидую я вам, столько всего дано вам постичь и узнать.
– А почему облака касаются наших голов?
– А это не облака, Илия, это дыхание земли, посмотри внимательней под ноги, ты увидишь, как светло-розовые пары поднимаются от земли. Облака выше, просто день ясный.
И впрямь, небольшие сгустки блекло-розовых туманид поднимались от земли, приобретая спиральные очертания, а чуть поднявшись, улетучивались, чтобы возникнуть на небольшой высоте, приняв форму причудливых облачков, но за этими облачками, в вышине, пробивались настоящие густые облака.
– Вас, небось, интересует вопрос, а что там внизу, в блеклой пелене, – усмехнулся Ведом.
– Уж будь добр, дух, поведай, – молвил Свят.
– Скорее всего, ничего, бездонная бездна. Удивительно, но и такое возможно в таинственном срединном Мире.
– Да уж, чудь везде, завораживает!
– Ну, юные избранники пора нам и в путь собираться, а то засиделись.
Избранники небес пошли в сторону поля по небольшой утоптанной тропе. Предгорье не хотело отпускать гостей, буквально через сто шагов встал густой и высокий травостой, ржаво-медного окраса, тропа исчезла, словно её и не бывало. Зар и Свят стали прорубать густоту серп-мечами, (оружие влахов передавалось по наследству и имело родовую чеканку), хоть и остро было оружие, но продвигались путники очень медленно.
– Вот ведь дебри непроходимые, видно Лесная девка решила повеселиться, да позабавиться.
– Да не тревожьтесь влахи, уж почти и вышли, ещё шагов триста и выйдем к поляне Грёз, там и отдохнёте. А я вам быль про сиё место поведаю, многие места здесь имеют свою историю.
Ложится травяной загривок на землю и сразу темнеет. «Ещё одна чудь» – думает Зар. Пробиваются путники сквозь огнев-траву, вот уж и поляна виднеется, охватывает их души вдохновение, таинство чего-то близкого, родного.
– Илия, спой нам, веселее будет, да ладней.
Запела дева песню, песню вольную, духоводящую, радует Светозоря избранница, пьянит светлая любовь, рождает мечты и желания.
Подуй, подуй, погодушка,
Низовенькая,
Раздуй, раздуй, погодушка,
Калиновой куст;
Калинушка со малинушкой,
Лазоревый цвет.
Весёлое гуляньеце,
Где мой милый
Дружок живёт.
Он пить не пьёт,
Голубчик мой,
За мной, младой, шлёт.
А я, млада-младёшенька,
Замешкалася.
За утками, за гусями,
За лебедями,
За вольной пташечкой,
За журинькою.
Журавлюшка по бережку похаживает,
Ковыль травку шелковую
Пощипывает,
За реченьку за быструю,
Подглядывает…
– Ай да, ладная певунья! Как воды реченьки, вплетаются слова в сердца героев, переливаясь цветностью и мерцая в душах! Млада, да не младёшенька, юная Илия!
– Спасибо, Ведом! Да то не я пою, а природа осиянная, а я лишь подпеваю.
– Скромна, да ладна! Радуй, радуй, красавица!
Вот и легла последняя грива огнев-травы на землю, вздохнули от облегчения путники, встали на поляне, да и рты пооткрыли от восхищения, обмерли, как истуканы…
На поляне
Поляна грёз называлась так не случайно, любой путник, ступивший на неё, погружался в мысли и видения, теряясь в своих фантазиях и мечтаниях. Как паутина оплетает ветви деревьев, так и грёзы сковывали взгляды и мысли пришедших, а плоды видений виднелись повсюду, но кто обратит внимание на сотни костей и тысячи лоскутов одежды разбросанных по поляне. Ведь сладкие грёзы туманят, а туман смерти обнажает иллюзии, а ни неприкрытую быль.
Тысячи тысяч цветов лазурево-мареновой окраски, буквально парили над поляной, расправив свои медные крылья, подобно мириадам рождённых паривших бабочек. В аромате их соцветий было то, что заставляло опускаться к ним всё ближе, вдыхая волнующе-бушующий воздух, заряженный грёзами и видениями. Цветы, то поднимались, то опускались, качаясь на млечных паутинках судьбы, судьбы погребённых под их переливностью людей, а также неупокоённых и не нашедших своего пристанища душ. Поляна – цитадель смерти, ждущая своих жертв, расставив смертельные капканы, и ни один живой пока не уходил из цепких объятий вечного сна. Дом вечного сна – безвременье срединного Мира Тал.
«Как причудливо они кружатся, переливаются, аки сочь цветы-бабочки. Так и хочется погрузиться в их сказочный волнующий танец, раствориться в безумии и позабыть про всё. Эта поляна и есть Ирий, земля тянет своим светом к земле, прижаться бы к ней навсегда, слиться в единство и обрести себя, ведь обретение тут, и жизнь здесь, и смерть – всё едино… Едино…»