Сделка

–Что с тобой?

–Мне очень больно, – соврала я, ругая себя за упущенный момент, когда могла бы заинтересовать его еще больше. – Очень. Они пытают меня здесь, пока никто не видит.

Эти слова упали на благодатную почву: мой возможный спаситель вздохнул, и его сердце тронула жалость. Эта жалость даже заглушила недвусмысленный интерес.

–За что?

–Они хотят, чтобы я покаялась, – уже не врала я. – Страданиями я смою пятно со своей души. Они не дают мне спать. Моя казнь уже через неделю.

Он прислонился к клетке спиной.

–Тебя невозможно вытащить, ты знаешь?

Я молчала. Желтый герцог хотел загнать меня в угол, хотел прижать, чтобы я согласилась на все его условия. Но я и так была в углу, и так бы согласилась, поэтому мне только оставалось ждать, пока он озвучит их.

–Но я могу это сделать. Если хочешь.

Это было похоже на издевательство.

–Пожалуйста, – попросила я дрожащим голосом. – Я умру, если ты оставишь меня здесь. Пожалуйста.

Я ненавидела себя в этот момент, но все мое естество, желавшее жизни, рвалось удовлетворить любые просьбы в обмен на спасение.

–Я пока не уверен, что ты того стоишь, – задумчиво проговорил этот садист. Я уже знала, что он принял решение, но ему нравилось тянуть время. Помоги мне Свет, если этот мужчина получит надо мной какую-то власть! – Расскажи мне о себе. Пожалуйста.

Только сейчас через чуть спавшую пелену собственной ярости я почувствовала, что он и правда сочувствует мне и хочет узнать больше не забавы ради, а лишь чтобы понять меня лучше.

–Я родилась в Пурпурных землях, – повторила я. И к собственному удивлению, продолжил честно, практически не задумываясь: – Мои родители воспитали меня… в любви. Я ни в чем не нуждалась. Около трех лет назад у меня обнаружился дар, и отец предложил мне попробовать поступить в Приют. Но мы были бедны, и я не могла их оставить. Да и кто бы принял меня в послушницы… Отец нашел мне книги по ритуальной магии, и мы с ним разбирали их. У меня хорошо получалось. Я тогда думала, что вся жизнь впереди.

Дарис не представлял себе страданий безымянных, это было очевидно. Но что-то дрогнуло в нем. Может быть, я ошиблась, и он не так испорчен властью и безнаказанностью?

–Я никогда не был в Пурпурных землях, – задумчиво протянул Дарис, снова приникая к прутьям. Сейчас возбуждения в нем я не чувствовала, и это показалось мне и хорошим знаком, и плохим. – Я слышал, они неплохо защищены.

–Только не гавани, – объяснила я. – У Пар-оола очень сильный и маневренный флот. Они часто заходили к нам и брали все, не платя. Мы даже привыкли. Но в тот раз на кораблях пришли другие. Они узнали, что в гавани гостил один шепчущий… Искали его и все сожгли. Мои родители, – я вздохнула с усилием, вспоминая тот ужасный вечер, – сгорели заживо в одном из складов. Я тогда была не дома, а когда вернулась, меня схватили. Связали… – слова с трудом мне давались. – И потом я оказалась на таком странном корабле… Там держали живой товар. Я была товаром.

Дарис протянул руку через прутья, и я позволила ему прикоснуться к моим волосам. Моя история сильно тронула его, это было видно, даже если не заглядывать в его разум.

–Мне очень жаль, – искренне сказал он, гладя меня по голове. – Я слышал об этом пожаре. Сказали, что дома загорелись, потому что кто-то уронил лампу. Все жители это подтверждали.

–Замечательно, – хмыкнула я. – Я могла бы рассказать правду, если бы выбралась.

–И это бы привело к новой войне с Пар-оолом?

Я выразительно посмотрела на него. Но он не дрогнул, а лишь сощурил глаза.

–Не знаю, – соврала я. – Ты мне скажи. Ты ведь из знати и лучше разбираешься в этом.

Он вздохнул.

–Как они поняли, что ты шепчущая?

–Я помогла одной женщине, – призналась я. – Ее сыновей убили у нее на глазах, и она сходила с ума, драла себе зубами вены на руках. Я успокоила ее, и они поняли, что силак исходила от меня. Такого здесь не прощают.

Он помолчал.

–Если я не оставлю тебя здесь… – Я была готова, что Дарис назовет цену, но он будто очнулся: – Я не оставлю тебя здесь.

Снаружи послышался шум. Стражники возвращались, и их резкий, какой-то угловатый язык разрывал ночь.

Я схватила руку мужчины через прутья, и Дарис вздрогнул. Я чувствовала, что будто заряд тока прошел сквозь него, и что мое прикосновение ему было приятно. Мужчина дотронулся моей руки губами, и я испуганно отдернула ее, тут же пожалев об этом: он оскорбился. Но это не изменило его решения.

Он кивнул в сторону двери:

–Это смена. Сейчас я уйду, но вернусь завтра.

Я снова осталась одна.

***

Будто одного заключения было мало, служители храма под мерный вой ритуальных песен повесили на прутья моей клетки какой-то странный артефакт, от которого у меня постоянно болела голова. Виски пульсировали, и за этим непрекращающимся биением набата я не слышала больше ничьих мыслей. Вероятно, что артефакт должен был сломить мой дух: и собственные мысли путались. Наверно, святоши поняли, что я не искренна в своем покаянии, и решили меня заставить.

Я верила, кажется, во все, что мне говорили.

Когда давали еду и воду – я больше не отказывалась. Храмовники улыбались своими пухлогубыми ртами, показывая, что с вареной крупой все хорошо – и я верила и ела. Они выпускали меня из клетки, чтобы я могла справить нужду и омыться ароматной розовой водой, и я больше не пыталась убежать, а лишь послушно, как кукла, следовала их указаниям.

Они могли бы заставить меня сделать что угодно, но заставляли только каяться.

И я начала верить, что я – зло. Что все мои поступки и каждое доброе дело, что я совершила, используя по мере возможности свой дар – лишь испепеляющие чужие душу ошибки. Раньше думала, что спасаю тех, кто был в отчаянии – сейчас же понимала, сколько народу погубила своим «спасением». Больше я не делала вид, что плачу, а рыдала, понимая, что заслуживаю смерти.

.

Дарис спас меня еще не вытаскивая из клетки, хотя и не знал об этом. Он вернулся на следующий день и на следующий. Я больше не могла заглядывать в его разум, но мы разговаривали. И он смотрел на меня так, будто не замечал грязи и того, как измотана я была. Дарис обращался ко мне не как к недостойному животному, а как к попавшей в беду женщине, и на те краткие мгновения, что мы проводили вместе, я снова почти становилась собой. Рассказывала ему о своей жизни, а он говорил о своей. Мы были невероятно разными и опыт приобрели разный, и тем не менее я чувствовала в нем поддержку. Клетка охраняла меня: Дарис то и дело смотрел в мою сторону тем взглядом, которому, как я помнила, раньше сопутствовала похоть. Если бы между нами не было железа прутьев, он, я знаю, брал бы меня прямо перед мрачными ликами пар-оольских божеств.

Мне не казалось это диким. Я пыталась отделить действие артефакта от своих мыслей – но не могла. Чем больше Дарис говорил, тем больше я верила ему. Мне казалось, жуткое, пульсирующее в такт моему сердцу каменное кольцо тут ни при чем.

–Я вернусь за тобой, – в который раз пообещал он, ловя мою руку и приникая к ней губами. – Я вытащу тебя, и ты снова будешь жить в гавани. Или в замке, как захочешь.

–Спасибо, – с усилием отвечала я.

Его влажные губы оставляли на моей коже холодную дорожку. Я силилась отобрать руку, но не могла.

–Дарис, – просила я его. – Пожалуйста, остановись.

–Ты же не против, – говорил он, оглаживая мои плечи, сжимая грудь. – Я же вижу. Ты даже не отходишь. Сама хочешь меня, хочешь быть со мной. Не прячешься больше, не дергаешься. Ты великолепна.

Я стонала и пыталась отвернуться, но Дарис принимал мой стон за что-то другое и продолжал, продолжал… Я стягивала платье, как он просил, я раздвигала ноги, повинуясь ему, и Дарис гладил меня так, как не гладил никто до него.

–Не бойся, – успокаивал он меня. – Все хорошо. Теперь ты моя. Я не брошу тебя в беде.