– Ага, – говорю я и иду дальше.
– Бокал нужен?
Господь всемогущий!
– Нет, просто засунь туда трубочку.
– Это вы так шутить, да?
Я отмахиваюсь от ее вопроса и наконец захожу в туалет.
В моей семье было четверо детей – не так уж и много для Ирландии тех времен. У соседей бегало по девять-десять ребятишек, и на их фоне мы заметно выделялись. Двое взрослых и четыре ребенка в доме с двумя спальнями: что за роскошь! Тони был старшим, за ним шли Мэй и Дженни, а затем я, самый младший. Родились мы все с разницей в один-два года.
Дядю Тони ты никогда не видел, он умер задолго до твоего появления. Он называл меня Здоровяком, и недаром. Я вымахал крепким парнем ростом под метр девяносто, хотя в детстве это прозвище совсем мне не подходило. В четыре года по сравнению с Тони, который казался мне настоящим гигантом, я выглядел просто крохой. Когда мы бегали по ферме, я, стараясь не отставать, делал три маленьких шажка там, где он делал один. Мы вместе кормили кур, сажали морковку в мамином огороде, чистили канавы, и он все время объяснял мне, как все это нужно делать. Тони обожал землю не меньше, чем отец. А я внимательно его слушал, задрав голову и стараясь не упасть. Слушал и запоминал, чтобы потом самостоятельно со всем справиться и заслужить его похвалу.
– Вот так-то, – говорил он, – какой же ты молодец.
Несмотря на все мои старания, я никак не мог поспеть за братом – все равно падал или ушибался, потому что тащил слишком большие ведра, лишь бы походить на него. Тогда Тони садился рядом со мной на корточках.
– Ничего, до свадьбы заживет, – успокаивал брат, отряхивая мою одежду. Он обнимал меня, забирал часть ноши и какое-то время шел немного медленнее. Тони заботился обо мне так, будто был намного старше. На самом же деле разница в возрасте между нами составляла всего пять лет.
Я был готов работать с ним до самого вечера, но где-то в середине дня за мной приходила мама.
– Иди, я сейчас догоню, – говорил Тони, чтобы я не капризничал. Мама тащила меня обратно в дом, а я тянул руки к брату, стараясь не расплакаться – подумает еще, что я совсем маленький. Столько времени прошло, а я до сих пор с трудом сдерживаю слезы.
Я ждал его, выглядывая из окна кухни. То и дело залезал на скамеечку, чтобы посмотреть, не идут ли там брат с папой, хоть и получал за это нагоняй от матери.
Помню, однажды к нам в гости пришел священник, отец Моллой. Как и все взрослые, он поинтересовался, кем я хочу стать, когда вырасту. «Странный вопрос», – думал я, ведь ответ был чертовски очевидным.
– Хочу стать Тони.
И родители, и священник рассмеялись, а я не мог понять почему. Выбежал из кухни – пусть себе веселятся и едят с фарфоровых тарелок.
Прозвище «Здоровяк» прицепилось ко мне со школьных времен. До школы, где тогда все учились в одном кабинете, было примерно с километр ходу, и Тони посещал ее уже несколько лет. Дугообразная надпись над входом гласила «Школа Рейнсфорда». Брат прочитал ее мне в мой первый учебный день, когда я с гордостью переступил школьный порог. В ночь перед этим я не сомкнул глаз, все думал, как здорово будет учиться вместе со всеми остальными детьми, сидящими в одном классе.
– Тони, – прошептал я лежавшему рядом со мной брату, чтобы не разбудить Дженни и Мэй (они спали за занавеской, разделявшей комнату), – а Патрик Стэнли тоже ходит в эту школу?
– Конечно, ходит.
– А Мэри и Джо Брэди?
– Ну да, а куда же им еще ходить?
– А Дженни и Мэй?
– Ладно, угомонись уже. Давай спать, иначе завтра мы никуда не пойдем, – сказал он, ткнув меня локтем.
На следующее утро я встал и начал донимать брата теми же вопросами. В тот день я буквально пошел по его стопам, так как мне отдали ботинки Тони. От кого обувь досталась ему – понятия не имею. Когда мы пришли в школу, я с благоговением осмотрелся: вот то самое место, где я стану таким же умным, как мой старший брат.
– Так-так, кто это у нас тут? – раздался рокочущий голос. – Еще один Хэнниган? Иди-ка сюда, дай мне хорошенько тебя разглядеть.
Учитель, мистер Дагген, поднял меня и поставил на парту.
– Вы только посмотрите, какой здоровяк, а? Где же нам найти стол, за которым уместится этот большой мозговитый парень?
С тех пор я для всех стал Здоровяком.
Я широко улыбался. Надо же, как тепло меня здесь принимают. Есть чем гордиться. Тони, смеясь, переглядывался со своими друзьями. Парты, доска, книги на учительском столе – теперь все это было частью моей жизни. Вперед, докажи, что тебя не зря похвалили! В предвкушении я переступал с ноги на ногу и вскоре уже сидел за той самой партой, на которую меня до этого поставил учитель.
Чего только не рисовал на доске мистер Дагген! На протяжении следующих дней мы нараспев повторяли алфавит, только я даже не догадывался, что эти звуки как-то связаны с надписями белым мелом. Поначалу меня не смущало, что я чего-то недопонимаю, тогда как остальные, даже Джо Брэди, который был младше меня на три месяца, уловили, что к чему.
Я всерьез полюбил футбол. Именно ради него я каждое утро преодолевал путь до школы. На перемене учитель закатывал рукава и принимал выжидающую позу в воротах. Если мяч не летел в его сторону, он начинал бегать между штангами, покрикивая:
– Да бей уже! Закрывай его! Дай пас!
Девочки прыгали через скакалку у задней двери, подальше от нашего мяча. Пока я, весь потный, восторженно носился по двору, до меня долетали обрывки их смеха и споров (ругали тех, кто плохо прыгал). Раньше я никогда не играл в футбол, дома у нас были только клюшки для хоккея на траве. Теперь же я отдавал новой игре все свои силы. Отлично перехватывал мяч, не останавливался перед борьбой. Если мяч был у Тони, я цеплялся за брата всеми конечностями, лишь бы ему помешать.
– Перестань уже, а? – Он со смехом отмахивался от меня, как Кинг-Конг от тех самолетов. Упирал ладонь мне в лоб, негодяй, и вытягивал руку во всю длину, чтобы я не подобрался слишком близко. Несмотря на это, я продолжал молотить руками. Без конца падал, разбивая колени в кровь, однако ничто не могло умерить мой пыл.
– Молодец, Хэнниган. Вставай, так держать! – кричал учитель, стоя в воротах.
Я ужасно радовался его похвале на нашем импровизированном футбольном поле, ведь в классе все мои усилия были напрасны. Любой мой ответ мистер Дагген встречал молчанием или неудовлетворенным взглядом. Сколько бы он ни бился, я никак не мог понять разницу между некоторыми буквами – да и не очень-то желал. Интерес к книгам падал, как соскакивающие с коленок гольфы. В такие моменты мне хотелось просто положить голову на неровную деревянную парту и, ощущая гладкость ее поверхности, которая прошла через множество рук и слоев лака, закрыть глаза.
Похвала учителя на игровой площадке действовала безотказно. Я снова и снова бросался в атаку, не беспокоясь о возможных травмах. И как же я был расстроен, когда перемена заканчивалась и нас вели обратно в школу. Внутри все сжималось от одной только мысли о темном кабинете и подавленном состоянии.
Несмотря на усилия всех вокруг – и особенно Тони, – никаких успехов в чтении я так и не добился. В голове был сплошной сумбур, я никак не мог понять, что написано на доске или в учебнике. С цифрами дела обстояли получше, тут я хоть как-то разобрался. Освоил сложение с вычитанием, а потом даже умножение. Тони заметил мой прогресс и всю дорогу из дома до школы и обратно задавал мне примеры – в виде игры, чтобы я научился считать деньги и понимать время по часам. Чтобы мама с папой и мистер Дагген от меня отстали.
Брат пытался объяснить мне и буквы, соотнося их с разными образами: «Б» – это барашек, «В» – это волк. Иногда я узнавал буквы, если они были написаны отдельно или стояли в начале слова. Но как только они оказывались в середине или в конце, страница расплывалась перед глазами, и я не мог правильно прочитать написанное.
Однажды по дороге домой Тони так долго пытался мне что-то растолковать, что я не выдержал и ударил его.
– Хватит уже называть себя тупым, Здоровяк. Ты ничуть не хуже остальных.
– Отстань! – в отчаянии крикнул я и вслепую ударил; брат согнулся пополам. – Я ужасно тупой!
В слезах я убежал в рощицу перед нашим домом, пораженный тем, что сумел одним ударом одолеть брата. Я пробирался меж деревьев, притаптывая упавшие листья и ветки, когда меня вдруг одолел стыд за мой поступок. Обессилев, я наконец замедлил ход на полянке, с которой было видно земли Доллардов, и от ярости завопил с такой силой, что этот звук, как мне казалось, донесся через поля и холмы до самого Данкашела.
Вернулся я уже затемно. Судя по урчанию в животе, порог дома я переступил около шести вечера. На кухне постукивали чайными принадлежностями. Все разговоры затихли, когда я зашел и сел у края стола, однако мама продолжила разливать чай по чашкам, будто ничего не произошло. Я не смел поднять головы. Все водил ладонями по коленям и надеялся, что из приличия родные просто не станут обращать на меня внимания. Вдруг прямо передо мной стукнул нож, и я увидел на своей тарелке кусок хлеба. Даже не глядя, я знал, что его положил Тони. Я поймал взгляд брата – он улыбнулся и подмигнул мне.
Мистер Дагген, надо отдать ему должное, был не самым плохим учителем. Люди такое рассказывают о тех временах… Хорошо, что меня не избили до синяков или еще похуже. С годами мы с ним словно бы пришли к некой договоренности: я хорошо вел себя в классе, а он не доставал меня вопросами. Мистер Дагген не подгонял меня и не унижал перед всеми, не ставил в угол, не обзывал лентяем. Думаю, он просто не представлял, что со мной делать. Это нас и объединяло. Туалетов в школе не было, но учитель понимал: если я прошу выйти, значит, мне нужен небольшой перерыв. Я бродил по заднему двору, перелезал через ограждение и шел в поле, смотрел, как работают соседи, любовался природой. А потом, хорошенько подышав свежим воздухом, возвращался в класс, где слушал и смотрел на тех, кто делал успехи.
Однажды за обедом – мне тогда было, наверное, лет семь – я решил, что с меня хватит. Три года я пытался освоить хоть что-то, брату же к тому времени оставалось учиться всего несколько месяцев. С июня двенадцатилетнего Тони ждала полноценная работа на ферме с отцом. В тот день, как мне помнится, я особенно отличился в футболе: забил кучу голов, сделал несколько важных перехватов и даже пару раз отобрал мяч у Тони. Я блистал на поле, а затем учитель остановил игру и повел всех обратно в класс. Тогда-то и стало ясно, что я не могу туда вернуться. Словно тяжелый груз лег мне на плечи и придавил к земле – не пошевелишься. Дыхание перехватило. Я присел на низкий заборчик, тянувшийся вдоль территории школы. Остальные ребята – гольфы спущены, колени в синяках – побежали в школу. Заметив меня, учитель подозвал Тони и шепнул что-то ему на ухо. Они оба посмотрели в мою сторону, потом мистер Дагген зашел внутрь, а брат направился ко мне.
– Все хорошо, Здоровяк? Идем, пора на занятия.
– Я хочу домой.
– Домой пока нельзя. Давай, а то учитель ждет, – сказал Тони, ожидая, что я пойду за ним.