Когда все сказано

– Давай-ка бутылочку стаута для начала. Только не из холодильника.

– Для начала?

В ее голосе слышится беспокойство, но я, как ни в чем не бывало, спрашиваю:

– Присоединишься ко мне попозже?

Эмили буравит меня взглядом.

– Вы в порядке?

– Просто немного выпьем вместе, вот и все.

– Вы в курсе, что у нас сегодня церемония вручения наград? – спрашивает она, уперев руку в бедро. – А еще в отеле забронирован номер для какой-то таинственной ВИП-персоны… Все должно пройти идеально. Я приложила столько усилий…

– Тише, Эмили, тише. Обещаю, никаких сюрпризов. Просто посидим с тобой и выпьем. И на этот раз обойдемся без откровений.

В подтверждение своих слов протягиваю руку. Ее недоверие вполне обоснованно, учитывая все, что было в прошлом. Улыбка исчезает. Кажется, я так до конца и не объяснил вам с матерью насчет Доллардов, да? Пожалуй, отчасти это связано с сегодняшним вечером.

– Вряд ли я успею, но постараюсь к вам подойти, – отвечает она, по-прежнему глядя на меня с подозрением.

Эмили наклоняется и уверенным движением руки достает с полностью забитой полки бутылочку хорошего пива. Как же красиво у нее все расставлено, этикетками вперед. Во всем любит порядок.

Из-за двери появляется худенькая девушка.

– Отлично, теперь бар в твоем распоряжении, – говорит ей Эмили. – Налей мистеру Хэннигану, пока он еще не отключился. А вы… – она указала на меня пальцем с красивым длинным ногтем, – ведите себя хорошо. Светлана у нас новенькая.

Раздав указания, Эмили забирает стопку бумаг и уходит.

С моей подсказкой Светлана находит открывалку, затем подает мне пиво и бокал, после чего быстрым шагом устремляется в дальний угол. Наклонив бокал, я заполняю его до краев и даю пене осесть. Осматриваюсь, думая о том, как провел этот день, этот год, точнее, уже два года без твоей матери. Я устал, и, честно говоря, мне страшно. Снова провожу рукой по щетине на подбородке, наблюдая, как всплывают пузырьки пены. Кашляю в надежде, что вся тревога выйдет из меня наружу. Назад дороги нет, сынок. Назад дороги нет.

Слева, через окна от пола до потолка, можно увидеть проезжающие мимо автомобили. Некоторые из них я узнаю: вот Бреннан из Данкашела, хозяин цементного завода, приехал на «ауди-А8», а вот Мик Моран на «шкоде-октавии» – с левой стороны нет одного колесного колпака. Драндулет Лэвина, допотопный «форд-фиеста» красного цвета, стоит у его газетной лавки. Обожаю парковаться на этом месте, когда оно пустует. Когда Лэвин возвращается, вечно кричит мне, высунувшись из окна «форда»:

– Не ставь здесь свою машину, Хэнниган! У меня куча заказов по всему городу, уже и отъехать нельзя!

Он бешено мотает головой, растрепанные волосы покачиваются в такт. Затем паркуется вторым рядом, задерживая движение.

– Ты что, знак не видишь? Стоянка запрещена в любое время.

А я читаю себе газету, прислонившись к стене его лавки.

– Угомонись, – отвечаю, хорошенько пошуршав бумагой. – У меня была крайняя необходимость.

– С каких пор покупка утренней газеты – это крайняя необходимость?

– Если что, могу найти и другую лавку.

– Ну конечно, Хэнниган.

– Говорят, владелец газетной лавки в Данкашеле установил кофейный автомат.

– Вот и езжай туда на своем чертовом джипе.

Открываю дверь, сажусь в машину и включаю заднюю передачу.

– Я не любитель кофе, – бросаю ему напоследок.

Важны детали, сынок.

Время покупок заканчивается. Люди машут и сигналят друг другу. Локти торчат из опущенных окон автомобилей. Еще немного поболтать со знакомыми – и домой, к телевизору. Впрочем, некоторые переоденутся и пойдут гулять, демонстрируя новые наряды и прически.

Выливаю из бутылки остаток пива и стучу потрескавшимся пальцем по бокалу, чтобы пена оседала быстрее. Последний раз смотрюсь в зеркало, поднимаю бокал, как бы чокаясь сам с собой, и делаю долгожданный первый глоток.

Насыщенный кремовый вкус стаута не сравнится ни с чем. Этот напиток укрепляет тело и массирует голосовые связки. Кстати, вот еще кое-что насчет моего голоса: он звучит очень молодо. Да-да, во время разговора по телефону никто и не заподозрит во мне морщинистого старика со вставными зубами. Наоборот, люди представляют меня красивым статным мужчиной. Человеком, с которым нужно считаться. Между прочим, так и есть. Не знаю, от кого мне достался этот голос, никто из родственников подобным даром не обладает. Он возымел свое действие даже на риелторов, хотя наша ферма, расположенная на границе между графством Мит и Дублином на зависть всей округе, в любом случае их заинтересовала бы.

Когда я рассказывал о нашей земле, эти парнишки в шикарных галстуках и сияющих туфлях не могли наслушаться, все кивали, как игрушечные собачки на приборных панелях. Уж я их прощупал, не сомневайся. Отработали свое сполна. Все как один исходили ферму вдоль и поперек, не боясь запачкать обувь, – так сильно хотели заполучить меня в клиенты. В общем, ребята не промах, как говаривал мой отец. В итоге я поручил продажу своей небольшой империи Энтони Фарреллу. Дело не в том, что он впечатлил меня болтовней (все они бросались умными словами) или проницательным выражением лица. Нет, просто парень оказался тезкой дяди Тони, которого я по-прежнему боготворю, хоть он уже семьдесят лет как умер. Юный Энтони оправдал мое доверие и наконец продал дом с фермой за кругленькую сумму. Вчера я там все закрыл и уехал.

Весь последний год я каждый день понемногу складывал вещи: сначала в одной комнате, потом в другой и так далее. Подписал коробки именами – Морис, Сэди, Кевин, Норин, Молли (у нее получилась самая маленькая), – чтобы ты понял, что где лежит. Короче, натягался так, что едва не испустил дух. Спасибо Энтони, прислал мне ребят, я один не справился бы. Как их там звали… Дерек? Или Дес? Да какая разница! Я делал вид, будто помогаю им, а сам лишь руководил процессом. Парни умелые, сейчас среди молодежи таких нечасто встретишь.

Последнюю коробку с самым необходимым Энтони увез сегодня утром. Знаешь, Кевин, странно было расставаться с прошлым. Поразительно, какой небольшой оказалась эта коробка, поместившаяся на пассажирском сиденье в машине. Чайник, радио, кое-какая одежда, принадлежности для бритья – ну ты понял, ничего особо ценного. Для остального хлама специально заказывал огромный мусорный контейнер. Под конец расстался и с кипой газет «Хроники графства Мит» – из них я всегда узнавал новости окрестных ярмарок и результаты игр Гэльской атлетической ассоциации, хотя все равно смотрел трансляции по воскресеньям. Больше всего меня интересовали местные матчи. За полгода рядом с диваном накапливалась целая гора газет (Сэди вечно пилила меня по этому поводу), которая при правильном расположении служила идеальной подставкой для кружки чая. Если, конечно, не делать резких движений, ну а я как раз в том возрасте, когда ловко встать с дивана уже и не получается.

Коробки будут храниться где-то рядом с офисом Энтони. Поверить не могу, что частички наших жизней сейчас в Дублине. Все важные мелочи у меня с собой: во внутреннем нагрудном кармане лежит бумажник, а еще ручка и пара листков из блокнота – в последнее время память подводит все чаще. В наружных карманах увесистый ключ от номера в отеле, черно-коричневая отцовская трубка, которую я никогда не курил, но загладил до блеска, потирая большим пальцем, пара фотографий, несколько чеков, очки, мешочек со шпильками твоей мамы, телефон. Еще есть резинки, скрепки и булавки – всегда могут пригодиться. У ног стоит пакет с твоей бутылкой виски.

Кстати, пса забрала Бесс – женщина, занимавшаяся уборкой. Адам с Катриной, наверное, расстроятся. Им нравилось играть с Рычагом, когда они приезжали в гости. Помню, гуляли с ним на поводке, и он держался очень благородно, хотя никогда в жизни не видел ни цепей, ни ошейников. Таких послушных псов больше не найдешь.

Помнишь, что сказала мама, когда я привез его домой? А, точно, ты к тому времени уехал. «Нельзя давать ему такую кличку – Рычаг», – твердила она, только как еще назвать пса, который всю дорогу жевал рычаг переключения передач? И я возразил: «Да ему-то какое до этого дело?»

Тогда он побывал в самом доме первый и последний раз. Пару месяцев назад я стал оставлять заднюю дверь открытой, пытаясь заманить его внутрь, однако пес лишь неохотно переступал порог и заглядывал на кухню, как бы давая знать, что он рядом. Громко дыша, ждал очередной прогулки, и сколько бы я ни размахивал перед ним кусочком ветчины или бекона, никак не хотел сидеть рядом со мной перед телевизором или под столом на кухне во время обеда. Относился ко мне с опаской, ведь все эти годы я не стеснялся поднимать на него руку. В итоге Рычаг устраивался на грязном коврике у двери и засыпал под приглушенные звуки моей жизни.

Бесс приехала за ним со всей семьей: с мужем и тремя детьми. Они улыбались друг другу, а я кивал, делая вид, будто понимаю, о чем идет разговор. Родом они вроде с Филиппин, в общем, не местные. Дети немного побегали по двору с Рычагом, а тот послушно прыгал и носился за ними.

– Что он кушать? – спросила Бесс.

– Да все, что у вас на столе.

– На столе?

– Остатки ужина.

– Вы готовить ему ужин?

– Я отдаю то, что остается после моего ужина. Например, хлеб, смоченный в молоке.

Бесс изогнула бровь и посмотрела на меня с таким видом, как будто я только что испортил воздух.

– Он ест все. Можете кормить его чем угодно.

Я решил, что с меня хватит. Напоследок почесал Рычага за ухом, а он склонил голову и прикрыл глаза.