Минут через десять старый Ганделю вернулся. Он стал спокойнее, но лицо его оставалось грустным.
– Я запер его, а ключ отдал надежному слуге. К ней он теперь не попадет. Но мне от этого не легче. Ох, совсем не легче…
– Надо проследить, чтобы он что-нибудь не сделал с собой, – обеспокоился Андре.
Старик пожал плечами, губы его скривила жалкая улыбка.
– Это он-то? – презрительно спросил он, – скорее от его пальто можно ждать решительного поступка, чем от него! Разве он мужчина? Посмотрите на него. Валяется на постели и льет слезы, Пора давно мне одуматься и, вместо того, чтобы потакать ему, взять его в жесткие руки. Завтра же соберу семейный совет и объявлю, чтобы никто не давал ему ни сантима! Пусть подумает над тем, что деньги в его возрасте пора зарабатывать. А его девку непременно посажу. Пусть хоть все журналы разом поднимают скандал!
– Может быть, вы все-таки найдете другое средство… – заметил Андре.
– Нет, другого средства быть не может. Надо научиться переносить скандалы и мнимые бесчестия, чтобы не прийти к настоящим. Не известно, с кем он связался, сам бы он до махинации с кредиторами не додумался бы.
Любящий отец пытался найти оправдания своему непутевому сыну.
– Пора, однако, заняться делом. Прошу вас, забудьте те неприятные минуты, которые я невольно заставил вас пережить. Идемте на стройку…
Выходя, он оглянулся вокруг.
– М-да, печальная картина. Все разбито вдребезги. А какая хорошая была мебель… Сколько труда в нее вложено. Видите, как нехорошо поддаваться своим эмоциям.
Он обернулся и крепко пожал Андре руку.
– Бог наградит вас. Сегодня вы спасли жизнь моему сыну, а следовательно и мне. Таких услуг я не забываю. Теперь займемся делом, которое нас ожидает. Но по дороге зайдем куда-нибудь перекусить…
Андре с удовольствием принял предложение. Он гордился уважением этого простого, но глубоко честного человека.
Прийдя на стройку, они застали там более дюжины молодых художников и скульпторов, но, против обыкновения, подрядчик не уделил им внимания. Все его мысли были на улице Шоссе-д'Антен, возле сына.
Минут через пятнадцать он подошел к Андре.
– Я, пожалуй, вернусь к себе, – проговорил он устало, – о деле поговорим завтра…
И быстро ушел…
Художники и рабочие переглянулись.
Глава 24
Андре переоделся в рабочую одежду.
Только он принялся за работу, как к нему подбежал один из учеников и сказал, что какой-то хорошо одетый господин непременно хочет его видеть.
Андре с досадой оторвался от работы и сбежал вниз. Но вся его досада исчезла, как только он увидел барона Брюле-Фаверлея.
– О, вас я всегда рад видеть, – воскликнул он, – извините, не могу подать руки, весь в алебастре.
Вдруг он заметил, что барон чем-то расстроен.
– Что случилось? – спросил он, бледнея. – Сабине плохо?
Гонтран опустил голову.
– Если у вас есть время, то поехали ко мне. Здоровье мадемуазель Мюсидан поправилось, но… но, час от часу не легче…
– Господи! Что там опять произошло? – произнес потрясенный художник, – обождите, я сейчас переоденусь…
– Да бросьте…
– Но я же в блузе и весь испачкан!
– Да какое это имеет значение?
– Для вас имеет. Встретится кто-то из вашего круга, пойдут ненужные разговоры…
– Да пусть болтают, что хотят, поехали скорее, – сказал тот и, схватив художника за рукав, потянул его за собой.
– Что же, все-таки, случилось? – нетерпеливо спросил Андре.
– Да потерпите же, сказать об этом я могу только дома, у себя в кабинете!
Добравшись до дома, они тут же заперлись в кабинете, и барон заговорил:
– Сегодня утром я случайно оказался в районе улицы Матиньон. Вдруг вижу – Модеста. Вся в слезах, она кинулась ко мне и сказала, что с двенадцати часов дожидается вас, а вы все не идете.
– Я действительно опоздал, но это произошло помимо моей воли. Так что же случилось?
– Вот вам письмо от Сабины.
Андре судорожно сорвал печать и стал читать вслух:
«Бесценный друг мой!
Я никогда не перестану вас любить. Но обстоятельства таковы, что мы никогда больше не увидимся с Вами. Это письмо будет последним.
То, что побуждает меня к этому, настолько важно, что я не могу противиться, не потеряв уважения к своему имени.
В скором времени Вы, вероятно, услышите о моем замужестве. Не надо проклинать меня, лучше пожалейте… И помните, что как бы ни было велико Ваше отчаяние, оно все равно не сравнится с моим.
Бог поможет перенести нам наше горе. Постарайтесь забыть меня. Я же до того несчастна, что не могу искать даже смерти.
Позвольте мне, в последний раз, назвать Вас своим единственным, самым близким и дорогим другом, и – простимся навсегда!..
Душой навеки ваша, Сабина».
– Только не предавайтесь отчаянию, – испуганно проговорил барон, – нужно держаться…
Но Андре не дал ему договорить: