Интерпретации неба

Шагнувшие за пределы круга, ставшие одной пульсирующей горячей точкой на карте вселенной…

Они смотрели друг другу в глаза.

Что таилось в глубинах их глаз?

Сонаты ли полных лун?

Но слезы обоих, горячие ручейки по щекам…

Она выплакивала осколки одинокого «вчера». А он оплакивал опустевшее «завтра».

И от этого слишком дорогим становилось открытое право быть вместе…

Так, на грани абсурда, пересекаются параллельные линии – пусть разные, пусть неловко, и там, в мгновении ока, рождается луч, а может, и вечность.

Они стояли, обнявшись, и видели самый миг луча.

Вокруг, вопреки, ничего не изменилось: часы по-прежнему правильно отстукивали столичное время, маршрутный поток продолжал литься по назначенным направлениям, даже рейсовый автобус прибыл по расписанию. Манерный голос диспетчера объявил об отправлении.

Он уезжал.

Ее уводила только что подошедшая осень.

Порознь.

Пять минут после новой эры.

Люди, киоски, рекламные вывески – одним ядовитым пятном отравляли пространство, вынуждая раствориться и исчезнуть.

Ей хотелось увидеть себя, попытаться найти хоть отпечаток происшедшего таинства. Быть может, она без плоти и ее нет в этом мире.

Вдруг, наконец, среди гнетущей пустоты мелькнуло ее отражение: небрежно брошенная на прилавке вокзального магазина небольшая композиция в рамке. Похоже, досужий восточный ремесленник уподобился на такое не раз, и на местном рынке таких картин было множество. Но это отражение было верным – автопортрет…

Она взяла картину.

Сухая, раскроенная мелкими морщинками, рука бережно стерла пыль со стекла.

И было одинаково безразлично, ее ли пальцы повторяют нелепые контуры увядших лепестков, ее ли жизнь на темном фоне. Очевидным становилось, что кто-то заведомо раньше видел все наперед, и ее судьба лишь хрупкий гербарий, выхваченный их бесконечности.

Потом снова была жизнь, размеренная по минутам, часам, неделям, годам. Люди, что были рядом, двигались, танцевали, прощались и уезжали в другие города.

Но она, по-прежнему хранила их тепло.

Дары луча – видеть сокрытые слезы, дорисовывая их на будто безмятежных лицах, ведь слезы – маленькие, прозрачные колокольчики у входа в храм.

Шестая шестых

Есть шестая шестых в межполосье вселенского флага,

там медовая воля лохматит загрив стригунка,

из пастушьей сумы проливается белая влага

по стальным сухожилиям пальцев и нитям клинка.

Там рассыпан узор по оборкам простого стакана,

что срывает тоску и уносит в мозаику льна.

Так же сердце стучит от заветного слова "кохана",

и в смородинах глаз окунается эта луна.

Та же мудрость веков расцарапала кожу берёсты,

что в межструньи степей отозвалась мелодией лет,

гаснут там высоко также самые яркие звезды,

есть шестая шестых вопреки галактическим «нет»!

В евразийском потоке вращаются старые лица,

суверенный пунктир ощетинился, видимо, зря,

но порой нелегко выжигать километры границы,

ведь шестая шестых – это наша с тобою земля!

2002 г.

Дочки-матери

Дочки – матери – внучки?:

вековое кружево,

как надежные пучки

в хромосомной луже вы.

Тонко тянется дымок

в трубах поколения,

это самый белый рок

жить в одном варении.