Приходилось заглядывать в спальню, в которой я провела больше минут, чем в своей собственной, из-за косяка. Словно не я выбирала эту кровать с прозрачным балдахином, не я покупала эти шторы с витиеватым узором, не я расставляла фигурки лошадок на подвесной полочке над столом.
Внутри копошились полицейские, пытаясь отыскать хоть что-то, что натолкнёт на мысль, куда могла исчезнуть четырёхлетняя девочка. Их было трое, но они будто заполнили всё пространство своими тяжёлыми ботинками и траурными кителями. Облачившись в перчатки, они открывали и закрывали каждый ящик, каждую коробочку и шкатулку, снимали отпечатки с рамы окна, что всё ещё была открыта и замораживала весь второй этаж прорывающимся внутрь ветром.
Каждый предмет в комнате Айви был для них всего лишь вещью без прошлого и будущего. Розовые тапочки, что всё ещё валялись перевёрнутыми под кроватью, не рисовали в их памяти эпизоды того, как забавно Айви мотала ножками в этих самых тапках, когда сидела на диване, жевала карамельный попкорн и хихикала с того, как снеговик Олаф[16 - Персонаж мультфильма «Холодное сердце».] радовался подарку в виде носа-морковки. Гирлянда с фонариками-снежинками не напоминали им о Рождестве, когда Рик украсил ею окно Айви, а ей так понравилось тёплое свечение снежинок, что она попросила весь год не снимать гирлянду с окна. Книги на полках стеллажа не вызывали у них улыбок из-за того, как очаровательно Айви куталась в одеяло, готовясь слушать новую историю о котёнке Шмяке или мышонке Пите, но засыпала ещё на второй странице.
Они просто рылись в нашем прошлом, а я даже не могла войти в комнату и застелить постель Айви, поправить запутанную штору или вернуть на место фарфоровую лошадку с розовой гривой.
– Лив, – Рик осторожно тронул меня за плечо, отчего я вздрогнула. – Я думал, ты пошла отдохнуть.
– Я всё равно не смогу сидеть без дела. И тем более спать.
Я так пристально следила за работой полицейских, что не услышала его шагов по коридору. Не услышала того, как он спросил у офицера Дарлинг, не хочет ли она выпить чаю или кофе. Больше часа она стерегла детскую от вторжений сумасшедшей мамаши – то есть меня – которая уже успела закатить слёзную истерику, впасть в ступор, накричать на офицера Фоули за то, что он чуть не разбил любимого хрустального пони из коллекции дочери, и помешаться у всех под ногами. Рик еле успокоил меня и отправил наверх, чтобы я прилегла и хоть немного привела мысли в порядок, пока он возьмёт заботы об Айви на себя. Но меня хватило лишь на то, чтобы подняться по ступенькам на второй этаж и проскрипеть половицами до середины коридора, после чего ноги сами остановились в полуметре от офицера Дарлинг.
Не знаю, сколько я простояла вот так, молча глядя на то, как оскверняют комнату моей дочери. Не знаю, сколько терпения у этой девушки в форме, но она и слова мне не сказала, пока я маячила перед ней. Рик нашёл меня наверху и прекратил её мучения.
Пока я лелеяла своё горе и упивалась страданиями, Рик обернулся моим ангелом-хранителем. Расправил крылья, надел латы и вооружился мечом, чтобы противостоять любому, кто помешает ему отыскать любимую дочь. Пока я слонялась без дела, грызла ногти и умывалась после очередного приступа слёз, Рик общался с полицейскими, что кучками пребывали к нашему дому, будто здесь проходила закрытая вечеринка для служивых. Он помог офицеру Фоули составить подробное описание Айви и передал самую свежую фотографию Айви – ту, где она с картошкой фри и мистером Зефиркой сидит на красном диванчике в бургерной «Льюис Ланч». В этом была вся Айви: сперва упрашивала поехать за бургерами, а потом надкусывала два раза и отдавала свою порцию Рику, а сама налегала на картошку и заодно подкармливала своего плюшевого зайца. Впрочем, ни мистер Зефирка, ни Рик никогда не были против поесть на халяву.
Рик сообщил телефоны всех наших родственников и знакомых, адреса детского садика, терапевта, кружка «Радужный пони», куда мы водили Айви порисовать и полепить с другими детьми. Составил список мест, где мы бывали чаще всего. Игровая площадка в парке Уэст Рок, где мы встречались с её подругами Лиззи и Селией, а в качестве побочного эффекта и с их невыносимыми мамашами. Верёвочный городок недалеко от Майлтби Лейкс, где Айви любила лазать по канатам и взбираться на детские горки с поддержкой тросов и инструкторов. Побережье в Сити Пойнт, где Айви любила следить за облаками, спорить, на каких животных они похожи, и кормить чаек специально припасённой буханкой хлеба. Я не слышала, что им рассказывал Рик, но наверняка он ещё назвал кафе-мороженое «Айскрим Ролл», контактный зоопарк для детей «Весёлый хвостик», магазин игрушек «Фанни Банни» и кафе «Хэллоу, Китти!», где можно погладить местных обитателей – целое семейство кошек.
Он дал разрешение полицейским осмотреть каждый угол дома, разобрать на атомы каждый предмет интерьера и вскопать землю во дворе, если это поможет в поисках. Он сам успел пробежаться по соседям вместе с мистером МакАртуром и двумя патрульными, вернуться и засесть за телефон, чтобы обзвонить всех и каждого, помочь миссис МакАртур заварить чай и угостить всех в доме сэндвичами с курицей. Поначалу и я принимала участие в обзвоне, но на третьей попытке, когда после обычного «Алло» разрыдалась, все единогласно решили, что от меня будет больше толку, если я не буду никому мешать.
Рик Беннет всегда был таким. Уверенным в себе, пробивным и решительным. Знал, что нужно делать даже в тех случаях, когда уже ничего нельзя было поделать. Если я – камушек, который бросает из стороны в сторону на малейшем колыхании воды, на ряби, а порой и в полнейшем штиле, то Рик – тот валун, который вода обтекает со всех сторон. Без этой силы он бы не стал ведущим юристом Нью-Хейвена и без пяти минут управляющим крупной адвокатской фирмы. Он бы не выиграл сотни безнадёжных дел и не заработал всё то, что у нас было.
С шести утра на ногах, Рик брал силы на расследование далеко не из куриных сэндвичей, что они вместе с Айдой мастерили на кухне. А из надежды на то, что его маленькая девочка вскоре вернётся домой. Чудеса не исчезают сами собой. Их отбирают силой. И Рик сделает всё возможное, чтобы отобрать наше чудо назад.
Приобняв меня за плечо, Рик мягко прижался ко мне и почти потащил в сторону лестницы. Его белая рубашка успела измяться, из завёрнутых до локтя рукавов куда-то пропала одна серебряная запонка, а в душе его давно наступила ночь, раз под глазами пролегли такие мрачные тени. Рик держался из последних сил, но всё равно умудрялся поддерживать меня.
– Есть какие-то новости? – с опаской спросила я, боясь услышать любой ответ.
– Нет, Лив, извини. Но мы ищем и будем искать столько, сколько потребуется. А пока, прости, но отдохнуть не получится. Идём со мной.
Он осторожно тянул меня куда-то, куда идти совсем не хотелось.
– Я должна следить за ними, – как в трансе проговорила я, пока мы спускались по ступенькам. – А вдруг они разобьют одну из лошадок Айви? Или случайно поломают что-нибудь? Айви очень расстроится.
– Не волнуйся, милая. Они работают очень аккуратно. А если с одной из статуэток что-то случится, я куплю Айви целую коробку лошадей.
Рик выдавил улыбку, но вышло криво, противоестественно, недостоверно. В моменты полнейшего отчаяния, мы ищем утешение в привычном, но не всегда находим. Я больше не находила той радости, что жила в этом доме ещё сутки назад. И утешения искать было не в чем.
– Тем более, – добавил Рик. – Ты нужна внизу.
– Зачем?
– Приехал один человек, который хочет поговорить с нами обоими.
Дом так и кишел незнакомыми людьми, что прибывали и уезжали, когда им вздумается. Они заполонили гостиную, кухню, детскую, только нашу спальню оставили в покое, когда проверили и убедились, что там делать нечего. Эпицентр трагедии – комната Айви. И там собралось слишком много народу, чтобы её устранить. Во всей этой суматохе я могла бы не услышать, как на задний двор приземлится летающая тарелка или пролетающий мимо «боинг» не долетит до аэропорта Туид Нью-Хейвен, разбившись где-нибудь у пиццерии «Соле Мио». Что уж говорить о стуке в дверь.
– Что за человек? – взволнованно спросила я, не желая пересказывать случившееся в третий раз.
– Он – детектив, – произнёс Рик, и почему-то от выражения его лица мне стало страшно. – Теперь он будет вести это дело.
Сейчас
Бергамо, Италия
У Айви такой же велосипед… Розовая рама, три колёсика, пушистые кисточки на руле, которые она любила дёргать. Как же она заливалась смехом от того, как они задорно подскакивали и крутили «солнышки» через тормозные ручки. Этот смех, чуть писклявый, но такой живой, перекрашивал все тусклые цвета яркой палитрой, будь то серо-бурый октябрь или посеребреннон первым снегом декабрьское утро.
Он и сейчас звучал во мне эхом воспоминания. Долетел откуда-то из прошлого и задержался, чтобы скрасить одиночество на другом конце мира. Я бы записала его на диктофон или сделала музыкальную шкатулку, чтобы в любой момент, когда мне радостно, печально или страшно, я могла открыть крышку и утонуть в её смехе.
Я не слышала его целый год…
Этот год вытянул её на несколько сантиметров и отобрал милые припухлости детских щёчек и запястий. Она уже выросла из своей любимой пижамки с единорогами, из плюшевого пальтишка и ботинок на липучках двадцать седьмого размера. У неё прорезались последние два зуба, что не очень-то желали появляться на свет вслед за своими предшественниками. Она уже не так сильно боится монстров под кроватью, не просит оставить дверь приоткрытой и сама выключает ночник. Больше не любит истории про котёнка Шмяка, потому что считает себя слишком взрослой для таких детских книжек. Научилась выговаривать букву «р» и не глотать окончания, читать по слогам и даже выводить каракули своего имени. Сама размешивает себе какао с зефирками, застилает постель и лепит пончики из теста.
Столько всего я пропустила, а она наверстала. Для взрослого год жизни – всего-то разовая смена пор года и несколько стрессовых ситуаций на работе. Для ребёнка год – целая вечность. И сидя в машине перед домом одной из десятков доний Росси, мне оставалось лишь надеяться, что моя девочка изменилась не слишком сильно. Что она всё так же коверкает слово «соковыжималка», хитрит, чтобы не чистить зубы перед сном, поёт в ванной с пеной и уточками и визжит от радости при виде пушистых пёсиков на прогулке. Что она всё так же спит в обнимку с мистером Зефиркой, ведь тот исчез из спальни вместе с ней.
После почты я поспешила вернуться в отель, даже не позаботившись об обеде. Выведав у девушки на ресепшен пароль от местного вай-фай, я закрылась в номере и воспользовалась советами Вико по поиску людей. Лимонные Маритоццо с утра так и стояли себе на столике не тронутыми. Я расположилась на мягкой кровати и, почти не чувствуя вкуса, зато чувствуя волнение, крошила пирожными прямо на покрывало и вбивала фамилию Росси в справочник.
Информации по-прежнему не доставало. Всего-то фамилия и пол. Область поиска я расширила за пределы Бергамо, охватив так же соседние городки Тревиоло, Мадоне, Альбино и все прочие, что на карте попадали в радиус пятидесяти километров. Не стоило полагаться лишь на адрес на конверте. Она могла жить где-то в другом месте, неподалёку, а отделение почты на Виа Антонио Лакотелли использовала для отвода глаз.
Сервис выплюнул более пятидесяти результатов. Как хитро было выбрать такую распространённую фамилию – на крошечном пятнышке на карте проживало столько доний Росси. Методом исключения я сократила перечень, отфильтровав «подозреваемых» по возрасту. Моей донье Росси было от пятидесяти до шестидесяти, хотя точной даты рождения я не знала.
Я сделала скриншот экрана и решила начать с тех, кто жил в Бергамо, постепенно продвигаясь всё дальше, пока не найду нужную донью Росси. Слишком огромный объём работы для одного, но в любом случае мне оставалось ждать целых две недели до следующего её визита на почту. И то, если она придёт. Я просто не смогла бы сидеть в номере, гулять по городу как туристка и срываться на экскурсии. На таможенном контроле аэропорта я нагло соврала, ведь прилетела сюда не на отдых, а закончить расследование, что не сумели закрыть за целый год.
Уже в коридоре я встретила Вико с тележкой, предназначенной для кого-то из гостей на этаже. Он весело поприветствовал меня и спросил, помогла ли его подсказка с почтой. Похоже, в этой поездке грамотный гид сам нашёл меня, пусть вместо карты в руках у него всегда позвякивала посуда, а тонкие усики выдавали в нём больше циркового работника, чем отельного официанта. Но жизнь знает, когда мы окончательно заплутали в темноте и когда приходит время послать нам проводников. Вико выручил меня во второй раз и посоветовал заглянуть в компанию по прокату автомобилей на Виа Карло Голдони.
– В ногах не правда, так ведь говорится у вас? – улыбнулся он. – К чему стаптывать обувку, когда можно крутить баранку?
В прокате «Карлито» мне повезло чуть больше, чем на почте – один из сотрудников понимал английский и даже сумел поговорить со мной без переводчика или языка жестов. Заполнив документы, уже через десять минут я вышла на загорающую под солнцем парковку с ключами от компактного «Фиата».
Хэтчбек, ярко-жёлтый, как оперение канарейки, он идеально подходил для узких улочек Нижнего города и для меня, которая уже год как пересела с минивэна на успокоительные и не управляла ничем габаритнее кофеварки. Тем более своей жизнью. Вспомнить, куда вставлять ключ и какую выжимать педаль, оказалось делом пяти минут. В каждом из нас встроена карта памяти. Порой она барахлит, но в нужные моменты выдаёт знания из прошлого. Просидев в светлом, довольно ухоженном салоне малютки и перезнакомившись со всеми рычагами, кнопками и потёртостями, я вбила первый адрес в навигатор телефона и завела мотор.
План нуждался в доработке. Вернее, в полнейшем составлении с нуля. Предстояло действовать экспромтом, импровизировать на ходу и разбираться с последствиями, но я давно открестилась от ответственности за что бы то ни было. За свои ошибки, за людей кругом, за собственную жизнь. Так я и жила целый год, избегая людей, решений и самой себя, пока не наткнулась на тот самый конверт, что пропутешествовал со мной через океан и всегда был под рукой.
Дом Франчески Росси – отправной пункт моих поисков. Он обосновался совсем неподалёку, на Виа Джованни Фальконе, прямо напротив «Занчи Марио», мастерской по переобивке мебели. Я добралась туда за семь минут и, не глуша двигатель, остановилась у бордюра через дом. Не хотелось, чтобы странная женщина в шляпе и солнечных очках – в лице меня – сильно бросалась в глаза и вызвала лишние подозрения из-за вмешательства в чужое спокойствие.
Двухэтажный домик из желтовато-песочного кирпича не подозревал, что за ним ведётся слежка. И не удосужился рассказать или хотя бы намекнуть на то, что в нём живут дети. Ни разбросанных игрушек на траве, ни развешанных детских маечек после стирки, ни верёвочных качелей у крыльца. Всё чинно и чистенько – сразу видно: этот дом купается в любви, раз за ним так ухаживают.
Первая попытка и такая удача. Не прошло и двух минут, как я подъехала к возможному подозреваемому, из дома вышла пара в возрасте. Высокий седовласый мужчина в рубашке с коротким рукавом и, вероятно, его супруга в лёгких брючках и с красной помадой на губах. Эти двое – прямое доказательство, что стиль, как и вино, с годами зреет и раскрывается. Мужчина придерживал свою даму за локоток и смотрел на неё так, словно только недавно встретил, а не прожил с ней под одной крышей полжизни. За такой любовью можно часами наблюдать, но у меня не было на это времени. Главное я узнала – её здесь нет.
Как и в доме на Виа Карсо, и на Виа Карло Альберто, и в районе Вилладжио. В каждом из этих мест мне приходилось немного посидеть в засаде, чтобы подождать хозяев, а в районе Борго Палаццо пришлось даже расспросить соседку, что вышла выкинуть мусор, кто проживает в доме напротив. Нигде не было нужной доньи Росси. Нигде не было пятилетнего ребёнка.
К вечеру я успела объездить лишь восемь адресов, а вымоталась так, словно обошла их пешком с поклажей в несколько десятков килограмм. Впрочем, моя ноша, тот груз, что я таскала столько месяцев, потянет на гораздо больше. И у этого последнего на сегодня дома меня почти пригнуло к земле от тяжести воспоминаний. Розовый велосипед с кисточками, совсем как у Айви, стоял себе, прислонившись к крыльцу, где его бросили и убежали в дом шустрые ножки. Едва увидев эти пушистые кисточки около звонка, я выскочила из машины, готовая бежать к дому, вломиться в него и обыскать каждую комнату. Позвонить Рику и слёзно воскликнуть, что я нашла нашу дочь, ведь тут её велосипед.
Но велосипед Айви остался в Нью-Хейвене, в гараже, откуда исчез «Мерседес» Рика, и где до пролежней застоялся семейный минивэн. Нашу дочь забрали из дома в одной пижамке и с единственной мягкой игрушкой, даже не захватив тапочек или верхней одежды. Я столько дней с ужасом представляла, как чья-то грубая рука несёт мою малышку, пока ветер хлещет её по лицу, а холод пробирается под маечку, леденя даже единорогов, вышитых на ткани. Как её голые пяточки краснеют, а пальчики цепко хватаются за плюшевую плоть лучшего друга, которого она в последний момент утащила с собой.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: