Провинциальный голосок, или Монетизация любви

– Скоро подъедет. Вы пойдите за паспортами и приходите сюда. Никуда не отлучайтесь, пока я не разрешу. Никому не звоните и не сообщайте о случившемся. Пригласите вашу супругу.

– Хорошо, – Пехлеви кивнул головой и вышел.

Минут через пять зашла Асият.

– Здравствуйте, я – Ася, – женщина вздохнула и тихим голосом продолжила, – я ухаживаю в основном за бабушкой и помогаю в уборке дома, но не часто. Валентина сама справляется, но раз в неделю генералим с ней вдвоём. Как она переживёт это горе, – у Аси задрожал голос и появились слёзы.

– Успокойтесь, пожалуйста, выпейте водички, – майор налил из бутылки воды в стакан и протянул женщине.

– Спасибо. Извините.

– Я вам сейчас буду задавать вопросы, и вы мне предельно точно и, главное, честно отвечайте.

– Конечно. Мне скрывать нечего, – Ася посмотрела на майора своими глубокими чёрными глазами, как у горной газели.

– Когда вы в последний раз видели убитую?

– Лилечку я видела вчера поздно вечером, – и Ася рассказала всё, что вчера произошло и чему была свидетелем.

– Кто за вами закрыл входную дверь? – майор продолжал мучить вопросами молодую женщину.

– Татьяна. Лилечка уже поднялась к себе, мы с Таней оставались вдвоём. Я наказала ей сразу мне позвонить, если Галина Фёдоровна плохо себя почувствует. Я слышала, как Таня закрыла за мной замки.

– Ночью вам больше не звонили?

– Нет. Не беспокоили. Только вот сегодня около двух часов дня позвонила Таня, голос взволнованный, дрожащий, сказала, чтобы с мужем пришла, – Ася опять тихонечко всплакнула.

– Расскажите, что вы увидели и ваши действия, – майор решил не обращать внимания на её всхлипывания, – вы же медик, а плачете.

– Я у себя на родине работала хирургической медсестрой и много чего видела, но Лилечка такой хороший человек, такая чуткая, обожает свою бабушку. Очень жалко. Знаете, я ведь работала медсестрой в санатории, но как началась пандемия, Лилиана потребовала, чтобы я ушла с работы, боялась, что я могу вирус подхватить, а потом заразить бабушку и мать. Я и уволилась, и меня с удовольствием отпустили. Отдыхающих нет, работы нет. Персонал сократили. А Лилечка мне возместила деньгами мой уход с работы. Я очень довольна. Мы с мужем им благодарны.

– Понятно, – Золотарёв прервал её монолог, – я понял, что вы сразу поднялись на второй этаж и пошли в апартаменты к певице, как вам няня и сказала, дальнейшие ваши действия какие были?

– Я увидела на полу Валентину и Татьяну, которая пыталась её поднять, но у неё никак не получалось, – Асият взяла себя в руки и продолжила рассказывать, – я помогла поднять Валю, и мы с Таней усадили её на краешек Лилечкиной кровати, Таня села рядом с ней, взяла за руки и показала мне глазами куда-то в сторону окна. Я увидела Лилиану на полу и сразу поняла, что она мертва, я закричала, не сдержалась. Но потом всё-таки подошла к ней, пощупала пульс для того, чтобы убедиться в смерти, хотя тело было уже холодное. Потом пришёл муж.

Беседу майора и Аси прервал дикий крик. Оба выскочили из малой гостиной в большую комнату-холл, где сидела Валентина с Татьяной. Оказывается, приехала труповозка, и тело певицы спустили в большом чёрном мешке. Валентина, увидев это, очнулась от дрёмы и с криком кинулась на санитаров, – бедолаги чуть не выронили носилки с трупом.

– Не отдам. Откройте лицо моего ребёнка. Немедленно оставьте её дома, это её дом. Куда вы несёте моего ребёнка? – Валя кричала что-то бессвязное, Таня еле удерживала её, откуда только силы взялись у убитой горем матери.

Майор с Асей усадили Валю. Таня облегчённо вздохнула. Ася тут же дала капли Валентине, села рядом с ней и гладила по голове, как ребёнка. При мысли о смерти своего ребёнка женщину всю перекосило. Неестественность этой ситуации удручающе действовала на всех, даже опера ходили поникшие: мать первая увидела свою убитую дочь – это ещё надо перенести.

Майор вышел во двор. Там двое других оперативников обследовали территорию двора. Майор заставил их обследовать каждый сантиметр двора. Хотя криминалист и предварительно сообщил майору причину смерти, он ждал результаты вскрытия от патологоанатома. Позвонив врачу в морг, попросил его срочно провести вскрытие и сообщить ему. Потом приехал дактилоскопист и снял у всех обитателей дома отпечатки пальцев.

Александр Сергеевич покурил во дворе, поговорил со своим бессменным заместителем Кузнецовым и зашёл в дом.

– Ася, мы потом закончим разговор, а вас,Татьяна, прошу пройти со мной, поговорим. У меня есть ещё десять минут. Таня пошла за майором в малую гостиную.

– Асечка, пригляди за детьми, они могут проснуться, – Таня попросила Асият.

– Татьяна Ивановна, – майор прочёл данные паспорта няни, – сейчас придёт лейтенант Кузнецов, передадите ему свой паспорт и распишетесь в подписке о невыезде до конца следствия. Такова процедура.

– Я понимаю, и никуда и не собиралась уезжать. Как же дети без меня? Я их только бабушкам могу доверить, но Валентина в таком состоянии. Что там говорить, – женщина махнула рукой, – я мальчиков так люблю, я же их почти с рождения нянчу, – и няня принялась вздыхать и плакать, – как это ужасно, что такие маленькие дети остались без матери.

Золотарёв внимательно посмотрел на Татьяну, перед ним сидела уже немолодая женщина, возраст которой совпадал с её паспортными данными. Сейчас женщины её возраста во всю молодятся, делают уколы красоты, накачивают губы, наращивают ресницы и много других ухищрений, которые есть в арсенале любого косметолога даже в глухой провинции. Судя по всему, Татьяна всеми этими способами возвращения молодости не пользовалась. У неё была своя естественная красота. Аккуратная стрижка, серые выразительные глаза, скорбные складки у губ, сразу было видно, что женщина порядочная, интеллигентная.

– Татьяна Ивановна, вы сейчас сказали, что вы детей почти с рождения нянчите, сколько детям лет? Они – близняшки?

– Нет, они – двойняшки, и совсем не похожи друг на друга. Матвей больше похож на отца, а Лев – на мать, – при этих словах няня всхлипнула, – им на Новый год – четыре года исполнилось. Лилечка их 31 декабря ночью родила, а записали мальчиков в метрике 1 января. Лилечка очень хорошая. Это ведь редко бывает, чтобы хозяева тебя верно оценивали, не так уж и часто, а Лилечка меня ценила и очень хорошо платила. Конечно, я всегда соблюдаю определённые правила в отношении с хозяевами, как того предусматривает моя работа. Моё дело – дети, но если хозяева попросят что-нибудь ещё сделать, помочь в чём-то, я всегда пожалуйста.

– Как давно вы работаете в семье? – майор пытался узнать что-то интересное о певице, узнать, за что же так позверски убили Лилиану? Он помнит её ещё с детства, она была неглупой и воспитанной девочкой, немного избалованной, но нисколько не хитрой и не подлой. Кому же она насолила?

– Больше трёх лет до этого у них были няни, которые ухаживали за младенцами.

– Их было две? – майор удивился денежному размаху Лили Гладковой.

– Да. Детей же двое, – удивилась няня, видимо, она уже и сама позабыла, что обычно мамы с бабушками ухаживают за детьми.

– А сейчас почему вы одна?

– Я не одна. В Москве нас двое, певица занята, работает, не может уделять много времени детям. Я сюда приезжаю одна, так как Валентина всегда мне помогает, она обожает своих внуков.

– Хорошо. Скажите, кто обнаружил труп певицы?

– Валя. А я побежала на её крик.

– Так. С этого места поподробнее.

– Я побежала в комнату к Лилечке.

– А почему к Лиле в комнату, а не к Вале? – майор пытался восстановить картину происшествия и понять взаимоотношения людей, вынужденных жить под одной крышей.

– А Валентина на кухне готовила завтрак дочери, а та всё не выходила. Лиля, вообще, завтракает очень поздно, когда у людей уже обед. Привычка у неё такая выработалась с годами. Но на этот раз Лиля долго не приходила, вот Валя и поднялась к ней, пригласить позавтракать. Валечка сама не ела, хотела поговорить с дочерью.

– Об этом она вам сказала?

– Да. Валя поделилась со мной утром. Хотела поговорить о безобразном инциденте, который произошёл вчера вечером между Лилей и Геннадием, – и Татьяна рассказала, что произошло вчера вечером на кухне, – Пахлава Гену наверх тащит, а тот всё орёт на Галину Фёдоровну: «Фашистка старая, ненавижу тебя» и так далее. Не хочу все гадости говорить, которые он в адрес бабушки говорил и Лилечки тоже. Хоть они уже и были в комнате у бабушки, но двери были открыты и всё было слышно.

– Татьяна Ивановна, опишите подробно, что вы увидели утром в спальне у певицы.

– Да уже и не утро было. Второй час дня, но Лилечка поздно завтракает. Я забежала в комнату и сразу наткнулась на Валю, она лежала на полу без сознания, я стала бить её по щекам и пыталась поднять с пола. Она то открывала, то закрывала глаза. Я крикнула вниз Галине Фёдоровне, чтобы она позвонила Асе. Лилечку я сразу и не заметила. Когда я увидела Лилечку, я непроизвольно закричала, я сразу поняла, что она мертва, голова разбита. Кровь на ковре уже впиталась. Пересилила себя, пощупала пульс. Рука была холодная, пульса не было. Я быстро побежала вниз, сама позвонила Асе, пока там бабушка доплетётся до своей комнаты и возьмёт телефон. Потом нашла в аптечке нашатырку и снова побежала наверх. Дала понюхать Вале, та вроде бы пришла в себя, но поднять её я никак не могла. Хоть она и хрупкого телосложения, но какая-то тяжёлая стала, обмякшая. Усадила её на полу же и поддерживала за спину, а тут и Ася подоспела. Мы её подняли и усадили на краешек кровати. Потом Пахлава пришёл. Вот вроде бы и всё.

– Татьяна Ивановна, вы москвичка или из других мест? – майор задавал, казалось бы, нелогичные для постороннего человека вопросы, только он сам понимал ход своих мыслей. Многие люди стандартно мыслят, а майор понял одну истину, в его деле необходим нестандартный подход, чтоб уцепиться за верную версию.

– Да, товарищ следователь, – Татьяна, как всякий советский человек, привыкла к такому обращению, – ещё мои бабушки и дедушки переехали в Москву с Поволжья во время великого голодомора. Люди в деревнях терпели всё то, что им было неприятно и плохо, что их убивало, – и не пытались изменить что-либо. Терпелив наш русский народ. А мои деды были молоды и приехали в Москву в поисках лучшей доли. Так в Москве и жили, и на войну уходили из Москвы, и квартиры получили от АЗЛК. Знаете такой завод?

– Знаю, конечно, – майор кивнул, – автомобильный завод имени Ленинского Комсомола.

– Там мои деды и бабушки и познакомились. С обеих сторон. На этом заводе вся их жизнь прошла. Позже и мои родители работали в разных подразделениях завода. Мама воспитательницей была в детском садике, отец – сборщиком автомобилей «Москвич».