А я заставлю!

Добравшись до подъезда, замечаю, как в него как раз заходит мужчина в черном пальто. Открывает дверь и уже почти входит внутрь, как я окликаю его.

– Подождите пожалуйста. Придержите дверь.

Он на секунду останавливается, но не оборачивается. Придерживая дверь плечом, говорит с кем—то по телефону. Торопливо, чтобы не задерживать человека, вскарабкиваюсь по ступеням. От усталости еле ноги волочу. Вещей у меня в чемодане немного, но все равно он ощущается довольно тяжелым. Особенно после такой прогулки.

– Спасибо, – выдыхаю, наконец добежав.

Мужчина, не сказав и слова в ответ, проходит внутрь, а я семеню следом.

– Здравствуйте, – сдув с лица прядь волос, здороваюсь с бдительной женщиной консьержем. – Я в четыреста двадцать восьмую.

Она кивает, окинув меня странным взглядом, а потом такой же направляет в спину мужчине, что открыл мне дверь. Он, остановившись около лифтов, ударяет по кнопке вызова ладонью.

Я подхожу, перехватив немного иначе чемодан, и опираюсь спиной на стену. Руки гудят и, кажется, вот—вот отвалятся. Ног от холода вообще не чувствую.

– И что, что Новый Год? У нас контракт, – вздрагиваю от того, как категорично звучит мужской голос. – Ты ребенку подарки на что покупаешь? Правильно, на деньги, которые я тебе плачу, Стадников. Хочешь, чтобы платил и дальше, выполняй свои непосредственные обязанности. Тридцатого у нас самолёт, прилетишь домой второго. Твоя семья уж как—то отметит праздник без тебя.

Мои брови осуждающе ползут наверх. Ого, да у нас тут начальник – абьюзер вырисовывается.

Делая вид, что рассматриваю пространство, пробегаюсь взглядом по суровому мужскому профилю.

Его лицо, словно высеченное из мрамора, не выражает ни малейшего намека на сочувствие к человеку, который, похоже, на него работает. Высокие скулы, прямой нос, хищные глаза холодного стального цвета, которые почему—то мне кажутся знакомыми. Осматриваю дорогой костюм, пальто, покрытое тающими снежинками, часы на левом запястье, выглядывающие из—под края рукава… Тут и задумываться не надо. Весь его вид буквально вопит о том, что в этом мире нет ничего более важного, чем он сам и его власть над другими.

Знаю я таких, встречалась.

– Твоему сыну сколько? Семь? – продолжает всё тем же тоном, – Уже взрослый, справится без тебя… Ну, найди кого—то другого, кто переоденется Дедом Морозом. Нашёл проблему. В этом возрасте вообще уже пора понимать, что никакого волшебного деда с мешком подарков не существует.

От удивления я давлюсь воздухом.

– Ппфф, – фыркаю, не сдержавшись.

Это же надо быть таким твердолобым и заставлять людей работать в самый главный праздник в году. Еще и решать кому во что верить!

– Верное решение, Кирилл. До завтра, – судя по удовлетворенному тону, эта глыба таки раздавила своего подчиненного.

Боковым зрением вижу, как он отправляет телефон в карман брюк, а сам отчего—то смотрит прямо на меня.

Цепкий, изучающий взгляд жжет кожу лица, скользит вниз по шее, цепляется за шубу и возвращается обратно.

Становится неуютно.

Мне не нравится, когда меня изучают, как экспонат в музее, хотя в костюме Эльзы и с чемоданом в руках я, вероятно, именно так и выгляжу.

Прокашлявшись, осмеливаюсь встретиться с ним взглядом.

– Это было мне? – мужчина вопросительно заламывает бровь.

– Что? – делаю вид, что не понимаю.

– Твоё фырканье. Как его расценивать?

Чувствую, как щеки начинают гореть, но взгляда не отвожу.

– Простите, но я не думала, что кто—то может быть настолько… – на мгновение замираю, подбирая слова, чтобы с ходу не окатить его теми эпитетами, которые крутятся на языке. – Настолько безразличным к людям.

– А ты значит, образец неравнодушия? – бесцеремонно обращается ко мне на ты.

– Именно так, – вздергиваю подбородок, чтобы он вдруг не подумал, что может меня задавить так же, как своего работника.

– И сколько платят за твою неравнодушную работу?

Я моргаю, не понимая о чём он. Ощущение неловкости усиливается, когда его взгляд снова скользит по моему наряду.

– Простите? Что Вы имеете в виду?

Не слишком—то приятно, когда на меня смотрят так, будто я ничто, пустое место. А он сейчас делает именно это.

– Я так понимаю, ты как раз идешь с очередного вызова? Или только на него? Еще и с чемоданом. Надеюсь, внутри сменный костюм, потому что выглядишь ты откровенно говоря не очень. Не думал, что агентства докатились до подобного антуража, – небрежный взмах рукой на мою шубку с шапкой. – Выглядит отнюдь не привлекательно. У меня бы не встал.

От сказанного у меня отвисает челюсть и перехватывает дыхание.

В лицо бросается краска, от шока едва не роняю чемодан.

– Вы… – даже не сразу могу подобрать слов, настолько пораженная его невоспитанностью, – Неотесанный грубиян!! Это вообще—то костюм аниматора, а не… то, что вы там себе подумали! Я с детьми работаю, ясно?

Рявкаю так, что мой голос звонким эхом отлетает от стен и залетает в кабину, в аккурат приехавшего лифта.

– Ясно, – следует ровный ответ, как будто ему вообще до лампочки, что он только что меня оскорбил. – Едешь? – кивает в сторону кабины.

– Нет, конечно! Я с Вами на один квадратный метр не встану!

– Ну и ладненько. Детишек не напугай только, аниматорша.

Войдя внутрь, он нажимает на кнопку и уезжает, даже не извинившись. Меня же трясёт от эмоций.

Если бы могла, вцепилась в его заносчивую физиономию и повыдирала черную бороду волосинку за волосинкой.

На эмоциях, одним движение головы откидываю назад волосы и цепляюсь взглядом за собственное отражение в зеркале.

От ужаса вздрагиваю.

То, что смотрит на меня – не я.

Вот было бы хорошо, если бы зеркало оказалось украденным из комнаты смеха. Исказило мой внешний вид, и я на самом деле не выглядела бы так, как выгляжу. Но нет, мне так не повезёт. Вот это чучело в отражении – я.

Захныкав, роняю голову на стену.

Оказывается, я не смыла макияж после праздника. Новости о смерти бабы Раи перевернули все в голове, и я напрочь забыла о гриме. Обычно, для выступлений я крашусь, как Эльза. Подчеркиваю яркими голубыми тенями глаза, подвожу их толстой линией подводки, накладываю румяна, а губы выделяю ярко розовой помадой.