Буровая

Буровая
Елизавета Сагирова

Это история о том, как в минувшем столетии, в несуществующем более государстве, три девочки отправились на долгую и трудную прогулку, ещё не зная о том, что она разделит их жизни на до и после. Что в далёком будущем, уже взрослыми женщинами, им придётся повторить этот путь, чтобы завершить то, перед чем они отступили в детстве. Это история о преданном детстве и забытой дружбе, о том, как один поступок предопределяет жизнь на многие годы вперёд.

Буровая

Елизавета Сагирова

© Елизавета Сагирова, 2023

ISBN 978-5-0059-5475-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Мне жаль современных детей.

Когда я вижу эти их пластиковые игровые площадки с прорезиненным покрытием, то вспоминаю наши заросшие дворы, расшатанные качели, скрипучие карусели, ржавые горки. Сколько раз мы падали с них, обдирая ладони и разбивая колени до кровавых брызг! Спустя десятки лет я до сих пор помню ту боль и ношу ставшие едва заметными шрамы. В нынешние времена ребёнка, получившего такие повреждения, везут в медпункт, а мы поднимались, хромая, искали подорожники, лепили на слюну поверх открытых ран и играли дальше.

Мы летали на велосипедах по бездорожью без шлемов, наколенников и перчаток. Порой это заканчивалось печально, вплоть до переломов и разбитых голов, но никого не останавливало.

Мы дружили с бездомными собаками, таскали им котлеты, припасённые с обеда украдкой от родителей, играли с ними, лечили их, принимали роды, нянчили щенков, и никто ни разу ничем не заразился, не подхватил блох, и не был покусан.

Мы валялись в высокой траве, не знавшей газонокосилок, строили шалаши, лазили по деревьям, и если кто-то обнаруживал на себе клеща, его просто извлекали общими усилиями и торжественно сжигали концентрированным солнечным светом под лупой, которая обязательно у кого-нибудь находилась.

Мы уходили из дома на весь день на другой конец города, на пустыри или в лес, мы забирались на стройки и в заброшенные дома, мы возвращались затемно, но никто не искал нас, не заявлял в милицию, не обзванивал больницы и морги.

Мы ходили на пруд и купались там без присмотра взрослых. Вообще без какого-либо присмотра. Мы на спор ныряли в омуты и учили младших плавать, просто сталкивая их с мостков в воду. Конечно бывало что кто-то и тонул, но разве сейчас дети не тонут?

Мы ели немытые ягоды и щавель, пили из уличных колонок, рвали с яблонь кислую «дичку», но никто ни разу не отравился.

Мы дрались руками, ногами, палками и камнями, разбивали друг другу носы, ставили синяки, выдирали волосы, валяли по земле, но не шли жаловаться взрослым, потому что это считалось одним из самых презренных поступков и не забывалось уже никогда.

У нас были опасные игры и опасные прогулки, но не было телефонов, чтобы в случае чего позвать на помощь взрослых. Зато мы умели помогать друг другу. Тащить на себе до дому товарища с подвёрнутой во время игры ногой – легко! Заступиться перед недругами будучи в меньшинстве – дело чести! Одолжить велосипед, накормить взятыми с собой бутербродами, выгородить перед родителями, помочь зашить порванную одежду, за которую влетит дома – обо всём этом не нужно было даже просить.

Иногда, вспоминая своё детство, я прихожу в ужас и не могу понять как нам удалось дожить до взрослых лет? Но помню я и то, что была счастлива. Без интернета, без смартфонов, без компьютерных игр, без каникул в Турциях и Египтах, без «Макдональдсов» и конструкторов «Лего», я и мои друзья были счастливы каждый день, потому что у нас было нечто большее. То, чего нет у современных детей.

У нас была свобода. Свобода перемещения и свобода выбора. Свобода быть собой, без желания соответствовать модным веяниям и зову брендов.

Кто-то, возможно что и мой ровесник, конечно, скажет, что я идеализирую советское детство. Может быть. Людям вообще свойственно идеализировать своё детство. Но ни за что я бы не согласилась променять его на безопасное и комфортное детство современности. Не променяла бы сделанные из палок мечи на Плейстешен, а свою обшарпанную «Каму» на заграничные перелёты. Не променяла бы наши шумные дворовые игры на сетевые баталии, а вечерние посиделки у костра на сообщество в социальных сетях. Не променяла бы бутерброд, намазанный маслом и посыпанный сахаром, на бургер и картошку фри.

Не променяла бы ничего, даже несмотря на то, что случилось со мной и моими подругами в жарком июне 87-го года. Потому что не эпоха была тому виной. Потому что всегда, в любые времена и в любом месте, главной опасностью для детей всех возрастов являлись не их границы дозволенного, не водоёмы и высокие деревья, не бродячие собаки и антисанитария, а другие люди.

Взрослые.

2019 г.

Во всех тех историях, где человека спустя много лет настигает его далёкое прошлое, которое он всю жизнь силился забыть, это всегда происходит ночью. Зловещий телефонный звонок гремит в темноте, и, едва пробудившись ото сна, ещё не разомкнув глаз, герой такой истории уже знает, что произошло неизбежное. Он садится в постели, деревянным движением прижимает трубку к уху, и, произносит обречённое «алло», после чего обычно и начинается самое интересное.

В моём случае ничего такого не случилось. Прошлое вернулось не телефонным звонком в ночи, не неожиданным стуком в дверь, и даже не новостью с экрана телевизора. Оно явило себя коротким сообщением в российской социальной сети, аккаунтом которой я пользовалась всё реже, да и в этот раз зашла совершенно случайно, просто открыв не то окно браузера. Видимо, так было надо.

«Привет. Нашла тебя только здесь. Нужно поговорить, позвони мне».

И – телефонный номер. Ряд цифр, тревожно кольнувший память, начинающийся с давно не виданного, но сразу узнанного +7950… Россия. Уральский регион. Я поспешно закрыла глаза, чтобы не смотреть на кружок аватарки отправителя. Оттягивая тот момент, когда всё-таки придётся это сделать.

У меня давно никого не осталось на Урале. Никого, кто мог бы мне писать. Все те, кого я когда-то называла друзьями и подругами, давно уже жили своей жизнью, в которой не было места «предательнице», посмевшей уехать из стагнирующей страны в активно развивающийся край. Посмевшей прижиться там, где, как они говорили, мы никому не нужны.

Я открыла глаза, но посмотрела не на экран ноутбука, а в окно. В окно, за которым до горизонта голубела гладь Средиземного моря. Нет, я не живу у моря, я выбираюсь сюда несколько раз в год на неделю-другую, всегда арендую один и тот же номер маленького семейного отеля на высоком берегу. Далековато до пляжа и магазинов, зато тихо и зелено, что мне и нужно.

Из-за крутого мыса величественно выступал-выплывал круизный лайнер. Казалось, что движется он томительно-медленно, но я знала что это лишь иллюзия, порождённая его титаническими размерами. На самом деле скорость таких плавучих городов довольна приличная. Совсем скоро он пристанет к берегу и выплеснет на него разноцветную шумную волну туристов. Туристы, гомоня на разных языках, заполнят собой улицы, кафе, набережные, будут фотографироваться и сорить деньгами, суетиться и толпиться…

Пожалуй, останусь сегодня в отеле. Закажу ужин в номер или скромно перекушу фруктами, что пойдёт мне только на пользу. Я стараюсь держать себя в форме, бегаю, посещаю спортзал, но годы берут своё и на сорок пятом году жизни даже у нерожавшей женщины талия начинает расплываться от каждого лишнего листа салата.

Захотелось встать и провести ладонями по животу и бокам, проверяя, не отложилось ли там лишнего за эту уже подходящую к концу неделю отдыха, но я заставила себя остаться на месте. Заставила себя перевести взгляд на экран ноутбука, уже потускневший, готовый уйти в режим ожидания. Заставила себя признать, что и размышления о круизном лайнере с его счастливо-бестолковыми туристами, и внезапная озабоченность собственной фигурой, – были лишь трусливой попыткой потянуть время перед неизбежным. Перед тем, когда всё-таки придётся увидеть, кто написал мне с далёких уральских предгорий. Кто посмел тревожить прошлое.

Кружок аватарки был мал, но позволял разглядеть, что с него улыбается женщина. Женщина с простым лицом в обрамлении обесцвеченных кудряшек. Очень мелких кудряшек, которые совершенно не шли этому полному, тронутому годами лицу, и делали женщину похожей на глуповатую упитанную овечку.

Я потянулась за мышью и кликнула по аватарке, открывая фотографию на весь экран. При увеличении изображения женщина оказалась там не одна, а в обнимку с двумя детьми: мальчиком-подростком, долговязым, смуглым и чернобровым, совершенно на неё не похожим, и девочкой лет девяти.

Вот в тот самый момент, глядя на эту девочку, я и поняла кто потревожил меня из далёкого прошлого, давно растаявшего под сенью дремучих уральских лесов. У девочки были два коротких тёмно-русых хвостика, прямая чёлка над густыми бровями, и большой улыбчивый рот. Такие рты рисуют в мультиках добрым лягушатам. Такой рот был у моей лучшей подруги в маленьком городке на севере Свердловской области, куда я каждое лето приезжала к бабушке, в восьмидесятых годах прошлого века.

1986 г.

Когда нужно было отвезти меня к бабушке на лето, родители всегда выбирали ночной поезд, и мне это нравилось. Всю ночь я крепко спала под уютный перестук колёс, а утром была уже на месте, полная сил, энергии, и решимости для того, чтобы не откладывая, начать праздновать долгожданные каникулы. Конечно вырваться от соскучившейся по внучке бабушки так сразу не удавалось, но после восторгов встречи и сытного завтрака взрослые обычно оказывались надолго заняты своими взрослыми разговорами, а я, незаметно выскользнув из-за стола, торопилась на улицу. Точнее, через двор в соседнюю пятиэтажку.

К Польке.

Полька терпеть не могла когда её звали Полькой, или того хуже – Полей. Признавала только полное имя – Полина. Но когда это дети в обращении друг с другом использовали полные имена? Полька обижалась, бунтовала, ревела и даже дралась, но тут оказалась бессильна что-либо изменить. К своим двенадцати годам, которые она справила на момент описываемых мною событий, подруга, скрипя зубами, уже терпела «Польку», а «Полю» демонстративно игнорировала. Мне было её жалко, но важное взрослое имя Полина никак не хотело приживаться на языке, поэтому я стала окликать подругу Полинкой. Такой компромисс избавил нас от лишних ссор и, подозреваю, благодаря ему не в последнюю очередь, мы и стали лучшими подругами. Характер у Полинки был не сахар, с другими детьми она ладила неважно, любила командовать и задираться, но моя уступка требованию не произносить ненавистное имя, расположила её ко мне, как ни к кому другому. Я вообще часто ей уступала. Полинка была упрямой, вредной, ехидной, и всегда легче было уступить, чем вступать с ней в конфронтацию.

Сейчас я даже не могу понять, почему выбрала в лучшие подруги девочку с таким непростым нравом, и как у меня получилось столь долго его терпеть? Что сделало нас – таких непохожих друг на друга – неразлучными? Разве что долгие и дальние прогулки, которые мы обе обожали, и в которые пускались при любом случае, предпочитая их таким типичным «девчачьим» забавам как «резиночки», «классики», «горы-моты» и «дочки-матери». Эти прогулки мы солидно называли путешествиями, и зачастую они были такими далёкими, трудными, а порой и опасными, что действительно больше походили на путешествия. С раннего утра, прихватив с собой несколько бутербродов, а то и просто краюху хлеба, мы уходили то за плотину к заброшенной церкви, то по железнодорожным путям к длинному и тёмному, как звериная нора, туннелю, то просто вон из города, в лес, в поля, на простор!

Молодые читатели этого, наверное, не поймут, а то и не поверят, ведь сейчас не принято отпускать детей одних далеко и надолго. Но мы гуляли так лет с семи, честное слово! А если вспомнить, что тогда и в помине ещё не было сотовых телефонов, то степени нашей свободы можно только позавидовать, правда? Я сама себе завидую, когда вспоминаю свои вольные каникулы восьмидесятых годов. Завидую, даже несмотря на то, что произошло дальше.

Но именно затем, чтобы как можно быстрее начать эти каникулы и почувствовать эту свободу, я, едва лишь приехав к бабушке и наспех позавтракав, бежала к Полинке.

Подруга о моём прибытии заранее не знала (напоминаю, что сотовых телефонов тогда не существовало, городские были далеко не у всех, а письма шли порой неделями) и оно всегда было для неё сюрпризом. При виде меня Полинка обычно радостно вопила по-ковбойски и мы обнимались. Обнимались первый и последний раз за все каникулы – у тогдашних девочек «телячьи нежности» друг с другом были не в чести. А потом сразу шли гулять, хотя можно было бы посидеть дома – Полинкина мама меня любила за начитанность, за очкасто-интеллигентный вид, и приветствовала в гостях со всем радушием. Но какие разговоры могут быть при родителях? А поговорить после долгой разлуки хотелось о многом.

– Держи! – едва выйдя из подъезда, я протянула Полинке припрятанную до поры за поясом юбки тонкую стопку стянутых аптечной резинкой календариков, в числе которых были и ценные «переливашки». Мы обе коллекционировали календарики. Тогда многие дети их коллекционировали гораздо чаще, чем марки, последнее было скорее взрослым увлечением.

– Ого! – Полинка приняла подарок, принялась разглядывать и оглаживать каждый календарик, тасовать их как карты, – Баские!

Тут надо пояснить значение последнего слова тем, кому оно неизвестно, потому что использовалось оно нами в те годы очень активно и далее по тексту ещё встретится. «Баско», с ударением на первый слог – на уральском диалекте служило синонимом таких наречий как «хорошо» или «красиво», но не в пример более выражено, эмоционально. Не помню пользовались ли этим словечком взрослые, но дети – постоянно и с удовольствием. До тех пор, пока его не вытеснило пришедшее позже и навсегда оставшееся в русском языке выражение «классно». Теперь, надеюсь, читателю понятно, что, назвав календарики баскими, Полинка таким образом дала моему подарку высочайшую оценку.

Я скромно потупилась, но осталась довольна собой. Будучи жительницей областного центра – города Свердловска, нынешнего Екатеринбурга, с множеством магазинов, в том числе книжных, с киосками «Союзпечать», где чаще всего и продавались самые разные календарики, я старалась пользоваться этим и регулярно пополняла не только свою, но и Полинкину коллекцию.

Мы с ней коллекционировали, или, как тогда говорили среди детей, «собирали» календарики с животными. В основном это были кошки и собаки, но встречались и другие представители земной фауны. Например, особым предметом моей гордости были несколько календариков с изображениями крупных хищников. Их мне не раз предлагали обменять на других зверей по курсу один к трём или даже к пяти, но я отказывалась. Хищников мне привезла мама из далёкой северной командировки, и я ими дорожила. У нас такие не продавались.

Ну а те, что я подарила сегодня Полинке, судя по её восторженному лицу, не продавались здесь.