Тесты на интеллект

– Ну, как же без этого! «Она же грязная! И глаз подбит и ноги разные!» Было бы нелогично как-то: в таком виде и без синяка под глазом! Это же классика!– обреченным тоном выговорила Ада, и добавила с тихим отчаянием – Святая Бара! Ну и что мне с ним делать? Как прикажете на лекции ходить?! Что студенты будут думать? Ну что студенты могут подумать про меня, когда увидят мой подбитый глаз?!

– Не переживайте так, замажете тональным кремом, запудрите, залепите. Очки можно большие надеть. Женщины вообще странные существа: из-за синяка малюсенького вы готовы впасть в истерику, а то, что мы могли разбиться сейчас насмерть, вас не расстраивает.

– Но уж если мы не разбились, то совсем не обязательно бегать с синяками на лице! Ну что за невезуха! Естественно, будут думать, что меня отлупил муж, начнут сплетничать.

– Вот это противно: нас всегда подозревают в зверствах и жестокостях. Мы прямо животные какие-то в вашем представлении. И очень несправедливо, кстати.

– Не скажите, коллега. Вы знаете статистику? Каждая третья россиянка в течение года подвергается насилию со стороны своего мужчины, не постороннего, заметьте, а своего – мужа, любовника, сына. Причем, это не зависит от слоя и класса: я знала одного нашего коллегу, который сломал челюсть своей жене. Так по-простому, слегка не рассчитал силы.

Владимир Вацлавович примирительно сказал:

– Ну не будем о грустном. Я думаю, что вы никогда не будете этой третьей россиянкой… Допейте водку, Ада Андреевна, и пойдем. Нам уже надо потихоньку к автобусу продвигаться.

Ада снова набрала воздуха и теперь уж выпила все, что оставалось в стаканчике. Выдохнула, помотала головой:

– Ненавижу водку! – укусила, зажевывая, бутерброд – и философским тоном добавила – почему-то у нас всегда интересно получается, как в анекдоте: хотим вина и фруктов, а получается водка и огурец.– Потом поднялась и тут же как-то виновато отметила вслух – что-то от этой вашей горючей смеси я стала пьяна, на ногах не стою. Там сколько было-то?

– Немного, граммов сто пятьдесят.– Владимир Вацлавович начал неудержимо краснеть,– я понимаю вашу иронию, Ада Андреевна: так с дамами не поступают, я имею в виду, не поят водкой в паршивых буфетах. Я очень хотел бы пригласить вас в приличное место и предложить те самые вино и фрукты, но сейчас, поверьте, вам нужнее именно водка. И это очень хорошо, что вы чувствуете себя пьяной: зато забудете о стрессе. Возьмите меня под руку и ни о чем не думайте, Ада Андреевна, я вас поведу.

Только тут до Ады, наконец, дошло, что ее опекают и за ней ухаживают. А она, незаметно для себя, играет роль ведомого в этой связке. Это открытие было для нее потрясающей новостью: она уже давно забыла о том, что ее можно опекать, что от нее не требуется принимать решений, отвечать за свои поступки, думать, куда идти и что делать. Это новое ощущение было для нее настолько непривычным, что она сразу не могла бы сказать, нравится ей такое распределение ролей или нет. Особенно забавным было то, что ее ведущим стал этот милый, краснеющий от малейшей неловкости мальчик. Хотя, наверное, никакой не мальчик, молодой мужчина, это будет вернее. Что ж, может быть, стоит попробовать побыть женщиной? Наверное, это приятно. «Возьмите меня под руку и ни о чем не думайте». Каково?! И это он ей-то, первостатейному першерону, каковым она себя уже давно и прочно ощущала! А что, это вовсе не так глупо, в самом деле! Определенно, надо попробовать. Хотя как-то страшновато: а вдруг ей это понравится? Как потом отвыкать? И тут же Ада с острым раскаянием подумала, что ведет себя бестактно. Мало того, что он вынужден с ней возиться, утешать и ухаживать, так она еще и фактически упрекнула его в том, что делает он это недостаточно изящно. Господи, как это так вышло неловко! Бедный мальчик вынужден опекать старую дурищу, а ему еще и гадости говорят! И ведь он-то совсем не рвался это делать, это общественное поручение, его коллеги откомандировали. Она взяла его под руку и, норовя заглянуть в глаза, с раскаянием сказала:

– Владимир Вацлавович! Пожалуйста, простите меня за бестактность! Я вовсе не хотела ничего такого сказать, чтобы вас как-то обидеть. Мне даже в голову не приходило, что меня можно рассматривать именно как даму, которую необходимо ублажать. Мы же с вами коллеги в форс-мажоре! Поэтому мы в одинаковом положении.

– Вот уж нет. С мужиков всегда спрос больше, поэтому мы должны нести за вас ответственность. И потом мне ужасно приятно о вас заботиться…– он в нерешительности замолчал, после, поколебавшись, закончил – может быть, вы согласитесь сходить куда-нибудь со мной, мы отметим наше чудесное спасение?

Ада растерялась. Это уже было приглашение по всем правилам, и ерничать было неуместно. Не согласиться – как-то неудобно, согласиться – невозможно. Зачем это ей? И вдруг она отчетливо поняла, что, в общем, ничего против-то не имеет, и ей даже хотелось бы пообщаться с ним. «А вот этого не надо»,– совсем уж в смятенье подумала она и очень уклончиво ответила:

– Ну, может быть…

Он поспешал придать этой неопределенности практическую направленность:

– Тогда я вам позвоню, телефон я знаю.

«Господи, как все одинаково у них! – подумала Ада, но вслух не сказала ничего. Она, в общем, не замерзла, но ей все еще было как-то зябко и неуютно, хотя взвинченное нервное состояние действительно ушло. Ее приятно начало клонить ко сну, непривычное состояние легкого опьянения окрашивало действительность в беззаботные тона. Она не обращала внимания на недоуменные взгляды, которые сопровождали их, ее ничто не беспокоило больше и это было восхитительным, как выздоровление после длительной тяжкой болезни.

В автобусе их места оказались на самом последнем ряду, но Аде было все равно: она не замечала почти ничего, мужественно борясь со сном. В мерно качавшемся теплом чреве автобуса это было сделать совсем не просто. Владимир Вацлавович, некоторое время наблюдавший за ее бесплодными попытками примоститься как-то поудобнее, предложил свою помощь:

– Ада Андреевна, пожалуйста, кладите голову мне на плечо, будет удобнее, ну что вы мучаетесь.

Ада не стала ничего говорить, ни благодарить, ни отказываться – у нее не осталось на это сил. Она почти уронила тяжелую, непосильно тяжелую для нее голову, ему даже не на плечо, а куда-то на руку и погрузилась в блаженный сон, как в теплую пенную ванну.

Она проснулась как раз тогда, когда автобус медленно въезжал в город. С сожалением разлепила глаза и подняла голову:

– Что, уже приехали? Как вы, Владимир Вацлавович? Отогрелись?

– Ну не то, чтобы совсем, но стало гораздо лучше.

– Вам куда сейчас надо ехать?

– Сначала я вас провожу, потом уж к себе поеду.

– Отнюдь. Не надо меня провожать, что это вы. Я распрекрасно доберусь до дома, еще не темно и я протрезвела.

– Вы уверены, Ада Андреевна?

– Без сомнения, уверена.

Хотя она решительно отказалась от его помощи, он все же пошел посадить ее на трамвай. Ада благодарно положила руку ему на плечо:

– Владимир Вацлавович, спасибо вам большое. Мне было бы в этой ситуации одной крайне сложно.

– А я все время мучаюсь раскаянием, ведь это я втравил вас в эту поездку, и так все ужасно сложилось. Вы и так автофобией страдаете, а тут еще этот стресс…

– Вы здесь совершенно ни при чем, это могло случиться с каждым. Я и раньше в аварии попадала, из-за этого, наверное, и автофобия у меня. Закончилось все удачно и, слава Богу!

Подошел трамвай и Ада, махнув на прощание рукой, укатила в нем.

Дверь ей открыл Андрюшка. Он изумленно окинул ее взглядом:

– Мама! Что это с тобой? Ты рваная и грязная! Что случилось?!

На Андрюшкины вопли в коридор вышел Анатолий и Наталия Илларионовна. Они вопросительно смотрели на нее.

– Я сверзлась с моста,– пояснила Ада.

Анатолий, с состраданием глядя на нее и мгновенно все поняв, поинтересовался, стараясь сохранять ироничный тон :

– Зачем? Решила суициднуть?

– Да нет, машина пошла юзом, водитель с рулем не справился.

Наталия Илларионовна в ужасе переспросила:

– Машина упала с моста?

– Да, представляешь, мама? Но никто не пострадал, слава Богу! Я – больше всех, вот, руку ушибла и синяк под глазом. Видимо, репкой слегка стукнулась.

Андрюшка в полном восторге закричал:

– Мама! Какой кайф! Какой экстрим! Как жаль, что меня там не было!!

– Тебя там только и не хватало,– Ада начала раздеваться, ощущая страшную усталость во всем теле.– Куртку вот испортила. Тьфу! Какая рвань!

Наталия Илларионовна запричитала:

– Господи! Все время тебе говорю: доездишься в свои командировки, все может случиться. Сейчас обошлось, но что еще может быть…

Мама, не плачь. Никаких гарантий никто не дает, это непредсказуемо… Я хочу горячего чаю, но сначала в ванну…