Тыквенный пирог

? ? ?

Занимался вечер, когда воин и жрец, собрав свои нехитрые пожитки, ушли, не прощаясь. Пэйви вообще научили их не прощаться: тогда при встрече будет казаться, словно ты и не расставался никогда. Тысячи встреч в тысячах миров.

Воин и жрец ушли, а рыжий потрепанный парень проводил их взглядом, щурясь вслед и думая о чем-то своем. Светлая половина года начиналась с удачи – для тех двух друзей, для него самого, для самой Фортуны, возможно? Он точно знал, куда они идут, если еще хоть что-нибудь понимал в этом мире.

Они шли к оракулу. Шли на звук, напоминающий фанфары Карнавала, который подсмотрел Брэдбери, к цирковым шатрам на окраине Дублина. Это был, конечно, не Черный Парад, не то самое шествие, но алыми всполохами красно-золотые тряпки полыхали издалека, и там пахло попкорном, сладкой ватой, пушнем – не таким, как у пэйви, а своим особенным цирковым пуншем – и резиной, должно быть, от надувных шаров.

Посетители ходили как будто бы немного задумчиво, глазели на удивительно яркую, словно цветные стеклышки в море, россыпь шатров и аттракционов. Должно быть, и им, и самому цирку даже было странно оказаться здесь туманным днем и завести свою праздничную шарманку. Как будто аппликация на реальность, но аппликация неплохая, так что, может быть, почему бы и нет, в самом-то деле, да?..

Может быть, поэтому Лакс и Ирьиллин Айбер, понюхав воздух, единогласно решили, что им нужен оракул. Оракул – не тот, над чьим шатром гордо значилось звание прорицателя, а около входа к кому – та очередь из парочек и ребятни. Он в самом сердце Карнавала, тих и одновременно оглушителен, разом хмурится и смеется. Оракул Шредингера.

Так, в гомоне цирка, раскинувшегося на влажной траве и теперь соблазняющего толпу (впрочем, куда более скромную, чем он привык соблазнять), фигуры двух друзей как будто бы растворились, стали одними из сотен теней, очерчивающих сияние веселья. И к своей цели они пробрались незамеченными, не поймав на себе ни одного взгляда, ни доброго, ни злого.

Самые простые решение всегда самые верные.

Ирь наклонился и юркнул под тяжелый занавес, выпустив наружу запах старого крашеного дерева, пыли и словно бы восточных сладостей, слегка засохших на верхней полке шкафа. Изнутри не раздалось ни звука, и Лакс не торопясь откинул одну из половинок портьеры и вошел тоже, щурясь в темноте необитаемого шатра.

Оракул поблескивал на них своими пыльными глазами, еще не подмигивая, но уже давая знать, что он-то может. Айбер замер перед его стеклянной башней, перед старым автоматом с предсказаниями и восковой фигурой гадалки внутри. Оракул замер перед ним, будто готовясь к прыжку.

Стояла вязкая тишина.

Цыганка, никак не напоминающая пэйви, черноволосая и в пестром платке, с картами под восковыми руками, явно помолодела с их прошлой встречи. Ирьиллин с трудом припоминал, когда же они виделись, и удавалось вспомнить только, что Лакса тогда с ним рядом не было и Оракул отказалась говорить, но это все было давно, так давно…

Пыль осела на стекле автомата, и кто-то детской ладошкой водил по нему на уровне своих глаз, чтобы получше рассмотреть фигуру гадалки. Интересно, получил ли он предсказание? Каким оно было, плохим, хорошим?

– Ну привет, дорогая, – ухмыльнулся Ирьиллин беззлобно.

Этим он сломал ловушку безмолвия, и Лакс, шумно выдохнув, принялся рыться в карманах, отыскивая для них с Айбером пару монет. Нашел, шагнул к щели-копилке.

Ирь похлопал его по плечу, пропуская первым, хотя и сам сгорал от нетерпения.

– Будь осторожен с цыганскими красотками, – нараспев, пожалуй, даже в четверть голоса проворковал он.

Лакс без труда расколол его неловкую заботу.

– Цыганские красотки – мое призвание.

– А как же все эти друидские штуки?!

– Работа, – отрезал Лакс и засунул монетку в паз.

Она покатилась с отчетливым вкрадчивым шелестом, звякнула обо что-то – и гадалка ожила вместе с хриплой старой музыкой. Провела восковой рукой над картами, подняла голову, медленно подмигнула, снова провела рукой над колодой, сделала какую-то невнятную манипуляцию – на ее руки друзья не очень-то обращали внимание, потому что были зачарованы ей самой, матовым блеском пожелтевшего воска, ее тяжелым взглядом и всезнающим подмигиванием, как будто капкан.

Из автомата в ячейку выскочила карточка на такой же старой желтой бумаге, плотной, как похоронные бланки.

Лакс ловко сложил ее пополам и мгновенно опустил в карман, подобно фокуснику, не желающему, чтобы кто-то успел за его руками и раскрыл секрет. Ирь понимающе кивнул и сам опустил монетку.

Оракул на этот раз не подмигнула, а рука ее словно быстрее касалась карт.

Карточку выплюнуло с последней нотой мелодии, плачущей и одинокой. Воин взял свое предсказание, не отрывая от Оракула пристального взгляда, но цыганка, видимо, посчитала ответы на его заигрывания чем-то ниже своего достоинства. Автомат замер, словно вновь обращаясь в камень.

А снаружи туман рассеивался, расползаясь по оврагам и теням, и небо стало значительно светлее. Его по крайней мере стало видно.

Ирьиллин и Лакс шагали по траве плечом к плечу. Они спускались с холма, и идти было легко, словно лететь. Куда – им было решительно все равно. Каждый сжимал в руке карточку с предсказанием – и думал, думал, думал.

– Дай взглянуть, – обронил наконец мистер Айбер и выхватил карточку у друга, едва тот сделал движение, чтобы ее протянуть.

Бумажка уже истерлась по линии сгиба, старые чернила не выдержали и поблекли там, где их перегибали, но строчки читались без помех, и Ирьиллин вслух прочитал, торопливо, проглатывая окончания, резко чеканя звуки:

Но как попасть в Граалево братство?

Надпись на камне сумей прочитать!

Она появляется время от времени,

С указанием имени, рода, племени,

А также пола того лица,

Что призван Граалю служить до конца.[17]

– О, я примерно знаю, откуда это!

Жрец хмыкнул

– Спасибо, капитан. А что у тебя?.. Что, не покажешь? Я так и знал.

Ирьиллин прикусил губу острым клыком, задумчиво рассматривая и перечитывая раз за разом стишок. Но как попасть в Граалево братство? Надпись на камне сумей прочитать… Каждый из вопросов, который вертелся у него на языке, был очевиден и не приближал смысл послания Оракула ни на один проклятый шаг.

Лакс пощелкал перед его носом пальцами, приводя в чувство и напоминая о реальном мире.

– К черту Дублин, идем на компас сердца? – жрец ухитрился произнести эту строчку словно свой любимый сортирный анекдот, и против воли Ирь фыркнул от внезапно нахлынувшего смеха.

А потом он почти побежал вперед, и смеялся, и так хорошо было в море трав смыть мешанину цирковых запахов и звуков. В заднем кармане у воина лежала карточка с двумя словами – “Ultima Thule”.[18] Дублин остался за спиной. Дороги манили, звали и уговаривали шагнуть вперед – а он что было сил поддавался и тянул друга за собой.

И вряд ли они вслушивались, но где-то далеко, почти на грани возможностей человеческого слуха, старинная дудочка играла незамысловатую мелодию.

Уже потом, сидя в пабе примерно неделю спустя, Ирьиллин облизнулся и опустил пустую пинту на барную стойку.

– Ultima Thule, – пробормотал он. – Ultima Thule, Лакс.

Жрец поскреб недавно подстриженную, аккуратную бороду. От предсказания воина веяло солью и фьордами, скрипящими корабельными снастями и холодным блеском вороненой стали. Древними богами, Рагнарёком и чем-то, что действительно подходило Ирьиллину – будто он и сам оттуда, просто позабыл.

– Ну, возможно, там есть нужный нам камень, – жрец зевнул. Он не выспался: снова всю ночь то ли с кем-то развлекался, то ли по-друидски балансировал на грани миров. Черт его знает.

Ирьиллин кивнул и демонстративно звякнул кинжалами в ножнах, но снова забыл выглядеть, как человек.

Лакс куда-то ушел, растворившись в полутьме паба, а Ирь вслушивался в оставшееся от его чувств эхо. Соль холодного моря, сталь и ветер. Прически, как у того рыжего засранца, шторма и старые сказки?