– Вы кажетесь мне очень юной, – мягко отозвался он.
– Боюсь, в данном контексте это одно и то же, – буркнула я и снова услышала его смех.
– … и очень непосредственной, – прибавил он, кладя вилку и нож на тарелку. – Вы совершенно не умеете кокетничать.
– С какой это стати мне с вами кокетничать? – сдвинула я брови.
Его губы слегка дрогнули.
– Я – мужчина, вы – женщина. Обычно это является вполне достаточным поводом.
– Для кого? – довольно нелюбезно поинтересовалась я.
Он издал мягкое рычание, которым, очевидно, самец леопарда привлекает самку в брачный период. Потом поднял руки ладонями вверх.
– Сдаюсь. Вы загнали меня в тупик. Мои аргументы временно исчерпаны. Однако прошу принять во внимание, я сказал – временно. Итак, у вас есть что мне противопоставить?
– Только то, что я совершенно объелась, – поспешила я миновать опасную тему.
Я видела, как смеются его глаза, чуть подрагивают плечи и как нарочито серьёзны губы. И ещё я видела, нет, чувствовала всей шкурой, что эта невинная игра начинает всерьёз увлекать его.
Помолчав, он спросил:
– Хотите чаю?
«Я хочу тебя!» – едва не сказала я вслух.
«А больше ты ничего не хочешь, овца?!» – завопил проклятый подголосок.
– Хочу, – ответила я неизвестно кому.
Георгий сделал знак официанту, а я, чтобы дать себе небольшую передышку, удалилась в дамскую комнату.
Когда я вернулась, на столе был сервирован чай. В круглой фарфоровой вазе лежали крошечные пирожные в форме грецкого ореха, начинённые черносливом и политые взбитыми сливками.
К моему облегчению, разговор как-то сразу вырулил в более нейтральное русло, позволив мне чувствовать себя в относительной безопасности. Я уже едва дышала, но жевала исправно, и мы продолжали болтать обо всём, кроме того, ради чего якобы сюда и явились, а именно о работе, о чём я благополучно забыла часа этак на два, а теперь вдруг вспомнила и немного задумалась.
– Так, значит, вам у нас не нравится? – моментально засёк моё настроение Селивёрстов, словно мы и не прерывали разговора на эту тему.
– Нет, Георгий Алекса… Георгий, я не то хотела сказать.
– Что же? – подначил он. – Смелее, Марианна, я был бы рад услышать ваше мнение о происходящем. Мне, знаете ли, очень интересно было бы узнать, что происходит в моём офисе, особенно принимая во внимание мои бесконечные длительные отлучки.
«Не хватало ещё фискалить, чтобы он счёл меня сплетницей!» – в ужасе подумала я, а вслух сказала:
– Не стоит беспокоиться, Георгий, в вашем офисе всё в порядке. К тому же за это время я не успела вникнуть в происходящее, поэтому мне нечего вам поведать. Полагаю, тут всё дело во мне. Очевидно, это не совсем моя область. Да мне до сих пор толком и не объяснили, в чём будут состоять мои обязанности. Так, перебирала бумажки. Ждали вас, и…
– И? – подбодрил Селивёрстов.
– И дождались, – вышла было я на старую дорожку, но вовремя одумалась и продолжила:
– Повторяю, всё дело во мне. Так что лучше уж вам сразу ввести в курс дела нового сотрудника. Думаю, найти его будет несложно, на такие места куча желающих. Мне очень неловко, у меня совершенно не было намерения подводить вас, но я вынуждена поставить вас в известность, что… одним словом, я собираюсь подать заявление об уходе, – прыгнула я наконец с моста в холодную воду.
На протяжении всей этой тирады Селивёрстов смотрел на меня очень внимательно, видимо, пытаясь уловить малейшие нюансы моей мимики, которая, должна признать, была достаточно оживленной, затем спросил:
– Надо понимать, вам предложили что-то более стоящее?
Я тут же села прямее.
– Да, в принципе… не то что бы… просто, пожалуй, меня это больше устроит… ближе к дому и вообще… спокойнее… – я почувствовала, что несу несусветную чушь, и опять начала злиться.
– Что, и платить станут больше, и работа интереснее? – подначивал он.
– Ну да, так и есть… скорее… по профилю, знаете ли…
– Вот это уже ближе к делу, – слегка наклонился он в мою сторону. – А то вы, знаете ли, совсем не походите на человека, ищущего работу поближе к дому. Сдаётся мне, что это отнюдь не в вашем характере. Насколько я помню из вашего личного дела, вы вроде бы редактор?
– Да, – кивнула я, – я привыкла заниматься издательскими вопросами, и мне совсем не близка рекламная отрасль. Попросту говоря, я в ней ничего не понимаю.
– Скажите, эта машина, на которой вы сегодня уехали с работы… чья она? – вдруг задал он совершенно неожиданный вопрос.
– Почему вы спрашиваете? – опешила я.
– Просто потому, что хочу знать. – В его низком баритоне отчётливо зазвучали властные ноты.
Во мне вдруг запела какая-то непонятная басовая струна, заставляя бултыхаться сердце и затрудняя дыхание. Отчего-то не осталось и следа неловкости или страха. Так, значит, мужчина и женщина? Самец и самка? Кто кого? Ну что ж, посмотрим…
И я подняла голову, смерив его пристальным взглядом.
– Иными словами, Георгий Александрович, вас интересует, не принадлежит ли эта машина моему любовнику?
Я явственно увидела, как каменно застыла его челюсть.
– Я спросил всего лишь то, что спросил.
– Я тоже, – упрямо ответила я.
Селивёрстов прикурил сигарету и сделал глубокую затяжку.
– В таком случае, да, – сказал он жёстко.
– В таком случае, нет, – в тон ему ответила я, наблюдая как расплывается в воздухе искусно выпущенное им кольцо дыма.
С минуту за столом царило полное молчание. Он прервал его первым.
– Простите меня. Это было, право, глупо.
– Не стоит.