Долгое эхо короткой жизни

Евгению было по сердцу ловить ветер истории. Он добывал в прошлом события и имена, чтобы лучше понимать настоящее, сопрягать минувшее и будущее. Он не стал историком в полном значении слова, но он был журналистом. А по тонкому наблюдению одного австрийского писателя, «историк – это нередко журналист, обращенный вспять».

***

О рыбалке собрано и написано Женей больше всего. Цитаты из произведений К. Паустовского, Э. Хемингуэя, Е. Носова, Ю. Нагибина, В. Солоухина. Десятки описаний поиска пригодных для ужения рыбы заповедных мест Брянщины.

Две книжки, составленных исключительно из впечатлений страстного поклонника любительского рыболовного промысла. Множество фотографий, запечатлевших либо «гигантские» уловы из трех-четырех голов рыбьей мелочи, либо пейзажи окрестностей и «сижей», как называют рыболовы места, где, забросив удочки, ждут фанаты речной охоты заветных поклёвок.

Он вёл дневник рыболова, сформировавшийся в два рукописных тома. В первом – вырезанные из каких-то журналов советы. Например, как угодить карпу. Выписки про окуня, судака, ерша из книги Л. Сабанеева «Жизь и ловля пресноводных рыб». Памятка о том, как правильно оснастить удочку. Подсказки, где удобней держать живцов, какую приманку предпочтительнее использовать при вялом клёве. Но основное содержание – подробные описания каждого выхода на рыбалку. Часто с собственными рисунками – «портретами» рыб, правда, не пойманных, а просто желанных. Щуки, например.

Второй том – это скрупулезная фиксация процесса каждой рыбалки – от времени пробуждения, способа и средств передвижения до желанного водоёма до упоминания диаметра лески и подробных диалогов с такими же энтузиастами, как сам Женя.

И все же это были записи не только для памяти. Уже ходили по рукам «Рассказы, пойманные на рыболовный крючок», и «издатель» Александр Кармазин сделал обложку для второй книжечки. Он же придумал название «По пути из Брянска в Орел. Записки пешехода-любителя», а автором обозначил обретшего к тому времени популярность Л. Евгарова.

Евгений отнесся к затее с интересом, но собирался работать серьёзнее и написал на исходе 1999 года:

«Материала на вторую книжку пока не хватает. Надо объединить события двух лет. Избежать прежнего принципа: поездки по рыболовным местам. Сделать рассказы более сюжетными, добавить жизненных коллизий, размышлений, отступлений от основной темы. Не отчёт о путешествии, а литературная работа. Диапазон чувств автора должен быть шире: от иронии до лирики. Побывать в Теплом, Юрово, Козёлкине, Чернеце, на Полпинском озере, а главное, в Чичково и, может быть, в Кольцовке. Один раз порыбачить с ночёвкой.

Фотографии в книге не уродовать.

Не увеличить ли формат книги? Шрифт явно нужен более крупный.

Сделать книгу глубже, драматичнее. Автор должен нравиться».

В какой-то степени этот принцип Женя попытался воплотить в очередной рукописи «Шампанское и семечки». Предисловие начал так:

«Призыв Гаврилыча (Александра Гавриловича Кармазина. – Е. З.): «Пиши!», вероятно, не возымел бы действия: недосуг было, заедала редакционная текучка. Но, по совпадению, госпожа Журналистика отошла ненадолго в сторону, когда явилась не менее властная дама – Медицина. Я заболел и почувствовал себя настолько же свободным, насколько никчёмным.

Врачиха, женщина ласкового возраста, измерив у меня артериальное давление, округлила глаза и побледнела. Она явно нуждалась в помощи своих коллег. Желая её подбодрить, я пошутил:

– Доктор, мне нужно знать правду, какой бы страшной они ни была. Скажите откровенно: я буду жить?

И, пользуясь замешательством терапевта, сам же ответил:

– А смысл?

Врач окончательно впала в транс. Стало ясно, что моё присутствие действует на неё чересчур сильно. Я направился к двери, и тогда докторша вскочила со стула и участливо, с неизъяснимой теплотой в голосе произнесла:

– Ну зачем же думать о худшем? Не так уж всё и страшно. Я видела результаты анализов. У вас желчь хорошая. Честное слово, отличная желчь.

Осчастливленный этой новостью, я взялся выполнять наказ Кармазина. Каждый день писал по одному рассказу. Хворал 14 дней, поэтому и книга состояла из 14 глав. Насколько мне известно, это первый случай, когда объём сочинения зависел от продолжительности болезни автора».

В «Шампанском и семечках» есть и лирика, и лукавство, и сарказм. Увлекают и по-своему очаровывают даже названия глав: «Джавдет и серебряные караси», «Мужчина на свободе», «Свидетель для неудачника», «Горящие шишки», «Мертвецы в отпуске». Женя наверняка хотел увидеть и это «собранье пестрых глав» не только как распечатанные на принтере страницы, но и в обложке. Не довелось. Как и не довелось подержать в руках не самиздатовский, а вполне солидный том «Хрестоматии Б-ска», появившейся в 2007 году, когда автора трех опубликованных в ней очерков уже не было на свете…

***

Не в ставшей анекдотом коробке из-под ксерокса, однако тоже во вполне солидной по объему картонке хранятся сотни слайдов и негативов. Цветных и черно-белых. Традиционных и экспериментальных. Это фотоархив Е. Захарова.

В первые годы эксплуатации камеры Женя пробовал применять разные спецэффекты: съемки против света, контурное освещение, зернистость. Из наших разговоров не уходило слово псевдосоляризация. При этой технике печати изображение, записанное на негативе, полностью или частично меняет тон. Темные области кажутся светлыми и наоборот. Снимки представлялись необыкновенно интригующими. Но долго работать в этой технике Женя не стал. Верх взяла естественность.

Был период доминирования портретов. Фото получили родные, близкие, почти все коллеги и даже… цыганские дети. Женя встретил троицу ребятишек по дороге на одну из рыбалок. Мальчишки и девочка, увидев камеру, попросили сфотографировать их, а Женя пообещал снимки. И специально отправился в повторный вояж, отыскал юных чавел и порадовал, а скорее, удивил их неожиданным подарком.

Запечатлевались улицы Брянска, праздничные посиделки, выезды с друзьями на пикники. Много снимков привёз из поездок в Ленинград, в ГДР и Польшу. А потом наступил черёд природы.

Волшебные уголки родного края, млеющие под солнцем поляны и рощицы, дышащие сыростью водоемы, задержавшиеся на деревьях птицы остались на цветных фотографиях. Один из снимков, понравившихся геологу А. Кармазину, попал на обложку информационного обзора «Минеральные воды Брянской области», выпущенного в 2000 году Комитетом природных ресурсов тиражом 700 экземпляров.

Современным молодым людям может показаться странным, что фотохобби описывается как серьёзная работа. Нынче всё просто: достал смартфон, коснулся пальцем экрана – и готово. Совсем недавно было иначе. Приобретались фотокамера, объектив, увеличители, пленки, проявитель, фильтры, лотки, специальные лампы, фотобумага…

Чтобы вышел снимок, приходилось «колдовать» в тёмной комнате минимум 20 минут. А если делать отпечатки с нескольких кадров, то речь нужно вести о часах. Зато момент, когда на плавающей в ванночке с проявителем бумаге появлялось изображение, был, без натяжки, волшебным.

…В коробке с негативами покоится и бобина с несколькими метрами киноплёнки – самый короткий след ещё одного не получившего продолжения увлечения Евгения.

Был недолгий период увлечения филателией. Кажется, третий кляссер стал последним. До сих пор не знаю, куда делись альбомы с марками. След их потерян.

***

В городском парке, главной достопримечательностью которого были скульптуры из отживших свой век деревьев, в тёплую пору года собирались шахматисты-любители. Играли дотемна. Женя уважал этих безразрядных энтузиастов. При возможности присоединялся к ним, редко жертвуя фигуры, но почти всегда лишая себя ужина.

Шахматы пришли в его жизнь рано. В детстве играл с отцом. Это, как вспоминал Женя, называлось матчем на первенство квартиры. А потом разбор шахматных партий стал элементом обязательной программы самосовершенствования.

Шахматную секцию спортклуба «Десна» посещал часто и охотно. При всей своей нелюбви к большим сборищам народа не без удовольствия включался в сеансы одновременной игры с именитыми шахматистами, приезжавшими в Брянск, – гроссмейстерами Р. Ваганяном, Ю. Авербахом.

Разряд кандидата в мастера спорта, три медали, грамоты за участие и победы в некоторых турнирах – итог шахматной страсти. А самое неожиданное свидетельство – составленная из сыгранных партий книжка «Шахматные приключения». Написанная якобы Евгением Гартом и переведённая с адыгейского (!) языка, она, как всё, что он делал, талантлива и необычна. Предисловие со словами «Поиск шахматной истины – это призвание не только великих, но и неизвестных широкой публике игроков. Шахматы – это огромное море, из которого пьют и слоны, и животные помельче» Женя написал от имени одного из гроссмейстеров СССР.

Каждой из 38 глав предпослан эпиграф, удивляющий тонкостью и самоиронией: «Партия 1, в которой чёрный король становится жертвой беспечности своих подданных», «Партия 9. Иногда обстоятельства заставляют быть храбрым». «Партия 18, в которой коса нашла на камень, но все обошлось благополучно», «Партия 21, ещё раз подтверждающая истину, что вагон сходит с рельс, когда машинист ищет новые пути».

Множество партий было сыграно Евгением по переписке. Сражался на черно-белом поле и с иностранными соперниками – немцем Гюнтером Хофманном из Деггендорфа и французом Жераром Рюником из города Мец.

Французского языка Женя не знал. А ударить лицом в грязь не хотелось. И он взял в руки… «Войну и мир» Л. Толстого. Из глав, занимающих страницы на французском и страницы сносок с переводом, выписывал нужные слова и составлял предложения. Самое забавное, что его эпистолы понимали. От француза приходили не только записи ходов на симпатичных открытках, но и письма. Делился он новостями, присылал снимки жены, дочери, собаки.

Говорят, освоившие даже азы шахматной игры уже не могут остановиться и повинуются притяжению клеток черно-белого поля всю жизнь. Шахматы – игра особенная. Характеризуют её часто как политичную. Она и в самом деле развивает сдержанность, аналитическое мышление, дипломатичность. В характере и поведении Евгения этого было достаточно. Возможно, именно шахматы сформировали его темперамент и привычки.

***

«Творить жизнь сложно. Это своего рода дар – интеллектуальный, режиссерский, актерский», – записал Евгений когда-то в одном из дневников. Не растерять таланты (именно так, во множественном числе), связать творчество и прозу существования, перековать одарённость в мастерство, довести ремесло до абсолюта – к этому стремился Евгений Захаров всю жизнь. Он, как истинный художник, наполнял свои будни всеми красками жизни, заставляя при этом душу «трудиться и день, и ночь».

***

…На февральском снегу стоять было холодно. Хмурое небо переворачивало тяжелые облака. Деревья острыми голыми ветками отталкивали метельные ледяные хлопья. Выпрыгивал из-за каждого поворота злой зябкий ветер.

Но он всё равно ждал. Ждал свою весну, которую привык встречать счастливыми ударами сердца, улыбкой радости. Весна рассыпала капель по скользким тротуарам. Кружила птиц на карусели солнечных зайчиков. Вынимала из невидимого заплечного мешка привычные и желанные дары: свет, голос ледохода, тепло, изумрудный, едва видимый туман первой листвы и обязательно – рыбалку. Волшебство начиналось в апреле. Он ждал апреля.

Резкая нестерпимая боль разрывала сердце. Наплывала тьма, касаясь лица, заглатывая горизонт и размывая очертания предметов, до которых ещё можно было дотянуться слабеющей рукой. Мир падал в безмолвие. Он не мог больше ждать. Весна не пришла. Они не встретились.

Евгений Захаров родился 12 апреля 1953 года. Умер 16 февраля 2004 года.

Благодарю за добрые отзывы и практические советы по публикации книги Нину Квасову.