Слава России

– Да, я болен, – откликнулся Константин, с большим трудом унимая дрожь.

– Как жаль, что моей несравненной Баялун нет больше посреди нас. Она знала медицине! Она бы помогла тебе!

– Да, жаль, что ее больше нет…

– Странно… Она знала медицине лучше лекарей и знахарей, а себе помочь не смогла… – задумчиво промолвил Узбек и сделал князю знак уходить.

Константин поклонился и с облегчением покинул ханский шатер. Выйдя на Божий свет, он заметил московский обоз, покидающий Орду. Князь Иван Данилович уже поставил ногу в стремя, но Константин, вдруг разом исполнившийся сил и решимости, громко окликнул его:

– Брат Иван Данилович, задержись на мгновение, есть до тебя слово важное!

По тому, как вздрогнул Калита, как напряглись его сыновья и приближенные, Константин безошибочно угадал, что вспомнили они то же, что и сам он. Никогда еще до такой степени всем сердцем не понимал князь брата Дмитрия, того лишающего рассудка исступления, в котором изрубил он здесь же, в Орде, князя Юрия Даниловича. Как бы желал теперь Константин уподобится ему и истребить вероломного дядю возлюбленной жены! Но он не брат Дмитрий, он не может ни в болезни, ни в гневе позабыть о княжестве, о матери, о семье – обо всем и обо всех, за кого теперь отвечает он перед Богом.

Князь Иван Данилович, между тем, сделал знак свите отойти, а сам шагнул навстречу противнику.

– Слушаю тебя, Константин Михайлович.

Константин несколько мгновений вглядывался в это уже старое лицо с небольшими, хитрыми глазами, никогда не смотревшими прямо.

– Я недолго задержу тебя, Иван Данилович. Я лишь хочу задать тебе один-единственный вопрос. Когда-то ты предупредил меня, чтобы ни я, ни мои братья не шли против Москвы. Мы не шли против тебя. Мой брат не был повинен ни перед тобой, ни перед ханом. И ты знаешь это. Ты не защищался. Ты просто испугался собственных призраков и из страха оклеветал моего брата. Теперь его кровь и кровь невинного отрока Феодора лежат на тебе. Скажи мне, Иван Данилович, неужели ты думаешь, что собирание русских княжеств под десницей Москвы оправдает тебя за совершенное злодейство на Суде Божием, который нельзя подкупить и обмануть лжесвидетельствами?

Лицо Калиты потемнело, а глаза еще более скосились.

– На Божием Суде Богу и решать, – глухо отозвался он. – На нем мы все за свои грехи ответим.

– Ответим, – согласился Константин. – Только твоими обвинителями на нем выступят мученики Феодор, Александр и Михаил. Подумай, князь, что ты станешь отвечать, когда их окровавленные персты укажут на тебя, как на лжесвидетеля и убийцу. Мой отец говорил: что в том, если, приобретая тленные царства земные, теряем мы небесное?

Иван Данилович передернул плечами и, не ответив ни слова, вернулся к своей свите. Через несколько минут москвичи покинули Орду. А часом позже выехали следом за ними и тверичи, увозя с собой скорбный и драгоценный груз. Ослабевший от недуга Константин ехал в кибитке, велев отроку читать себе Псалтирь. Правда, глаголов Псалмопевца он почти не различал. Перед его мысленным взором проносилась вся прошедшая жизнь, и жег, не давая покоя, вопрос: что будет дальше? Сколько еще страдать Руси от усобиц, от княжеских неправд, от бесчинств поганых? За княжеские неправды весь народ Господь взыскивает. Зовутся князья христианами, милостыни дают да храмы строят, в пост не едят убоины, а братьев своих убивают, предают их поганым и тех же поганых сами водят кровь христианскую проливать и веру православную бесчестить. Христиане ли они после этого или безбожники хуже язычников? И как положить предел этой пагубе? Князь Иван Данилович тоже о том помышляет, власть сосредотачивает, чтобы удельную вольницу и неразбериху унять, к единению Русской Земли стремится. Да только стремится теми же путями – безбожными, проклятыми… И нет тому исхода, нет правды.

В этих печальных мыслях забылся Константин болезненным сном. И снились ему в сиянии небесном отец, обнимающий сыновей Дмитрия и Александра, и внука Феодора. Отец был еще молод, а Дмитрий и Александр – отроки, совсем такие, как в дни неудачного похода на Нижний Новгород, Феденька же – вовсе младенчик… Берет его отец на руки и подбрасывает, и все четверо смеются радостно. А вокруг отцовской головы золотой венец светится… Хорошо им там, в чертогах Господних! Батюшка, святый княже Михаиле, подай сил душе страждущей и разумения уму изнемогшему! Моли Бога о нас!

___________________

Князь Константин Тверской правил родным княжеством до 1346 года. Во время очередной поездки в Орду он тяжело занемог и умер на обратном пути, подобно своему деду. Его мать, княгиня Анна Дмитриевна, пережила его более чем на 20 лет. Настоятельница Тверского женского монастыря во имя св. Афанасия, перед смертью она приняла схиму с именем Анна и отошла ко Господу в возрасте 90 лет. Прославлена в лике святых под именем Анны Кашинской (по названию города, в котором прошел последний год ее жизни). В годы реформ патриарха Никона и его продолжателей была «расканонизирована», иконы ее были изъяты из храмов. Долгое время почитание святой Анны сохранялось лишь у старообрядцев, но затем было восстановлено и в господствующей Церкви. Святой князь Михаил Ярославич также сподобился новых гонений через 600 лет после своей гибели. В 1935 году большевики взорвали тверской Спасо-Преображенский собор, в котором хранились нетленные мощи благоверного князя. Судьба их с той поры неизвестна.

Поединок

(Святые иноки-богатыри Пересвет и Ослябя)

1

Трудные времена наступили в Золотой Орде. Хан Тохтамыш, потомок великого Чингисхана, при поддержке войск Тамерлана предпринял поход по установлению своей власти в Золотой Орде. Одна за другой пали Синяя и Белые орды, а к апрелю 1380 года Тохтамыш захватил уже всю Золотую Орду до самого Приазовья. Лишь родные половецкие степи, Крым, волнами Черного моря омываемый, остался под властью Мамая – некогда всесильного беклярбека при малолетнем хане Муххамеде Булаке.

А тут еще, точно сговорясь с Тохтамышем, возмутились русские! Их князь, Дмитрий Московский, которому сам же Мамай некогда дал ярлык на княжение, с воспитателем которого, митрополитом Алексием, заключал договор об уменьшении дани, разорвал отношения с Ордой и отказался впредь платить ей что-либо!

– Неблагодарный пес! – в который раз сорвалось с тонких губ Мамая, и его скуластое лицо сделалось еще темнее от гнева.

– Не беспокойся, повелитель, русские собаки будут жестоко наказаны за свое вероломство! – произнес Челубей с поклоном.

Желая возвратить Русь в покорство, Мамай двинулся со своим верным войском на Москву. Ордынцы достигли реки Непрядвы, что впадает в Дон, когда лазутчики донесли, что навстречу движется для битвы рать русского князя. Узнав об этом, Мамай призвал к себе своего главного батыря:

– Мы должны истребить их, напомнить неверным собакам времена Батыя! Чтобы ужас сковал их, чтобы даже мысль отринуть наше владычество не смела являться в них!

– Так и будет, повелитель! Я убью их князя и принесу тебе его голову.

– Лучше притащи его к моим стопам на аркане, – промолвил беклярбек, и узкие глаза его загорелись ненавистью. – Я хочу, чтобы смерть его была долгой и мучительной, чтобы он молил о смерти! А потом я поступлю с ним, как поступил половецкий князь со Святославом, велю сделать кубок из черепа Дмитрия и буду пить из него вино в честь победы над русскими! Дозволю и тебе пригубить из него! – при этих словах губы Мамая скривились в злой усмешке.

Усмехнулся и Челубей:

– Благодарю, повелитель, но я предпочел бы пить из этого кубка не вино, а кровь неверных.

– В ней недостатка не будет. И ты первый постараешься для этого!

– Я разорву проклятых собак, а князя приведу к тебе на аркане, – пообещал батырь.

В том, что обещание это будет исполнено, он не сомневался. Тибетский монах, вдали от родных кочевий, Челубей постиг все известные боевые искусства, а кроме того – Бон-по, древнейшую боевую магию, секреты которой веками хранили на Тибете, раскрывая их лишь посвященным. Стань эти секреты достоянием всего человеческого рода, и дни его были бы сочтены, ибо люди, входя в общение с духами потустороннего мира и получая от них огромную силу, истребили бы друг друга. Но тибетские монахи умели хранить тайны. Челубею пришлось долгие годы проходить ступени посвящения, чтобы наконец быть допущенным к запретным знаниям. Бон-по, открытая ему его наставником, позволяла многократно увеличить силу боевых искусств, благодаря привлечению путем магических заклинаний могущества демонов. Сила демона вливалась в посвященного и делала его непобедимым. Лишь очень немногие монахи Тибета сумели пройти все испытания, все ступени, чтобы получить вожделенные знания и войти в круг «бессмертных». «Бессмертные» – так именовались воины, впустившие в себя силу демонов, овладевшие магией Бон-по. Никто из смертных не мог соперничать с ними в бою, не мог поразить их. Одним из «бессмертных» был батырь Челубей, возвратившийся с Тибета в Крым и сделавшийся правой рукой Мамая.

Выйдя из шатра беклярбека, он грозно взглянул в ту сторону, где угадывались очертания русского становища, и повторил:

– Я разорву проклятых собак!

Дав эту клятву, Челубей скрылся в своем шатре, дабы провести предшествующую бою ночь в общении с тем и заклинании того, чья сила жила в нем и должна была помочь наутро одолеть всех супостатов, безумно осмелившихся пойти против Орды.

2

Осень едва успела вступить в свои права, но дыхание ее ощущалось уже – и в желтизне выжженной солнцем травы, и в усталости засыпающих на лету насекомых, и в тишине, рожденной отлетом в дальние края кочевых птиц… А еще в предрассветном холоде и густых непроглядных туманах.

Этим утром Яков проснулся еще затемно и, взволнованный ожиданием предстоящего боя, уже не мог вновь сомкнуть глаз. Белоснежный туман поднимался от Дона и прильнувшей к нему Непрядвы и расстилался далеко окрест, окутывал нежным одеялом спящее поле, не ведающее еще, что через несколько часов суждено ему пропитаться кровью двух непримиримых ратей. Сквозь эту молочную пелену тщетно пытался Яков различить огни татарских костров и их пестрые шатры.

Холодно было в ранний час, и, дабы немного согреться, Яков пошел вдоль русского лагеря, загребая ногами росистую траву и кутаясь в теплый плащ, сотканный для него заботливой теткой. Матушку свою отрок почти не помнил. Она умерла от горячки, когда был он еще совсем несмышленышем. Смерть ее стала таким тяжким ударом для отца, боярина Осляби, что тот, промаявшись несколько лет в миру, не выдержал и принял постриг.

С той поры Яков рос в доме тетки, не имевшей своих чад, а потому растившей племянника, как родного сына. Отца отрок видел редко. Инок Андрей удалился в радонежские леса, в обитель созидаемую святой жизни мужем – игуменом Сергием. Некогда сын благочестивых родителей, также почивших в иноческом звании, юноша Варфоломей основал в лесу пустыньку, где сперва подвизался с братом, иноком Стефаном. Стефан, однако, не выдержал пустынной жизни и удалился в Москву. Варфоломей же, приняв постриг под именем Сергий, продолжил свои подвиги, проводя дни и ночи напролет в трудах, посте и молитве. Не единожды был искушаем подвижник от бесов, но все искушения выдержала дивная вера его. Дикий зверь не смел причинить зла Божию служителю, медведь приходил к дому его и ел хлеб из его рук. Однажды ночью яркий свет рассеял тьму, и отец Сергий увидел множество белых прекрасных птиц, паривших вокруг его скинии. В тот же миг раздался голос: «Как много ты видел птиц этих, так умножится стадо учеников твоих и после тебя не истощится, если они захотят по твоим стопам идти». Число учеников подвижника возрастало год от года, и одинокая пустынь выросла в монастырь, вскоре обретший славу во всей Руси и за ее пределами. Один греческий епископ, слушая многие рассказы об игумене Сергии, не хотел верить им и сам приехал в Троицкую обитель. При встрече с преподобным на него напала слепота, и он исповедал подвижнику свое неверие. Игумен Сергий тотчас вернул греку зрение. Много чудес было сотворено преподобным! Он открывал ключи, исцелял больных, изгонял бесов… Но самому великому чуду преподобного Яков стал свидетелем сам. Один местный житель, имея тяжко больного сына, понес его к игумену Сергию. Но когда он вошел в келью и попросил молитв о больном, дитя скончалось. Убитый горем отец, бросив горький укор преподобному, ушел за гробом, а когда вернулся… нашел свое чадо живым и здоровым.

Яков в ту пору гостил у отца и преисполнился великого восторга от чуда, коему сделался свидетелем. Оно настолько потрясло отрока, что он пожелал остаться в обители навсегда, подвизаясь вместе с отцом. Однако, ни отец, ни преподобный не благословили его на это.

– Всякому должно испытать себя, прежде чем отречься от мира, дабы потом не сожалеть о принятом решении. Монашеский подвиг не всякому дано вместить, и оттого не может быть благословения решению, принятому скороспешно, под влиянием впечатления. Такое решение должно вызреть в тебе. Обожди, поживи в миру, а если по прошествии времени желание твое останется прежним, тогда приходи.

Таково было напутствие игумена-чудотворца. Лаской святились ясные глаза на тонком и тоже точно бы внутренний свет источающем лице. Будто бы самое небо изливалось из этих глаз, самый солнечный свет лучами устремлялся в душу, согревая ее и наполняя невыразимым ликованием.

Яков наставление исполнил и вернулся к тетке. Но сердце его стремилось к Троице, и спешил он в чудесную обитель при всякой возможности. А в этом году сподобил Господь провести в ней все лето в трудах и молитвах…

Когда лето уже клонилось к концу, в монастырь приехал со свитою великий князь Дмитрий Иванович. Когда был он еще юн летами, татарский беклярбек Мамай предложил ему и его боярам свое покровительство в обмен на предоставление русских земель генуэзцам для пушного промысла. Генуэзцы были союзниками Мамая, и их выгода сулила и ему пополнение разоряемой распрей с Тохтамышем казны. Бояре смутились соблазнительным предложением, но голос игумена Сергия был тверд:

– На Святую Русскую землю допускать иноземных купцов нельзя, ибо это грех!

С того и пошло размирье с Мамаем… И, вот, теперь шел он на Русь со своею ордой, и пришел Дмитрий Иванович к почитаемому старцу с вопросом, надлежит ли ему стать с войском супротив поганых.

– Следует тебе, господин, заботиться о порученном тебе Богом славном христианском стаде, – отвечал князю игумен. – Иди против безбожных, смело выступай против свирепости их, нисколько не устрашаясь, и если Бог поможет тебе, ты победишь и невредимым в свое отечество с великой честью вернешься!