Яма

Дед покачал головой.

–Жаль, что я раньше тебе не сказал… но теперь уже поздно.

Дженай открыл глаза и уставился на огромную сколопендру, ползущую по его руке. Она оставляла на коже горящий красный след. Дженай смотрел, как она ползёт, обжигая его ядом, и думал, что она будет делать дальше. Наверное, у неё тоже есть свой путь. Похоже, она знала, что делала, куда шла и зачем. И возможно, мелькнула мысль у подростка, возможно, ей нравится жить в этой яме, раз она направляется вниз, ко дну. А если так, то вправе ли он проклинать это место, ужасное для него, но удобное для других?

–Сколопендры не думают. Им хорошо в мусоре. Тепло, сытно, много укрытий. Знаешь, если бы я был сколопендрой, я думал бы только я крысах.

–Андреко, ты и так думаешь только о крысах, хотя ты человек.

–Нет, Дженай, тут ты не прав. Я думаю о сетке, которой я буду закрывать от крыс наши огороды. А это не одно и то же.

Многоножка ушла, и Дженай поднялся. До темноты ещё было достаточно времени, чтобы найти укрытие. Но возможно ли это? Он поднялся на несколько ступеней вверх. Воздух свежел и опьянял Дженая, тот шёл медленно, прижимаясь всем телом к скале, долго привыкая ногой к поверхности, прежде чем опереться на неё. Теперь многих ступеней не хватало, вместо них либо зияли дыры, либо торчали обломки, грозящие обвалиться от любого прикосновения. То по пластунски, то подтягиваясь, то прыгая, Дженай продвигался вверх и вверх. Назад он больше не смотрел.

Темнело быстро, Дженай не стал дожидаться ночи, он ещё издали заметил небольшой провал в скале, оставшийся после упавшего камня, и достигнув его, сразу лёг и уснул.

Проснулся он в шлюпке, плывущей в чёрной плотной жидкости, такой густой и матовой, что один лишь взгляд на неё затягивал, как магнит. Дженай вспомнил, что такой же чёрной и матовой была рубашка у деда, и такими были кастрюли у матери Андреко, и таким же чёрным и матовым было небо над ямой в безлунные ночи. Это был цвет, который, как он понял только сейчас, окружал его большую часть жизни. Но раньше он был не так заметен, теперь же его было слишком много, и он пугал. Шлюпка качалась, тихо и равномерно, и вдруг дёрнулась, едва не опрокинув своего пассажира. Дженай схватился за гладкие края своего судна и на мгновение зажмурился. Когда он открыл глаза, перед ним оказался дед. В руках он держал весло и , опустив его в чёрную воду, медленно грёб.

–Дед!

–Я.

–Как ты можешь быть здесь, ты же умер!

–Умер, но не везде. Здесь я живой. И смотри – я молод и силён. И я вижу. Это хорошее место для меня. Я знаю, что ты ушёл. Но я не знаю, дошёл ли ты. Расскажи.

–Да, да! Я дошёл! Я поднялся на самый верх!

–И что же ты там увидел?

Дженай напряг память, но вспомнить ничего не мог.

–Я не знаю.

Дед не смотрел на него, всё его внимание поглощала чёрная бездонная вода.

–Видишь это море? Мне всегда хотелось переплыть его, но не хватало времени. Теперь я могу это сделать. Здесь тихо, и никто не мешает мне грести.

Дед вытащил весло и перенёс его на другой край шлюпки.

–А ты, Дженай, как оказался здесь?

Подросток поёжился, ему вдруг стало страшно. Утлое судно казалось ненадёжным, а дед – устрашающим. Он был намного бледнее, чем раньше, а его глаза были зрячими и пытливыми.

–Думаю, тебе не стоит возвращаться. Здесь хорошо. Есть это море, и покой, и пространство. Ты помнишь, нам раньше не хватало места? Теперь это всё наше. Всё.

Дед отбросил весло и наклонился к Дженаю. Руки его стали чёрными и матовыми, как вода, они тяжёлым грузом медленно опускались на плечи подростка, и тот, не справляясь с этим весом, опускался на дно шлюпки.

–Я не отпущу тебя. Никогда не хотел тебя отпускать. Ты мой!

Дженай схватил деда за руки и хотел оттолкнуть его от себя, но руки неуловимой чёрной жижей расплескались вокруг. Дед ухмыльнулся и вдруг он сам весь обратился в поток чёрной лавы, ринулся на Дженая и погрузил его во мрак.

Дженай резко открыл глаза и несколько секунд пытался понять, где он находится. Перед глазами всё кружилось, казалось, что он лежал на потолке, а небо было внизу. Лямки рюкзака сильно врезались в плечи, а в спину что-то кололо, причиняя боль. Дженай понял, что заснул, забыв снять рюкзак. Зачем он ему? В рюкзаке лежала порция еды, но есть Дженай не хотел. В нём была бутылка с водой, но Дженай уже распробовал вкус горной воды. Где-то выше в скале бил ключ, и тонкие струйки прозрачной жидкости стекали по краю ступеней. Эта вода пахла землёй и травой, вкус её так отличался от вкуса воды, которую пили жители ямы, что у Дженая на миг даже возникло желание вернуться назад и рассказать людям об этом. О том, что вот рядом течёт чистая прозрачная вода, которую не нужно собирать во время дождей, отстаивать, чистить и кипятить, которая не отдаёт тухлятиной, от которой не болит живот. Вот она, тонюсенькой струйкой течёт по камням и не думает останавливаться. Но до самого низа она не доходит. Земля проглатывает её наверху, забирает всё себе, чтобы поить корни, удерживающие её на скале. Чтобы поить муравьёв и маленьких бесцветных бабочек, служащих единственным её утешением. Эта вода придала столько сил и надежды Дженаю, что он перестал думать о своих ногах. Теперь он передвигался практически лёжа на скале, поверхность которой была почти вертикальной, цеплялся пальцами за любой бугорок, пальцы рук несли его наверх, не ноги.

Единственным инструментом, который юноша не выпускал из рук, был нож, подарок верного друга Андреко. Нож отличался от тех, которыми разделывали крыс или резали овощи. Этот нож был тяжёлым и страшным. Кривое лезвие заканчивалось острым кончиком, а на другой стороне находились крючья, загнутые к рукоятке. Андреко сказал, это нож для охоты.

–Конечно, от стаи больших собак ты этим ножом не отобьёшься, но ведь у тебя есть для них пистолет. А нож так, для помощи. И ты сможешь отпилить этим ножом что-нибудь, или разорвать. А рукоятка как молоток, вон какая тяжеленная. Бери. Этот мой любимый, от отца остался, но у меня ещё есть, а тебе нужнее.

Дженай с благодарностью принял нож и покрутил, рассматривая со всех сторон. На ржавом лезвии виднелись узоры, а под ними шёл длинный желобок.

–Для чего они?

Андреко посмотрел.

–Не знаю. Думаю, эти верхние были странными людьми. Сначала они сделали столько всего, а потом раз и потеряли. Я бы не потерял.

Несколько дней Дженай провёл в подготовке ножа. Он снял все следы ржавчины, отполировал рукоятку, заточил лезвие и кончик клинка. Назначение желобка Дженай понял сразу. Он вычистил и его. Тёмными остались лишь узоры, возможно, это была какая-то надпись на металле, никто не знал. Даже Андреко не умел толком читать. Старые книги давным-давно были съедены крысами и плесенью, а писать новые было не на чем.

–Вот эта похожа на “О”.

–Это скорее похоже на кружок. В этих знаках меньше смысла, чем в жизни блохи.

–Как жаль, что мы ничего не знаем о прошлом. Дед твой тоже не знал ничего, рассказывал всякое, но это просто слова. Вот бы хоть краем глаза увидеть самому! А так мне достался только мусор. Нет, хорошо, конечно, я не жалуюсь. Вот сколько мы нашли полезного. Но ведь было гораздо больше. И жизнь была другой. Эх, друг, мне бы так хотелось помочь матери. Сделать дом попросторней, печь побольше. Ты когда поднимешься наверх, смотри во все глаза. Там наверняка всё по-другому устроено.

Теперь Дженай был действительно высоко. Тропинка, которая до этого вела юношу, была скрыта под зарослями вьющихся растений. Дженай присмотрелся: тонкие, но прочные стебли были намертво приклеены к камням и почве. Это было что-то новое. Солнце грело жарче, а воздух совсем не пах. Ещё одно новое узнал Дженай – ветер. Вниз, на дно ямы, где жили люди, ветер никогда не опускался. В яме он терял свои силы и растворялся в стоячем плотном воздухе, а здесь, наверху, было его царство, его пространство. Порой он разъярялся, налетая на скалу, потом вдруг стихал, а кроткие послушные листья дрожали, бились друг о друга и поникали, ожидая очередного витка игры. Подросток замирал, прижавшись к стене, вдыхал чистый свежий воздух и улыбался. Всё, всё на пути указывало на то, что наверху, куда он стремился так страстно, жизнь хороша.

–Как дед мог так поступить со мной и с остальными? Почему он не рассказывал об этом? О солнечном свете, о чистом воздухе и воде? Он не дал нам шанса узнать это раньше! Он, он… как он мог так поступить!

Дженая скрутило от голода. Всё, что у него было запасено, он уже съел. Позади остался самый тяжёлый подъём, где он чуть не сорвался. Спас нож, который Дженай с размаху всадил в почву, и на котором повис. Он искал ногами опору, но тщетно, почва в том месте напоминала глиняный комок, из которого лепили причудливо-уродливую посуду. Нож постепенно уходил вниз, разрезая скалу надвое. Дженай опять вернулся в этот момент. Тогда он потратил все силы на то, чтобы удерживать тело руками, пока случайный камень в земле не спас его. Левая нога нашла его и приклеилась, словно тоже была тонким стволиком растения на скале. Там, на этом крошечном камне, Дженай проторчал несколько часов, так ему показалось, не в силах двинуться ни вверх, ни вниз. Он был уже готов сдаться, отпустить нож и отклеить ногу, упасть, как многие падали до него.

–Мы думали, что они добрались наверх и там их что-то остановило, но они просто упали, не поднявшись. Не это ли было тем важным, о чём намекал дед? Возможно, он тоже так и не побывал на поверхности?

Дженай плакал, прижавшись всем телом к почве. Муравей, привлечённый солёными каплями, прошмыгнул мимо и исчез, а затем вернулся с товарищами. Цепочкой, один за другим, они покружили и ушли вверх, словно зовя за собой, словно указывая путь. Дженай вытянул руку вверх и сразу нащупал опору. Не думая больше ни о чём, он начал подтягиваться вверх, сантиметр за сантиметром, спокойно, уверенно, чувствуя каждый мускул своего тела. Всего один метр отделял его от надёжной тропинки, но этот метр дался тяжелее, чем все предыдущие вместе. Там он остановился на отдых. Ему захотелось не идти никуда больше, а остаться на месте. Он мог бы выкопать себе землянку, ведь почва стала податливее и мягче. Он мог бы вырыть целый посёлок и перевезти людей жить в него.

–Как странно. Здесь так хорошо. Мы могли бы вырыть с Андреко для его матери большую пещеру с окном и печью. И со стороны ручья разбили бы огород, здесь столько места и солнца. Ем бы понравилось. Почему ое дед умолчал об этом? Может, он ненавидел людей? Но ведь он сам говорил мне о ненависти и любви, говорил, что любовь должна двигать нашими поступками. Значит, он всё время врал?

В рюкзаке остались лишь бутылка воды, да рубашка, да полгорсти сушёных сверчков. Он съел сверчков, выпил воду и задумался. Что дальше? К ночи он не успеет подняться, надо бы накопить сил для следующего дня и подготовить место для ночлега прямо сейчас.

–Знаешь, Дженай, матери бы не понравилась эта идея. Она никогда не заберётся на стену, даже в очень просторный дом. Да и мне было бы тяжело жить на стене вот так, поднимаясь и опускаясь всё время.

–А если я сделаю широкие удобные ступени в стене? Я теперь знаю все опасные места, я очень хорошо сделаю, поверь!

–Да я понимаю. Но ты сам смотри – кто захочет жить на склоне? Вот если бы ты уже на самый верх вышел и туда звал, другое дело. Мы ведь об этом договаривались. Наверх вернуться.

Нож отлично вспарывал почву, Дженай вдруг понял, что так, с помощью ножа выкапывая ступеньки, он сможет завтра быстро достичь цели. Взмах за взмахом, лезвие вырезало целые пласты влажной глинистой почвы, подготавливая ночлег.

–Если я буду копать сверху вниз, то мне придётся несколько раз менять направление лестницы. Хотя ещё рано думать об этом. Как же я устал.

–Это будет моя вторая ночь в пути. Какое красивое небо. Большое. Был бы Андреко здесь! Что бы он сказал, почувствовав, что воздух движется?