Улиткин Дол

– Круто. А где же эти животные?

– Здесь, они здесь живут дальше и развиваются по своим законам…

– Здесь что, рай?

– Нет, брат, сказано тебе – Пятый Мир. На Доске у вас процентов десять сознания работает, а тут вот – остальные проценты. Не думай, что тут нету тьмы, но тут её не называют злом и она тут им не является… Это у вас там на Доске всё на два делится: полюса, ночь-день, соль-сахар, хорошо-плохо. Попроще, для десятипроцентных-то. Тут же всё делится на три, как минимум… Впрочем, это не мой предмет, это попозже, – Тузик опять огляделся, потом придвинул пластмассовый нос к носу Яши и добавил тише. – Я могу тебе обещать, друг, что здесь у тебя будет много вопросов и, если захочешь, ты на все получишь ответы. На все.

Тут Тузик отодвинулся, чтобы оценить эффект произведённый последней фразой. Яша на минуту задумался. Вдруг он понял, что чувствует свои руки-ноги так же, как и «там, в Москве», и реально дышит! Такое озарение словно прорвало плотину воздуха в груди, и виски стали горячими. Мальчик серьёзно посмотрел на пса. Теперь он казался Яше не игрушкой и не чудом, а кем-то очень реальным и близким, с самого детства. Привычка сбрасывать пафос и даже страхи, которыми обвешивали его родные и общество, взяла верх над моментом истины. Яша улыбнулся хитро и широко – во все зубы:

– Ты понимаешь, что сказал, Туз? Ответы на все вопросы?

– На все, друг. Пригнись!

В этот момент в воздухе над их головами раздался какой-то шум-свист, пронеслась большая тень, и что-то громко шлёпнулось за их спинами.

– Ракетчики, сосиска собачья, – ругаясь, поднялся Тузик.

Яша тоже разогнулся и обернулся назад: в траве лежала большая, размером с блюдо, свежая лепёшка навоза бледно-зелёного цвета. Она источала пар и запах прокисших яблок.

– Осторожно, она очень горячая, – предупредил Тузик.

– А я её есть не собираюсь, – заверил друга Яша. – Что это было?

– Птички такие, наполовину ящерки, – обыденно заявил Тузик. – Пошли в другое место. У них тут гнёзда недалеко, вот и волнуются.

Они стали спускаться по тропке дальше.

– Их называют аэрокросами, они, если угодно, – часть местной тьмы, но, как видишь, нам удалось найти им применение, помогают, так сказать, в добром деле… Хи-хик! Хотя, сами, кажется, этого не подозревают, у них мозг с вишенку, а сами-то ого… размером с антилопу, – весело болтал Тузик, скача по тропке.

– А чем они помогли нам? Тем, что не попали? – Яша оглядывал небо в надежде увидеть аэрокросов, и ему тоже стало весело и просто, как в детстве.

– Нет, они подсказали, что кроме нас двоих есть кто-то ещё. Это же Тропа Встречи. Встречаем мы вас тут с Доски прибывших…

Тузик резко остановился, Яша затормозил кроссовками по земле, не удержался и плюхнулся на траву пятой точкой. Тузик принюхивался.

– Идут оттуда, – через минуту сообщил он, и тут из кустов со стороны огромных деревьев Крупнолесья вышла на Тропу большая белая собака,– настоящая, в отличие от Тузика.

– Привет, дорогая, – с нежным уважением поздоровался с ней искусственный пёс, та в ответ по-матерински лизнула его в нос.

И вдруг вслед за белой собакой на поляну из кустов вышел подросток с ёжиком сероватых волос, в дешёвых джинсах и футболке с оранжевыми буквами. При взгляде на Яшу взгляд его стал жёстким, как у волка.

– Дара, иди ко мне, – сказал он неуверенно своей собаке.

– Вот те на, – сказал Яша. Он узнал парня. – Это ты мне в глаз дал?

– Ага, пяток дней назад, на Остоженке, – ответил тот, смягчив взгляд.

– Нам пора, – произнесла приятным человеческим голосом Дара.

– Слышь, – сказал Тузик Яше, – не забудь позвонить Барсуку.

Яша проснулся. Он лежал поверх одеяла у себя в комнате, и, судя по всему, была уже ночь. Встал и тихо вышел в коридор. На кухне горел свет. Яша приоткрыл дверь: Марина стояла у плиты к нему спиной и варила кофе. В детской негритянка Мери, воркуя на французский манер, уговаривала Савву лечь в кровать. Часы в прихожей часы показывали начало одиннадцатого. «Странно, – подумал Яша, – прошла пара минут? Или вообще – ноль…».

В зеркале ванной комнаты на него смотрело его лицо с синяком под глазом. Глаза мамины, карие, и рот как у мамы, слишком красивый для парня, хотя, сойдёт. Волосы собраны в короткий хвост под затылком, нос – чисто картошка, это от бабули. А вот брови – идиотские, как по линейке.

Тот парень с серым ёжиком на голове получил от Яши на Остоженке поддых за то, что дал Яше в глаз. Ни за что: драка была короткая и по пустякам, просто кто-то кого-то сразу не понял. А парня он запомнил по футболке, на ней было написано оранжевыми буквами «Иди», да по паре небольших, но глубоких шрамов на щеке. Надо же, приснился.

После первого посещения Дола два дня подряд снилась какая-то муть. Теперь вот вторая серия: «позвони Барсуку». И что это вообще было? Ведь сон продолжился.

Брови линейкой опустились ниже как по команде. Яша открыл кран, заткнул пробку, и в треугольную ванную понесся весёлый поток тёплой воды. «Почему вода весело живёт, по-настоящему, птички, кошки всякие, собаки, а мы, люди, словно серая слизь вечного уныния и мыкания по горестям?». Яша выдавил на зубную щётку горошину пасты и принялся за дело.

«Эх, надо браться за ум, как говорит умная бабушка, и не заваливать химию. С химией дело не идёт, а скажи об этом Марине, она наймёт репетитора, а дело не в репетиторе, а в том, что всё это делать Яша не хотел. Просто не мог из-за возмущения: программа по химии в школе заводила в такие дебри, что терялся смысл жизни вообще. А силы, время и нервов всё это отвампиривало каждый раз всё больше и больше, словно невидимый монстр жадно пил их из несчастных подростков. После окончания школы «монстр» отвалится, нажравшись молодых сил, а ты пойдёшь по жизни и без помощи этого груза информации. А сколько двоечников и троечников сейчас гении искусства и литературы? И где их калории, убитые химией, тригонометрией, а главное – где те украденные часы жизни? Научили бы лучше любви к себе, умению отыскать свой талант и развить его. Было бы счастье.»

Начистив зубы до блеска, Яша, сбросив трусы, залез в глубокий мир итальянской сантехники. Вода обняла парня, как родная.

«Да и только ли школьная химия «сбесилась»? А математика? Пушкин стал собою, возможно, немало потому, что не решал такого уравнения, что на полторы страницы, и ежедневно. Давали бы их тем ботанам, кто хочет, а остальным – время на самоопределение… Или это слишком? А почему тогда школьник чувствует себя в школе так, словно в тюряге срок мотает? И за такую нагрузку, и за девятичасовой рабочий день, должны платить зарплату и школьнику!.. И на кого тогда я работаю бесплатно, интересно? На себя? Мне такие дебри ни к чему, а понадобятся – почитаю, послушаю лекции Масачусетского универа, сейчас можно купить видеозаписи лекций из разных университетов мира, и читают их лучшие профессора планеты. Нет, вот, какой-то чёрт установил нормативы «приличного уровня образования» и все скачут без сознания… нет, пока всё остаётся, как в старых добрых сказках: министры обязательно корыстолюбивые и глупые. Как можно разным индивидуальностям давать одинаковую программу? Завышенную? С перебором? Левополушарную? Исходный продукт – неграмотное население. При том, что талантов в народе – море…»

В элитной школе, куда Яша ходил по маминому выбору, всё точно напоминало колонию строгого режима.

«Мрак. Что, государства, заинтересованного просто в нормальных гражданах, нету? В Америке ещё хуже дела обстоят.»

После занятий, Яша обычно брёл по парку. За ним шагал нанятый мамой Мариной телохранитель-амбал Толик, а Мери и Савву обычно пас Юрик, амбал номер два. После парка Толик ждал Яшу в машине. Слава Богу, этим дежурство Толика ограничивалось.

В парке били фонтаны, стояли чьи-то бюсты, демонстрировались фотовыставки. Но душа почему-то вопила, что всё это – город-столица, вся эта жизнь мегаполиса, какая-то плоская, тухлая, унылая, ограниченная! Оживляют её, пожалуй, только клубы чем-то увлечённых людей или отдельные творческие личности. Но многих тупой пессимизм или наркота втянули в серую массу толпы. Хомо сапиенс…

На всякий случай Яша как-то заглянул к бабушке и прилёг на диване, но спать не получилось, хоть тресни. Яша лежал на бархатном диванчике и смотрел на картинку на стене. Это была старинная гравюра, изображавшая какое-то сказочное существо, похоже на грифона – льва с орлиной головой и крыльями. Или наоборот, – орла с львиными ногами?

Зачем человек столько выдумывает? И зачем люди стремятся во что-нибудь верить? Тоска опять вползала в душу. Разве что приятный сон про Тузика из Пятого мира …

В метро напротив Яши сидели две девушки и в упор смотрели на него. Одна была обсыпана пирсингом, как прыщами, у другой губы густо намазаны фиолетовым, вместо глаз торчали пучки накрашенных ресниц, маечка-коротышка увеличивала агрессивно крупный бюст.

«Зверюшки на охоте. Жуть. Зачем они всё выставили? Так сильно хотят любви? Целовать такой чёрный рот страшно. А второй рот с железными пуговицами – нереально. Эх!» Яша закрыл глаза и попытался представить себе девушку, которая бы ему понравилась, но не получалось.

На следующей остановке в вагон вошёл бомж и сел напротив Яши, рядом с девицами. Те быстро поднялись и отошли в сторонку. Яша заметил, что разницы между этими девушками и бомжем не так много: одинаковая степень неприятности. Бомж сидел, опустив голову, не глядя ни на кого.

Яша прикрыл глаза и вспомнил свою бывшую подружку Нику, с которой он целовался, и она ещё много чего позволяла, но не до конца. Это была, конечно, плотская история, – так, со знанием дела, определял её Яша, прочитавший сотню романов в книжках. Это был пока весь его реальный опыт в этом вопросе.

Теперь бомж уставился на Яшу и вдруг пересел к нему на освободившееся место, продолжая пристально его изучать. Яше надоело.

– Чего уставился?

Бомж улыбнулся, показывая довольно приличные зубы.

– А у тебя на лбу написано «позвони Барсуку».

Яша широко раскрыл глаза и сразу не нашёл, что сказать.

– И что? – наконец произнёс он.