Она моя

Она моя
Елена Тодорова

Клан Тарского #2
– Таир, – увидев меня, яростно выплевывает Волков. Если бы не сопровождающий конвой, наверняка бы в глотку вцепился. – Явился, мать… Я тебе, как самому себе, доверял. А ты мою дочь…

– Наша встреча предполагает другую тему разговора, – сухо отрезаю, не позволяя старику поднять внутри меня какие-либо эмоции. – Существует ряд документов, которые в твоих интересах подписать до суда.

– Думаешь, после того, как ты мою дочь подмял и обрюхатил, я тебе какие-то малявы подписывать стану?

К последней информации я оказываюсь не готовым. Привычное хладнокровие вместе с духом вышибает. А сердце превращается в гранату без чеки.

Катя беременна?

_____

Она – дочь моего врага. Никаких чувств к ней у меня быть не должно. Отношения между нами невозможны. Но я не могу ее отпустить.

Она моя

Елена Тодорова

1

Таир

– Значит, все-таки силой Катерину готов удерживать? Уверен, что так будет правильно? – негромко спрашивает Федор. И, будто формирование этих вопросов само по себе дает ответы, добавляет: – Прости, брат, забылся. У тебя ведь все решения взвешенные.

Он принимается за еду, я же, поблагодарив официанта, делаю крупный глоток холодной минералки и погружаюсь в мрачные размышления. На самом деле впервые в жизни действовал, позволив эмоциям в какой-то момент выйти на первый план. Вслух этого, безусловно, не озвучиваю. Какой смысл? Что сделано, то сделано. Углубляться и бросаться постфактум в какие-то сожаления чревато еще большим разбродом.

– Когда я сказал, что Катерина на связь не выйдет и, собственно, не вернется на родину без моего позволения, старик подал запрос в консульство. Спасает то, что он ни имен, под которыми мы находимся в Европе, ни точек перемещения не знает. Принял на веру, что такая конфиденциальность необходима в целях безопасности его дочери. С консульством удалось поработать, чтобы фотографии с именем Катерины Волковой не разлетелись по всем новостным каналам, но осторожность лишней не бывает. И да, по факту сейчас она моя пленница. Не вижу смысла выкручиваться. Привык называть вещи своими именами.

– Знаю, брат, – откладывая приборы, Федор сосредотачивает все свое внимание на мне. – Ты ее сейчас в известность относительно отца поставил. Надеешься, что по итогам сработает на твоей стороне? – поднимает резонный вопрос.

– Думаю, никуда она не денется. Почудит, конечно. Не без этого. Удивлюсь, если будет тихо сидеть. Умеет она шороха навести. Собственно, в этом вся Катя.

Не в первый раз мысли о ней приводят в движение лицевую мускулатуру. Игнорирую, как и разливающийся в груди жар. Эмоциональность – это не про меня.

Тогда какого хрена происходит?

– Хм, – издавая сипловатый смешок, Федор качает головой. – Если удастся заполучить верность Катерины, знаешь, она из тех, кто за тебя город-миллионник взорвет.

Похоже, брат ее за полтора месяца неплохо изучил.

– Окстись, – бросаю резковато и вновь за стакан с водой хватаюсь.

– Ну, это лучше, чем против тебя, – разводя руки, продолжает веселиться. – А когда Волков поймет, что ты его нагнул…

– Когда поймет, должен сидеть за решеткой, – высекаю жестче, чем следует. – Рассчитывал, что его уже плотно в оборот взяли. Оказалось, выпустили под залог. Дело раскручивают, так он, гнида паскудная, наскоком мощного союзника отыскал – мужа для Катерины. Потому и домой зазывает.

Тогда… Услышав эту информацию от Волкова, сам не понял, что внутри произошло. Будто какой-то массивный валун сошел с места и обрушился. Заполнив грудь по самое горло горячими, как раскаленные угли, камнями. Обожгло. До боли расперло ребра. Постепенно эта боль расползлась по всему организму. Какое-то время вдохнуть не получалось. Замолчал, и молчал долго. Домой пришел и все ждал, что получится задавить эти ощущения. А Катя все плясала вокруг со своими вопросами… Все мельтешила перед глазами… Огнем все тело охватило. Осознанность, конечно, не терял. Понимал, что делаю. Понимал, но остановиться не мог.

– Волков империю спасает, – хмыкает Федор, продолжая рассуждения.

– Хрена лысого у него что-то получится. Закончим здесь, камня на камне от этой империи не оставлю.

Распрощавшись с братом, покидаю ресторан и направляюсь в сторону лифтов. День близится к концу. Но это не означает, что дома меня ждут тишина и релакс.

Не с Катенькой. Мать ее…

Вхожу в квартиру и первым делом нахожу царевну взглядом. Она сидит у подсвечиваемых панорамных окон на коврике для йоги.

Привычной реакции в виде обескураживающей радости третий день не выказывает. Продолжая злиться, демонстративно меня игнорирует. Впрочем, на сдержанное прощание Януша, который дежурил, пока меня не было, тоже никак не отзывается.

Неохота вступать в очередную конфронтацию. Мозг и прочее, мать ее, Катенька умеет выносить мастерски. Даже мне, привыкшему любую ситуацию воспринимать сухими фактами без эмоций. Неохота, и все же подхожу к ней, инициируя диалог.

– Чем быстрее ты начнешь сотрудничать, тем быстрее сможешь вернуться к отцу.

Запрокинув голову, царевна вскидывает на меня разгоряченный взгляд. И тут мое гребаное сознание решает позабавиться, выталкивая из глубин памяти тот единственный раз, когда она так же сидела передо мной на коленях.

Безумно красивая. Изумленная. Любопытная. Возбужденная.

Оголенная грудь, торчащие соски… Густые потоки моей спермы на них.

Сцепив зубы, медленно и максимально глубоко вдыхаю. Пытаюсь перекрыть беспорядочный поток устаревшей информации. Вместо этого воспроизвожу рваные и горячие выдохи, что опаляли мой член. А затем и вишневые губы, неумело всасывающие раскаленную головку и одним этим фактом доводящие меня до дикого исступления.

Нахожу единственный способ подавить агрессивный скачок похоти и помутнение рассудка, которые она вызывает. Подхватываю Катерину под руки и рывком ставлю на ноги. Толкаю к узкому шершавому полотну между огромными окнами, только потому что так проще ее контролировать.

Царевна, может, и собиралась дальше давить меня молчанием, но оказавшись припертой к стенке, не способна удержать эмоции. Когда волнение захлестывает, как обычно, срывается на быструю возбужденную речь.

– Сотрудничать? А если нет? Никогда нет?! Не станешь же ты держать меня при себе вечно? – выплескивает, прожигая взглядом.

– А ты сама готова находиться при мне вечно?

Не так часто Катерине требуется время на раздумывания. Пока она молчит, изучаю красивое личико, хотя и без того в мелких деталях могу ее описать. Помню совсем юной девчонкой. Не то чтобы в пятнадцать у меня, здорового мужика, на нее подрывался член. Нет, конечно. В то время чем-то другим она зацепила. Не объяснить даже, просто влезла в душу, стоило один раз в глаза посмотреть. А как подросла, стала доводить до бешенства своими выходками и тем, что меня, хладнокровного мудака, в принципе вся эта ерунда пронимает.

Взмахнув пушистыми ресницами, Катя сдвигает брови и закусывает нижнюю губу, будто и правда серьезно прикидывает перспективы. Затем, шумно вздохнув, сердито качает головой и снова взглядом меня шпарит.

– Не пошел бы ты с такими вопросами?!

– Аккуратнее, Катенька, аккуратнее, – не пытаюсь смягчить то, что рвется. Звучу, как есть, приглушенно и угрожающе.

Царевна вздрагивает и, отшатываясь в сторону, намеревается сбежать. Я должен ее отпустить, вместо этого ловлю за руку. Ловлю и удерживаю, несмотря на то, что по ощущениям, будто раскаленный прут стискиваю. Стискиваю, пока глаза девчонки не заполняются слезами. Тогда лишь понимаю, что чрезмерную силу применяю.

Резко разжимаю пальцы. И ее рука так же стремительно опадает вниз.

Суетливо растирая запястье, Катерина больше не совершает попыток ускользнуть. Продолжаю смотреть в бушующие эмоциями ореховые глаза, и, как ни глушу, всплывает ее горячее и отчаянное: «Что ты наделал? Я в тебя влюбилась».

Предполагал, конечно. Можно сказать, чувствовал. И намеренно довел ее до этого осознания. Зачем? На этот вопрос полностью правдивого ответа так и не нашел. Вроде как действовал с определённым расчетом. Но это ведь не все. Далеко не все.