–
Оставьте, – Сэр улыбнулся вахтерше. – Ему это
неприятно, а сказать он не скажет. Грех приставать к человеку, который
не может ответить.
Кому мальчик хотел выразить презрение здесь? Воде? Своему отражению?
–
Почему он не может ответить? – спросил Лев.
–
Да, не шучу. Я говорю о том, в чем мы убедились на деле, – малыш
отказывается принимать и передавать информацию. Разумеется, что у
него в голове, мне неизвестно, но уверяю, с ним адски сложно иметь дело: скорее в лепешку расшибешься, нежели
добьешься у него отклика.
–
Ты хочешь сказать, что он необучаем или отказывается обучать
ся? – спросил
Лев
.
–
Это можно выяснить разными способами, – проговорил Сэр, —
я все их перепробовал.
Лев осторожно разглядывал ребёнка, чтобы не смутить его. Пусть забавляется с водой.
–
Не похоже, чтобы это было у него с рождения,
вид вполне обычный.
–
А между тем абсолютный ноль. Мне обидно, ведь это лучшее, что
я сотворил.
–
Я не уверен, что ты представлял себе, что вершина творения —
кретинизм, – возразил
Лев
.
–
И все же ничего другого и не будет. Но проблема, я считаю,
вот в чем. Дитя не может не чувствовать одиночества в своем особенном
положении. Он тоскует от неспособности общаться с другими людьми,
из-за того, что не может облечь мысли в слова. Не исключено, что он
находится под влиянием какого-то ложного представления о мире,
поскольку та часть его, владеть которой возможно лишь посредством
слов, остается для него недосягаемой. Подумать только, что он будет
страдать из-за этой химеры!
–
Одной из тех, под чьим влиянием находишься и ты, – заметил
Лев
.
–
Зато он раньше вступит на путь совершенства, – Сэр всегда схватывал оборотную сторону
явления.
– Так-то он ничего, разве что не говорит, – Лев покачал головой.
В свою очередь Сэр изрек непререкаемо: