Песнь северного ветра

Песнь северного ветра
Елена Тальберг

Ей едва исполнилось восемнадцать. У неё нет имени, но есть дом. Ведьмин Дом. Она живет там одна. Но это не ее выбор. Так заведено: "Из поколения в поколение жили тут ведьма и её дочь. Потом старая ведьма уходила в ночь, а её преемница забывала свое имя и становилась ведьмой. Безымянной. Той-кто-знает".Только в этот раз что-то пошло нет так. Мать оставила ее, передав совсем немного знаний, только то, что знала сама. И, хотя юная ведьма наделена сильным даром – ей подвластны все стихии – её дар не в силах ей помочь, когда мир вокруг необратимо меняется – под крылом чёрного дракона. Теперь, чтобы получить ответы, нужны знания, записанные в древней лунной книге. Прочесть ее может не каждая. Ведьме предстоит присвоить себе свою силу, СТАТЬ той-кто-знает, а не только зваться ей.Она начинает собственный путь, проходя через сомнения, страх, искушение и разочарование.И первым на своём пути она повстречает Охотника.

Елена Тальберг

Песнь северного ветра

Мужу и сыну.

Пролог.

Горы были так высоки, что даже короли-драконы, когда приходил их срок, летели не к этому древнему хребту, взбороздившему скупые южные степи, а к далёкому северному морю. Туда, во влажный, седой простор, где под крылом сверкают льды, и черные точки тюленей скользят к полынье, почуяв гибельный жар…

Как давно драконы не кружили над королевством!.. Ни молодой король Грэхем, ни его отец, ни дед не смогли расправить крылья, угасла, умолкла драконья кровь… До этой зимы земли наши и не вспоминали, как темна тень от могучих крыльев, как гаснет солнце на миг, когда дракон летит над тобой!..

Старик магистр отошел от окна, глаза его слезились, грозные пики резали небо вершинами и застилали мир. Чёрный Дом, его последнее прибежище, стоял в долине у их подножия. Дом, построенный на заре королевства, когда первый король-дракон был юн и бесстрашен и глубоким огнём мерцал камень в его ладони. Камень, в который заключил дракон всю свою силу и суть, а сам стал человеком…

Почему он стал им? Отчего шагнул на землю, сложив крылья? Летописи молчали. А вот сказки… Старые сказки струнными голосами заплечных арф пели о том, что когда-то крылатые и бескрылые жили вместе, на одном берегу, под ласковым южным солнцем. Под треск поленьев в очаге барды-бродяги рассказывали, как прежде драконы бороздили морские просторы, а люди возделывали щедрое побережье. И были среди них такие умельцы и мудрецы, которым ветер, вода, огонь и сама земля повиновались. И однажды та, кому все четыре стихии были подвластны, вышла в лунную ночь на берег и спела песню о том, как звенит песок под её босыми ногами, как полнится воздух первым теплом и ароматами цветущих глициний, как море шепчет, внимая, как сам жар земной, утихает под её рукой. Но услышал ту дерзкую песнь дракон и упал камнем в тихо рокочущие волны, и вода взыграла от его огня и гнева. Девушка-ведьма закричала от боли – кипящее море обожгло её – но не отступила, лишь продолжила петь, превозмогая боль, и идти – шаг за шагом – в набегающие волны. Они становились всё тише, остывали, возвращая огонь небесам… Она шла и пела. Вода исцелила её ожоги, и, послушная её слову, усмирила драконий гнев. Из моря к ней вышел не дракон, а человек, с тёмным агатовым взглядом, и чёрным камнем в руке… Но его, сложившего крылья ради прекрасной ведуньи, отвергли крылатые родичи. Драконы прогнали людское племя с южных берегов – гордые безжалостные небесные твари не стерпели, что кто-то превзошёл их силой. Люди перешли неприступные горы и стали жить в долинах, скрытыми за их вершинами.

Так раньше пели в тавернах. Старик улыбнулся, вспоминая. А теперь и эти песни-сказки забыты. Всё забыли, да. Долгие годы хранили стены этого замка древний кристалл, принесённый в ладони первым королём. А сила, заключенная в нём, хранила королевство. Но когда спустя века нашли драконий камень, не совладали, не сладили с этой силой… Пытались разгадать его тайну, но в своём ненасытном любопытстве лишь расщепили его. Осколки глубоко ранили сердца носивших его орденосцев. Они сделали их зоркими. Они сделали их властными. Жадными. До всего, что дарит силу. Эта жажда сгубила их.

Магистр покачал головой, усаживаясь в кресло, и осторожно подобрал орденскую мантию.

Сгубила, сгубила их… И лишила королей крыльев. Король Эрехард II не смог полететь на север, как все до него в свой последний час. Он не приручил огонь, не сумел вырваться из кольца костров, зажженных на сердце-острове… Казалось, всё изменилось безвозвратно, ушла сила из королевского рода, угас дар и в сердцах других людей – страх орденского суда погасил его, обессилил руки и голоса тех, кого ветер, вода, огонь и земля слышали. Рассказывали, правда, что живёт еще на севере та, кто всеми стихиями повелевает, та-кто-знает… Нынче ищет её магистр Дан, послал он в леса Охотника, что арканом прежде таких, как она, ловил, хотя ордену никогда не служил. Послал потому, что драконьи крылья вновь реют над полями. И несут они нынче смерть и боль. Смерть и боль. Ранен юный Грэхем-король, а чёрное чудище заняло Лёгкий Дом.

Глава 1. Весть.

Солнце догорало на закате, когда пришла весть – упала соколиным криком и в шепоте ветвей отозвалась: «Он идёт. Он идёт за тобой. Охотник идёт».

Ведьма набросила капюшон, обрывая разом и птичьи крики, и сосновый гул в вышине. Озноб пробежал ленточкой по спине, она поглубже засунула руки в рукава и шагнула с крыльца.

Только на дорожке, ведущей между сосен к дюнам, позволила себе выдохнуть и вдохнуть – глубоко, так чтобы воздух обжёг холодом гортань. «Охотник идёт. Охотник, – она с усилием провела ладонью по онемевшим губам и торопливо спрятала руку обратно. – Тот, кто ловил людей, владеющих даром. Неужели он еще продолжает свою охоту? Но ни он сам, ни орденосцы сюда никогда не приходили! Здесь и в посёлке мы были свободны. Свободны от страха. И от суда. И от петли… Кто-то послал его ко мне. Но для чего?!»

Ноги сами несли ее к морю – быстрей, быстрей – и, хотя помнила каждый корень, тянущийся через дорожку, но всё равно ни раз споткнулась. В дюны вышла с стучащим сердцем и колкой влагой в уголках глаз – слёзы набежали из-за ветра, пробравшегося даже под меховую оторочку капюшона. Светлый песок, присыпанный снежной крошкой, темные в подступивших сумерках пучки трав и море – жадно лижущее кромку берега. Тающее пеной. Рокочущее внутри ракушки и внутри сердца. Хранящее все ответы. Но сейчас оно промолчало!.. Весть ей принесли птицы. Внезапную. Оглушающую страхом. «Он идёт через лес ко мне, – ведьма прикрыла глаза. – Он, наверно, уже перешёл границу – там незримые колокольчики висят, вот лес и вторит птичьим крикам. Значит, он скоро будет здесь».

Ведьма зло стёрла слезы с щеки, бросила взгляд на море.

«Подойти?.. Спросить? Узнать, где он сейчас вязнет в снегу? Но цена у воды высока… И ведь надо еще суметь услышать свой ответ в сотне голосов, звучащих в волнах. Память воды – что бездна. Устоишь ли ты, не ускользнёшь глубину?..»

Она постояла на берегу, слушая мерный рокот волн, не пытаясь ничего услышать в нём. Сердце билось не так мерно. Там внутри теперь поселился страх и… нетерпение. Жажда узнать, поскорей узнать, зачем Охотник идет сюда. Ведьма резко повернулась и пошла по дорожке обратно в дом. Вода даст ответ – придёт срок. Но сейчас она спросит у пламени.

Дома с порога она сразу шагнула к столу. Сбросила капюшон, отвела влажные волосы от лица. Подула на застывшие пальцы. Подвинула к себе оплывшую, но еще крепкую свечу в плошке. Глаза ее сузились, раскрасневшиеся после мороза губы улыбались. От уголька в печи засветила лучину, от лучины – свечу. Тихонько опустилась на табурет, ладони плотно прижала к столу. Дыхание ее тронуло пламя, ресницы дрогнули, гася искорки в глазах.

…Огонь обуглил каменную кладку ступеней. Сожрал деревянные перекрытия, расплавил литые решетки дверей. Летняя резиденция короля. Лёгкий Дом. Светлый, стрельчатый, построенный для балов и свиданий. Драконий огонь станцевал в его залах, спалив всё дотла. Чёрное чудище распласталось в долине у подножия замка, а чёрный конь унёс поникшего седока.

Пламя погасло. Дракон! Ох…Она прижала ладони к щекам. Спросила об Охотнике, а ответ!.. Откуда в королевстве появился дракон? Последний из королей взлетел в небо сотню лет назад и улетел на север, как и все до него. И ни один из них не вернулся… Нет, чёрный дракон, увиденный в пламени, не прежний король. Нет, он… Что если… Если он прилетел из-за гор. Из той страны, в которую мама никогда не верила: «Это же только сказки, дочка. За горами ничего нет. И нет других драконов, кроме наших королей».

Но разве пламя солжёт? Дракон прилетел и спалил старый королевский замок. А кто-то, безумный и смелый, проиграл ему бой и спасся бегством на верном коне. И кто-то послал Охотника ко мне.

Ведьма мяла в руках воск оплавившейся свечи. Такой мягкий, податливый, примет любую форму – и легко потеряет её под властью огня. Сможешь ли ты так?.. Как далеко ты сможешь зайти, разыскивая ответы?

Охотник, дракон, раненый рыцарь. Птичьи крики, летящие по ветру, ноющие обожженные пальцы. У всего есть цена. У вопроса и у ответа. Здесь на краю мира, где ветра поют в вышине и волны играют у ног, кажется, что тебе подвластно все – только руку протяни. Но там за лесом творятся события, о которых ты знать не знаешь. Отголоски их прилетают слишком поздно!

Она припечатала восковую лепешку к столу. Обвела взглядом дом, в котором провела восемнадцать лет – год за годом. Лишь она и мама. И Морис, приходивший на лодке – сначала редко, а потом всё чаще. Мама встречала его в бухточке неподалеку. Он передавал посылки, привозил товары из посёлка. А однажды он пришёл и сюда. Смущенно переступил порог, присел на лавку, чуть прищурившись, всматривался, мял шапку в руках. Здесь всегда было темно, слишком маленькое окно не впускало солнечный свет, но хорошо берегло тепло в холода. Настоящее ведьмино логово – тёмное, наполненное ароматами и шелестом трав. Дома пахло лесом, пахло летом, даже когда вьюга пела песню за стеной…

Ничего не поменялось за прошедшие года. Печь в полкомнаты, лавки вдоль стен, отделённый занавеской закуток в углу – её постель. Книги на полках, стол у окна, утварь – деревянная, медная, глиняная. Ведьмин Дом. Так звалось это место испокон веков. Из поколения в поколение жили тут ведьма и её дочь. Потом старая ведьма уходила в ночь, а её преемница забывала свое имя и становилась ведьмой. Безымянной. Той-кто-знает.

Все в поселке знали это так же твердо, как и время отлива. И мама знала. Но она не была старой, когда ушла. Морщины только-только прочертили легкие линии у глаз, на лбу и от носа к углам рта… Она ушла не в ночь, нет.

Морис увез её в посёлок.

Но я все равно осталась одна. Без мамы и без имени. Осталась, чтобы быть той-кто-знает. Но знаю ли я?.. Что я знаю? Мама так часто молчала в ответ на вопросы, или сердито дергала головой в сторону двери, за которой шумело море – иди спроси! Тебя оно слышит, мне – никогда не отвечало!..

Да, мама, я спрашивала его еще ребенком. Бросала камешки, а оно шуршало в ответ, и я узнавала, приплывёт ли Морис на своей пузатой лодке. Я даже знала, что он везёт в лукошке, тщательно прикрытом холстиной от волн. И бежала со всех ног к тебе, радостно крича. Или молчала, боясь оборвать твою надежду – ведь волны шепнули, что никого не принесут на своих спинах ни сегодня, ни завтра, что он ушел далеко, совсем в другую сторону плывет нынче старый баркас… А потом ты поняла, кто приносит мне вести, и запретила касаться воды: «Там такая глубина! Пучина! Не смей, тебе еще рано говорить с водой напрямую. Тебя унесёт волной, дочка. На самое дно утащит. Знаешь, как стылы эти воды? Как пьют они жизнь и тепло!.. Нет, окрепни сперва. Стань как этот камешек – гладкой и круглой внутри, чтобы волна омыла тебя и отпустила…»

Стала ли я такой? Едва ли. Внутри колко и звонко… А теперь еще и тревожно.

Лепешка застыла белесым пятном на столе. Она чертила узоры ногтем, воск крошился. Свеча потрескивала, догорая. Зимний день чуть удлинился, но и ему пришёл конец. Вечер. Время жечь свечи, прясть, низать бусины, штопать, рассказывать сказки… Мамино время, не моё. Ни прясть, ни штопать я не выучилась толком. Только пальцы колола, забываясь под рассказы о том, что было… Одна сказка моей любимой была. Ведьма прикрыла глаза.

«Жил дракон в вышине, парил высоко, разил безжалостно. Однажды позвала его ведьма песней, и обернулся он человеком, променял крылья на земные дороги. По своей воле ставил он небесных братьев, да только они не простили ему предательства, как и не простили ведьме её силы. Была она дивно хороша, высока и черноволоса, с глазами как звёзды… Говорила с огнём и водой, ветром и землёй, видела зорче всех, но и платила сполна за свою силу. Такой силе нужно одиночество, дитя моё. Знать больше, видеть дальше, быть в силах остановить пожар, повернуть русло в нужную сторону, найти руду, золотую и медную, поднять самоцветы из земли… В стужу на перевалах вьюгу успокоить и тем самым смерть отвести. Она многое могла. И чем больше она могла дать, тем больше у неё хотели взять. Поэтому она и ушла на север. Оставила своего короля-дракона. Но сначала она его предала…»

«Почему предала, мама?»

«Не знаю. Мне моя мама рассказывала, но и она не знала. Только этот кусочек она в лунной книге прочла. Я так же спрашивала и сердилась, как и ты».

«Кто же знает всю сказку?»

Мама на мгновение замирала с ниткой в руке:

«Может, море знает. Но не знаю, скажет ли тебе… А, может, сама прочтёшь. – тряхнула головой. – Нет, рано! Еще рано тебе лунную книгу давать. Подождём. Это ж всего лишь сказка, дочка. Одна из многих. Давай я тебе про птичью королеву расскажу…»

Про птичью королеву сказка была хороша, но мне нужна была та, что про ведьму и короля. Ведь она про ведьму была! Такую же, как и мы. Позже я пыталась у моря узнать – столько раз! Молчало. Завтра снова схожу. Ох, много вопросов!.. А спросить – страшно. Что ж, ведьма с королём, пожалуй, подождут.

Ведьма поднялась. Надо было подтопить печь. Запарить кашу на утро. А потом… Она бросила взгляд на недоделанную работу. Морис привез ей полный лоток глины осенью. И всю зиму она лепила. Плоские блюдца, чашки, совсем крошечные украшения – в виде листков и цветов. Надо было все их расписать и весной отвезти в поселок к гончару Мереду, чтобы он обжег их в печи. Её зимняя забава. Ведь ни шить, ни прясть, ни с травами возиться она так и не полюбила. Прохладная влажная глина завораживала, казалось, она пела под рукой, но потом, сухая и шершавая, оглушала молчанием. Это дело похоже тоже не стало моим. Вздохнув, она накрыла разложенные на краю стола фигурки холстиной.

Домашние дела делала машинально, руки помнили всё сами. Даже в полутьме находили нужную вещь – будь то горшок или ухват. Мысленно она была уже в завтрашнем дне. Не терпелось снова вернуться на берег.

Он встретил яростью и солью – и в воздухе, и на лице. Редкие крики чаек прорывались сквозь шум воды. Она смотрела на волны, подбегающие к ногам всё ближе и ближе, вот, тронули замшу сапог, вот, заставили шагнуть назад. Гладкие камешки легко легли в ладонь. Идти, считать волны, гадать – спросить у камня или у воды?

У ветра?

Он сорвал капюшон и наполнил уши криками: «Жди, жди! Придёт за тобой!»

С досадой швырнула камни, волна, словно смеясь, схватила за подол…

Ведьма отступила. Две вести было у нее. Охотник идёт. И дракон прилетел. Один из тех, о ком только в сказках поётся. Крылатое, древнее, беспечное племя. Вот в маминой сказке тоже был дракон… И стал он человеком. Ведьма его позвала. Кто же такой этот дракон?

Ведьма наклонилась и вновь подняла камешек, облизанный пенной волной.