Песнь северного ветра

– Что же… ты ни разу не попробовал… большего? – она не подняла головы, но исподволь смотрела. Смотрела пристально, пытливо.

Дан подошел ближе, на нём была белая рубашка с широкими рукавами и серый, расшитый шелковой нитью жилет. В мерцании свечей темные глаза поблескивали, но голос был мягок, он протянул ей раскрытую ладонь:

– Попробуй, если хочешь.

Она нерешительно коснулась пальцами его руки и отступила на шаг. Спрятала руки за спину, вздернула подбородок.

– Я не об этом!

Он обернулся к столу, взял яблоко с блюда и бросил ей. Розалин поймала.

– Тогда начни с яблок. Проверяй сколько тебе надо усилий, чтобы оно померзло до сердцевины, а сколько, чтобы только кожура льдом стала. Есть еще орехи, листья. Древесина, глина, кожа свиная и воловья, меха, – его голос все сильней звенел. – Я пробовал многое. Но так и не нашёл ответ – зачем?

Он обошел стол и сел.

– На сегодня всё. Тренируйся на яблоках. Учись контролировать поток своей силы.

Она кивнула, пытаясь скрыть разочарование.

Они не виделись месяц. Леди Розалин потренировалась и на яблоках, и на апельсинах, а потом проверила, как быстро мороз бежит по шнуру – шелковому, конопляному, кожаному, дальше – как он перескакивает с пера на перо и сковывает всю птичью фигуру целиком. Узнала, что если коснуться совсем легко, то лед будет тонок и птица одним взмахом крыльев разобьёт его. А вот если твое прикосновение будет вызвано гневом. То…

Грэм однажды вбежал в кабинет поздно вечером со словами: «Ты знаешь, что Рози уезжает?», – и осёкся, увидев его, сидевшего за столом и рассматривающего фигуру сокола – абсолютно прозрачную, из чистейшего льда.

– Да, знаю, – спокойно ответил Дан. – Вот её прощальный подарок.

– Подарок? – Грэм растерянно смотрел на ледяную птицу в круге инея на столе. – Как она это сделала?!

– Силой своего дара, – Дан резко поднялся, он был в полном магистерском облачении. – Силой своего дара и своего презрения.

Он стремительно прошёлся по комнате.

– Я тоже еду сегодня. В Чёрный Дом, изучить уцелевшие архивы. Поедешь со мной? Отец дал согласие.

Грэм шагнул к столу и коснулся ледяных крыльев, застывших в тщетной попытке взлететь.

– Её дар… Кто она, Дан?

– Она, – Дан остановился рядом с братом и тоже взглянул на птицу. – Она – дитя, гордое в своей силе и слепое в своём тщеславии. Я зря учил её. Соколиным лордам и леди нужно только одно – власть… Поедем со мной, Грэм, и я расскажу тебе всё, что происходило в этом кабинете, пока ты штудировал королевские науки и лелеял свои мечты о драконах.

Они поехали вдвоём, отряд орденосцев следовал на почтительном расстоянии. Ехали как магистр и его ученик, капюшон скрывал лицо Грэма. Дан же напротив, казалось, впервые хотел выйти из серой тени своей магистерской мантии. Он откинул ее на плечи, легкая кольчуга серебрилась на солнце, обнаженный меч – только лицам королевской крови дозволено было носить такой – тоже ловил солнечные блики. Волосы Дан распустил на старинный манер, светлые пряди обрамляли лицо, смягчая его худобу. Черные агатовые глаза в дневном свете смотрели мягче, чем обычно.

– Ты больше похож на отца, чем я, – неожиданно вырвалось у Грэма.

– Разве? – Дан с улыбкой обернулся к младшему брату, отрываясь от своих мыслей.

– Да. Так же высок… и царственен.

– Ты еще вырастешь, тебе всего семнадцать. А вот мне уже не догнать тебя в ширине плеч, – и Дан, смеясь, хлопнул брата по спине.

– Да и вообще не догнать! – крикнул Грэм, пришпоривая коня.

Они неслись по пустынному тракту, подобно двум птицам, плащи и волосы трепетали на ветру, лица, наполненные азартом, пригнулись к лошадиным шеям. Конь Дана был подобран прежде всего под его высокий рост, Грэм же всегда выбирал самых быстрых скакунов в конюшне. Но догнать его было невозможно не поэтому. Он чувствовал ветер, безошибочно определяя его направление и силу одним лишь свободным движением плеч, рывком откинутой головы – так встречают давнего друга, верного спутника, и встреча эта пьянит… Он мчался, напоённый радостью, всплеском силы, щедро подаренной ему. Этот дар заменял крылья, которые он не мог расправить. Дан знал, что если захочет, если поверит, Грэм сможет снова обрести их – но не сила дракона, навсегда уснувшая в нём, будет тому порукой. Знал и молчал, ожидая, когда король сам услышит своё сердце и песню ветра, звучащую в нём…

Если б он тогда только мог представить, что в королевство прилетит дракон и брат поедет искать свои крылья к нему, то рассказал бы, непременно рассказал, убедил поверить… Но после скачки они заговорили совсем о другом. Дан рассказал брату о том, как ошибся в леди Розалин.

– Или она ошиблась во мне. Она думала, что я скрываю ее и свой дар из страха быть обнаруженным. Что я и орден возглавил, чтобы контролировать ситуацию и никому не дать себя обнаружить, а самому быть в курсе всех дел. Но это не так, пока я возглавляю орден, больше ни один человек, наделенный даром, не лишится его по вине орденосцев.

– А много таких – наделённых даром?

– Не знаю. Страх задушил его ростки у тех, кто видел, как расправляются с их родными. Почти два поколения выросло с тех пор. Но вот у Розалин он есть. Ей вообще неведом какой-либо страх.

– А тебе? – слова сорвались поспешно, нечаянно, Грэм сжал губы, отворачиваясь.

– Во мне он не смог задушить дар. У нас с леди Хай схожие способности. Но только мне ни разу не хотелось обернуть их против живого существа.

– Как это вышло?

Дан усмехнулся, склоняя голову.

– Будем считать, что мы повздорили. Она пришла с соколом, а ушла без него… Когда она пришла впервые, ей нужна была помощь. О, тогда она была искренна и прекрасна в своей растерянности. И быть ее учителем и проводником тоже было прекрасно. Но роль ученицы ей быстро надоела, – в темных глазах Дана мелькнула недобрая искра.

– Она была не просто ученицей. Ты ей нравился, – проговорил Грэм глухо, не поднимая головы.

– Гм, – Дан тоже опустил голову, пряча улыбку. – Я… Те моменты искренности, что были между нами, быстро растворились… Так следы на песке стирает ветер или волна, – он поднялся, обрывая разговор. – Не будем больше об этом. Леди Розалин свой выбор сделала.

И он тоже сделал его тогда. Вспыхнувшее было влечение к девушке, равной ему по силе, по уму, по стати, угасло, когда за всей ее хрупкостью и красотой он разглядел безжалостность и то поразительное умение идти к цели, не считаясь ни с чем, которое приписывали ему, но которым он сам не обладал в полной мере. Теперь леди Хай вернулась в столицу. Едва узнала о сражении, произошедшем в Лёгком Доме. И было очень трудно понять, что именно ей руководило. Только ли тревога за друга юности?

Глава 6. Встреча.

Когда нитка тянется к иголке и достигает ее,

она связывает,

но потом игла ведёт нить –

стежок за стежком.

Ведьма сидела на кровати, подобрав ноги. На коленях у нее лежала раскрытая книга с плотными белыми страницами. Пустыми. Как только что выпавший снег. Она с усилием вела пальцами по тонко выделанной коже, словно пыталась нащупать невидимые слова. Проступят ли строчки под лунным светом в эту ночь или нет? Когда мама уехала с Морисом в посёлок, она бегала на берег чуть ли не каждую ночь. Там свет лился, не застревая в пушистых сосновых ветках. Но в те ночи (и десятки следующих!) книга не показала ей ничего.

Вдруг она повернула голову к двери и прислушалась. Ветер. Летящий впереди шороха шагов по сосновым иглам, предвещающий неизбежность встречи. Той самой встречи, что замкнёт ожидание всех этих дней – так кузнец сводит края блестящей полоски в кольцо – неумолимо ведёт, приближая, соединяя, сплавляя воедино…

Она встрепенулась и бросилась к двери, понимая, что в сумраке дома будет беспомощна и слепа. Распахнула дверь и только шаг успела сделать – на крыльце уже стоял он. Рукоять меча за спиной, рука, легшая на тугую петлю у бедра. Быстрый взгляд тёмных глаз и – шаг в сторону, выпустил её за порог. Солнце светило тусклым шаром сквозь зимнюю дымку, ветер сдувал вчерашний снег с крыши и сосен, хлопья, блестя, падали ему на лицо и на плечи. Он чуть поморщился и смахнул их. Ведьма улыбнулась, легонько кивнула, и ветер взял чуть в сторону, снежинки теперь сыпались, минуя крыльцо.

– Здравствуй, Охотник. Я ждала тебя.

– Здравствуй, ведьма. Я нашел тебя.

Он протянул руку. Без перчатки, без подвоха, смуглая широкая ладонь, раскрытая ей. Она вложила свою – худую, бледную руку северянки с чётко проступающим узором сухожилий и вен. Он чуть сжал ладонь, приветствуя. И внутри вспыхнуло, согревая и завершая долгое ожидание и этот день.