– Мы – люди короля, – сказал степенно Нечислав, – он численность наших знает и за людьми следит.
– С гнилыми лицами Мстислав никого не признает, – «утешил» нас одноглазый.
Уродливая Малина затеребила нервно кулон из красного камня на груди.
– Заодно с бабами развлечёмся, – бодро сообщил однорукий с вилами.
Малина резко кулон оборвала.
– Отойди, – едва слышно сказал Нечислав, – не сейчас.
Женщины отступили за своих мужчин. Я и прежде сидела в стороне и счас оказалась сбоку. Ухватила из большого костра длинную палку, прогоревшую копьем на одном конце, да миску глиняную, выроненную Малиной. Вряд ли охранники вдов и сирот со школы алхимиков позаботятся и обо мне. Ну, может, хоть немного продержусь с тем, чему научил Григорий?
Воислав и другой алхимик переглянулись, вперёд выступили.
– Отойди! – прошипел на меня брат Малины.
С воплями торжествующими разбойники бросились на вышедших вперёд.
Трупы Воислава и другого, ещё дрожащие, с руками обрубленными, переступили, да по спинам прошлись ногами, издеваясь, только восемь из грабителей. Остались только женщины обезображенные, среди которых было две девчонки да я. Нечислав замешкался…
От миски глиняной один уклонился.
Как оно из меня вылезло – не поняла. То ли «вихрь» со слов Григория, то ли иная какая-то заноза, громко звучащая. С разбитыми головами рухнули трое из напавших, ступивших было ко мне. Одному я раскалённым концом между ног всадила. Не хрен было уточнять, что он со мной собирался сделать!
Нечислав вперёд выступил, встал возле меня. На голову упавшему.
Он двоих уложил, я – одного. Потом меня рукоятью меча в живот пырнули. Да ногой наподдали. Рухнула. Обнаружила остриё меча у шеи, как потянулась, чтоб встать.
Несколько выпадов от мечника отбил Нечислав. От последнего, семнадцатого удара, не успел уклониться. Отшатнулся, рукою прикрыв пламенеющую розу на рубашке распоротой.
Ухмыляясь, меня с ног сбивший, провёл краем лезвия по вороту платья моего, надетого поверх, и безрукавки, грудь обнажая, царапая…
Вскрикнула, когда в лицо мне приземлился, в глаза мучной какой-то пыли насыпав, мелкий и пухлый мешочек. Потом Малина оборванный кулон метнула в телегу.
Синее пламя за миг окутало и мешки все, и лошадей, полыхнуло до крон деревьев, расползлось вокруг, по поляне, утопив меня… в ледяном, сердце сковывающем огне. Всё-всё в кошмарном льде утонуло!
Никто не знает, когда он переступит Грань, да отчего, да зачем, за что. Я, честно сказать, думала, что после ухода матери утоплюсь, не выдержав издёвок, или паду от очередной резни между чернореченцев или ворогов, ну, с голоду сдохну в голодный год. Но подыхать, когда весь мир вокруг, тело всё закованы в синий лёд, когда кромкой льда от неба перекрыло всё, да из хрупкой, уродливой, изломанной клетки-тюрьмы ледяной ни сдвинуться, ни продохнуть, ни вылезти… жуть!!!
Наверное, я поседела. Или ждала, что лёд синий и клетка его меня разъест, до костей. Поговаривали, что после экспериментов алхимиков кое-где находили опалённые и зеленеющие скелеты иль трупы. Но…
Спустя какой-то дикий, жуткий час или жестокий, кошмарный какой-то миг… лёд сполз, и я шарахнулась, на колени упав, освободившись из сползшей водой ледяной клетки.
Женщины, которые работали на алхимиков, стояли целые все, нетронутые. Стонал, зажимая зеленеющую кровь, Нечислав, согнувшись. Лошади, из телеги две, рванулись отсюда подальше, в разные стороны. Телега да мешки, оружие грабителей и погибших алхимиков истлели. От Воислава, безымянного того да от шестнадцати разбойников, вместе с конём посланника с Тайноземья… остались обугленные скелеты. С чуть краснеющими искрами на покрытых копотью костях.
– А вдруг бы мы… – Нечислав закашлялся. – Их спасли?..
– Ты у меня из родни последний, – пугающе равнодушно произнесла Малина.
Из руки, на бедро бессильно упавшей, выпал на нетронутую траву, к не тронутым ни огнём, ни льдом зловещим, корням сосны, шнурок от жуткого украшения, сделанного алхимиками.
Меня била дрожь. Руки тряслись. Встать не могла.
– Негоже девке по лесу одной бродить! – проворчал Нечислав. – Хоть с палкой обугленной, хоть так. С нами пойдём, хоть до града ближайшего. Мы прикроем. У нас ещё кое-что осталось в запасе.
– Только травы придётся заново рвать, – поморщилась Лебёдка.
– И объяснять Вояте пропавшего коня, – вздохнула женщина красивая. Внешне не тронутая ничем вдова.
– Может, вы опосля меня провожать будете?!
Я заорала, в ужасе отшатнувшись от человека, вмерзшего в дерево. Знакомого, кстати…
Воислав медленно плечами повёл, древесину с себя скидая… то есть бурое, шершавое вещество, с зелёной мякотью, нет, искрами зелёными блестящее в центре.
Нечислав, поморщившись, разогнулся. Подобрал, подошёл, отрезанные руки парнишки, высвободившиеся из-за рассыпавшихся «веток», к ранам багровеющим приложил.
Говаривали, что руки отрезанные не воротишь, но то, что они на моих глазах сделали…
– Терпимо? – спросил, нахмурившись, старший алхимик.
– Пальцы гнутся плохо, – вздохнул Воислав, – похоже, мы ошиблись в прогнозах. Плоть отрезанная должна быть максимально свежа, чтобы можно было прирастить её обратно.
И они так спокойно говорят?! О чуде невиданном таком?!
– Мстиславу рано пока цепи показывать, – проворчала Малина.
– Я итак говорил: не хрен тратиться на разработки, – поморщившись, руку, немного пожелтевшую, прирощенную, поднял посланец из Тайноземья, разминая шею со спины. – Не годится оно для войны. Слишком долго и дорого!
– А по ощущениям как? – спросила, робко взгляд горящий подняв, Лебёдка.
– Да будто игл ледяных натолкали в каждую клетку тела! Хуже, чем в пыточной у светопольцев! Брр!
Про меня они не сразу вспомнили, обступив да разглядывая не ставшего калекой алхимика, ощупывая его со всех сторон. Разве что за места срамные женщины его щупать не осмелились, а так все мордочки были любопытные. Ну, кроме той, самой красивой вдовы, нервно теребившей край чёрной ленты у косы, свитой в узел у шеи со спины. Да у меня и сил говорить не было. Я слыхала, конечно, как наши воины прогоняли с нашей земли да в бегство обращали ворогов, запалив ледяные костры, но это… это!..
– За травами и глиною больше не пойдём! – решил за всех Нечислав. – Воиславу в любой миг может стать дурно.
– Да скажи прямо: в миг любой могу издохнуть, так никто и не узнает про наше чудо! – осклабился тот.
Внезапно неслучившийся и поразительно спокойный для беды недавней и для чуда недавнего калека ко мне развернулся:
– С нами в школу пойдёшь? Травы собирать можешь или помогать на кухне. Там Вяч сирот хотел натащить новых.
– Н-на опыты? – я, поднявшаяся было украдкою, шарахнулась.
– Да зачем на опыты? – усмехнулся вдруг мужчина. – Опыты мы обыкновенно ставим сами на себе!
– Но говаривают…