Апостол для Рафаэля. И не введи нас в искушение?!

– Ну, ну, ладно, знаю, ты боишься щекотки, – перестав щекотать ступню Иуды, мой редактор одним лёгким прыжком оказался сидящим на ветке, на которой покачивался Иуда.

– Теперь, когда ты сказал, кто ты, может, скажешь нашему другу моё имя, – лукаво улыбнувшись, он склонил голову набок и стал почти очаровашкой, в глазах мерцала насмешка, чёрная рубашка развевалась на ветру, чем-то напоминая подобие крыльев чёрного цвета, волосы стали длиннее и пышными волнами струились по плечам, думаю, что он соблазнил немало женщин такой вот улыбочкой. Но, к сожалению или к счастью, я не гомосексуалист, и на меня это произвело скорее обратный эффект.

Иуда поднял голову, при каждом движении верёвка стягивала его горло всё сильнее, и там, где она касалась кожи, виднелся широкий тёмный след.

– Люцифер, – прохрипел он и внезапно дерзко улыбнулся мне, перечёркивая всё то впечатление жалости, что он вызвал во мне ранее.

– Да будет свет! – расхохотался мой заказчик, сидящий на ветке осины, и тут же жаркое беспощадное солнце исчезло и всё вокруг накрыла темнота. Пока мои глаза привыкали к резкой смене света и тени, мне показалось, что стало прохладнее, это была живительная прохлада, успокаивающая, когда летним вечером ложишься на прохладные простыни, ты знаешь, что рабочий день закончен и всё, что от тебя требуется, это расслабиться и отдохнуть. Но расслабляться было рано.

Дерево по-прежнему стояло передо мной, только в этот раз оно было освещено ярким и холодным светом луны. Иуда по-прежнему раскачивался на своей верёвке из стороны в сторону, отсчитывая минуты бесконечности. Только Он, сидящий на ветке, изменился. Длинные волосы из тёмных стали подобными цвету выцветшего засушенного сена на лугу, он стал выше ростом, почти под три метра, хрупкое телосложение пропало, на смену ему пришло тело, совершенное в своих пропорциях, линиях и изгибах. Они угадывались под просторным белым одеянием, спускающимся до его ступней.

Внезапно тень накрыла лунный свет, это был Люцифер, он расправил свои крылья, они оказались белоснежными и при отсвете луны серебрились неведомым светом.

– Извини, у каждого своё понятие о свете, для меня лунный свет предпочтительней. Ведь это я, Несущий Свет. Просвещение в массы, так сказать, – опять расхохотался он. – Ах, если бы не я, где бы сейчас оказалось всё человечество? Я – это прогресс, развитие цивилизаций, без меня бы сидели и плодились как кролики в саду райском, под зорким оком Главного Охотника. Ты знаешь, кто это?

– Нет.

– Догадайся.

– Бог?

– Он самый. Не люблю произносить его имя. Ну да историю наших отношений, я думаю, ты знаешь. А всего-то просто-напросто я захотел расставить силки, чтобы поохотиться в саду Эдемском, ну и получилось у меня лучше, чем у него. Подумаешь, увёл его добычу, так нет, задетое самолюбие тяжело лечится, – он театрально вздохнул, – можно сказать, неизлечимо. Но тебе самолюбие до лампочки, как я вижу, это одна из причин, почему я выбрал тебя.

Как тебе уже стало понятно, ты будешь писать книги, наполненные страхом от первой и до последней страницы. Сердцем твоих книг буду я. У Охотника есть Библия, у меня будут твои книги. Я буду вещать через них. Отныне ты мой Апостол. В каждой книге будет откровение от Люцифера, конечно, замаскированное под обыденный сюжет. Время финала приближается, и нет причин, по которым у Охотника будет больше сторонников, чем у меня. Я за равенство сил, что и стало, собственно, причиной разлада между мной и ним.

– Гонорар, вы забыли гонорар, – прошипел откуда-то из темноты знакомый голос, но, как я ни старался, никак не смог вспомнить, кто это, пока округлый невысокий силуэт вышел из тьмы. Это был кото-шофёр.

– Ах да, конечно, как я мог забыть про такую важную деталь, – подойдя вплотную к повешенному Иуде, он сделал мне знак рукой подойти к нему. По мере того как я приближался к осине с висящим на ней Иудой, отвратительный запах разложения наполнил мои ноздри. Но я продолжал свой путь, это была моя последняя Голгофа, и последняя цель назначения была неизбежной. Под ярким светом луны, так хорошо контрастирующим с чернотой ночи, выделялись три силуэта: Люцифер, Иуда и я.

– Твой первый гонорар у него в кармане, – сказал он, смотря на Иуду, в эту секунду профиль Люцифера, если можно так сказать, был божественным. – В каждом ангеле есть часть Бога, даже в падшем. Как в каждом из нас есть хорошая половина и есть плохая и иногда мы так любим играть контрастами, что не способны выбирать полутона, теперешний народ либо зол, либо хорош. Но он не может быть нормален, соблюдая столь ценную золотую середину. Всё или ничего.

Всё моё было совсем рядом передо мной, оно болталось на верёвке, которая, казалось, вот-вот сорвётся с ветки, жутко воняло и растерянно смотрело на меня.

– Ну, ну, не жадничай, у тебя их тридцать, отдай один моему апостолу.

Тот, немного замешкавшись, вслепую шаря рукой в своём кармане, достал что-то и протянул мне. Я не заставил себя ждать и подставил свою руку под закрытый кулак Иуды. Когда тот раскрылся, на мою ладонь упала старинная серебряная монета. Коснувшись моей кожи, она начала жечь как кусочек угля, который только что вытащили из камина.

Поняв, что это был один из тех тридцати сребреников, за которые Иуда предал Христа, я попытался выкинуть эту монету, но она прочно впечаталась в мою кожу и продолжала обжигать, как если бы на мне ставили клеймо.

Клеймо предателя?

– Нет, ты не предатель, – прошевелил пересохшими и растрескавшимися тонкими губами Иуда. – Ты такой, как МЫ. – И тут из его рта вывалилась волна червей и личинок, падающих на меня, за спиной раздался мяукающий смех кото-шофёра и аплодисменты Люцифера.

– Добро пожаловать в Адскую команду, – продолжая смеяться, ответил Люцифер, – или в команду Несущих Свет. Думаю, это тебе больше понравится.

Я отошёл от Иуды, брезгливо стряхивая с себя всю ту мерзостную массу, что он на меня обрушил, и решительно попытался швырнуть проклятую монету на землю, но она была словно припаяна к моей ладони. Тогда этой же ладонью я взялся за крестик, висевший у меня на шее, и начала читать Отче Наш, закрыв глаза.

– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, – едва слышно шептал я.

– А вот это мы ещё посмотрим, – голос Люцифера прозвучал прямо над моим ухом.

Он стоял, возвышаясь надо мной с высоты своего роста, и его крылья сжали меня в ловушку, на данный момент в темноте были только я и он. Две клетки, дающие жизнь чему-то новому. Станет это новое ужасным или прекрасным, не мне судить. Но в какой-то момент я почувствовал своё превосходство над ним, я был ему нужен, как он сам выразился, и пока он не получит от меня того, чего ждёт, я мог противостоять ему. («Но только не сейчас», – тихо прошептал шут правды, по-прежнему прячущийся за троном лжеца.)

Нет, конечно, не сейчас.

– Встав на мою сторону, сторонись врага моего, ибо победа врага моего будет значить твоё поражение, смерти равносильное, – продолжал Люцифер. – Или рабом его стать хочешь? Той невинной божьей овечкой, которую он сожрёт на обед, как миллионы вас, стаду подобных, идущих за Пастухом?

Его волосы развевались на ветру, взгляд был полон дерзости и решимости, весь его вид бросал вызов всему тому, что я знал доселе. Он заставил меня усомниться во всём том, что казалось непоколебимым и должно было оставаться таким, до того как я встретил Его.

– Ты возьмёшь эти деньги, это то, что соединит нас навсегда. – Его крылья раскрылись, выпуская меня из тесной ловушки, и, широко расправив их, он сделал крутой вираж в воздухе, перед тем как полностью исчезнуть в абсолютной темноте.

Я был один в ночной пустыне, освещённый светом луны: актёр, репетирующий свой монолог в пустом зале, предвкушающий то радостное предчувствие будущего успеха, который он обретёт у публики. Моё предчувствие было ужасным, я проиграл той стороне света и надежды, которые ещё теплились во мне. Раскрыв ладонь, по-прежнему крепко сжимающую проклятый сребреник, я почувствовал резкую боль. Посмотрев на ладонь, я увидел, что верхние слои кожи расплавились и почти склеились, сладковато-резкий запах горелого мяса окутал меня, монета вживлялась в моё тело всё глубже и глубже, становясь частицей меня. Но что удивляло, это полное отсутствие боли, если вначале боль была невыносимой, то теперь я смотрел как сторонний наблюдатель на свою ладонь, сжигаемую монетой Иуды, и в некоторой степени этот ужас зачаровывал меня. Я хотел оторваться от этого и не смотреть, но ожидание того, что произойдёт дальше, цепко удерживало моё внимание.

И тут до меня дошёл смысл сказанных Люцифером слов, я Понял, Как Нужно Писать Евангелие от Дьявола. Некоторые убийцы не останавливаются, пока не увидят кровавое месиво из своей жертвы, вы, мои читатели, не останавливаетесь, пока не прочтёте зло моих книг до конца. Он был прав, я буду играть на этой стороне человеческой натуры, это несложно с того момента, когда ты понял, что притягивает читателей. Некоторые из вас сталкивались с откровением Божьим, менявшим вашу жизнь, для меня это было откровением Люцифера, показавшего путь, по которому нужно идти.

– Господи, прости меня, – закричал, я глядя на небо, глупо надеясь, что Он услышит меня.

В ответ раздалось недовольное кошачье шипение, чутьё меня не обмануло, то был кото-шофёр, только теперь он выступал в облике кота, ростом чуть больше метра семидесяти, судя по морде, это был перс, плоская морда была похожа на недовольное лицо российского бюрократа, и только глаза необычного цвета старого золота выражали проявление куда большего ума и прожитого опыта, чем у всего министерства финансов РФ.

– Бегемот, почему ты сменил окрас? – спросил я.

– Почему ты призываешь Его?

– Это было моё прощание с Ним…

– Ах, вечно мне всё доделывать, – стоявший доселе на двух лапах, он опустился на четыре лапы и хвостом резко махнул по песку, который попал мне в глаза подобно сотне иголок, отчего я закрыл лицо руками.

Несколько мгновений спустя шум машин заставил меня вновь раскрыть глаза, я всё так же стоял перед золотистой BMW с телефоном у уха, и знакомый уже мне голос Люцифера произнёс:

– Теперь ты знаешь, как надо писать книги, я верю в Тебя. – И короткие телефонные гудки на том конце провода стали моей первой фразой следующей книги.

BMW мягко, подобно коту, заурчало мотором и, два раза моргнув фарами, звонко поклаксонило. Крупная лапа серого цвета на месте водителя помахала мне на прощание, и машина, сделав полный разворот, покинула наш двор.

Глава пятая

Придя домой, я увидел Лизу, она озабоченно смотрела на себя в зеркало, нервно теребя провод телефонной трубки, которую держала у уха.

Увидев меня, жена тут же положила трубку на базу телефона и, нервно поджав губы (она всегда так делала, когда была зла на меня), сказала:

– Я уже не знала, что думать! Полночь на дворе, а ты написал, что вернёшься через пару минут! Где ты был?

Растерявшись, поскольку я не ожидал того, что она ещё не спит, и не зная, что придумать, я сказал половину правды:

– Извини, я ходил на улицу немного подышать свежим воздухом.

– Ты врёшь, – безапелляционно заявила она. И когда ваша жена говорит такое, вы знаете, что она что-то вбила себе в голову, и иногда лучше идти по пути её мышления, то есть подтвердить то, о чём она якобы знает. Но вы же уверены, настоящую правду знаете только вы. И никто другой.

– Ты ходил купить сигареты.