Голубые лунные столбы –
В первое раскрытое окно,
Юный запах неба и травы,
Терпкий, как столетнее вино.
Колдовство апрельского тепла
И бессонниц легкие глотки,
Кажется, что жизнь еще светла,
Словно эти лунные мостки.
Каждый день дарован и прощен,
И покой глубок, как сон седьмой,
Рай тысячелетний возвращен,
Ласковый, блаженный, золотой.
Но сквозь теплый обморок глубин
Чья-то мысль взметнется сгоряча –
Беспощадней яростных стремнин
Мысль о смерти – птицею с плеча!
4 апреля 1990
* * *
Научиться б по-новому думать и петь,
Каждый день выбирать, словно тонкую сеть
Из слоистой, зеленой и скользкой воды,
По ночам не считать отголоски беды…
4 апреля 1990
* * *
Начинено взрывчаткой и стихами
Антоновское яблоко планеты,
Подточено пророческими снами
И сказками от Ветхого Завета.
Его сентябрь в ладонях желтых греет
Над пустотой вселенского пространства,
Еще от «Марсианских хроник» Рея
Такой покой, и мир, и постоянство!
А эти сумасшедшие богини
Незрелую антоновку – в разборы
Еще не бросят и небесной сини
Не замутят языческою ссорой?
Взорвутся лишь стихи, а вся взрывчатка
Прольется ливнем в пятом измеренье,
И в чутких снах усталых глаз сетчатка
Забудет устрашающие тени…
9 апреля 1990
* * *
Попробуй теперь – притворись безразличной,
Тоскует и рвется, как голос скрипичный,
Душа в безмятежном, бесценном апреле
Вне всяких причин и бессмысленных целей.
А утром отмытые окна открыты
В бушующий сад с соловьиною свитой,
Мешаются запахи кофе и листьев,
И древнего неба – на беличьей кисти.
О, если бы можно вдышаться тихонько,
Удрать, как больному с продавленной койки,
От ранящих слов, что тревожно и жутко
Настигнут меня, прекословя рассудку,
Когда бы суметь навсегда не вернуться
К тому, что оставлено временем в блюдцах
Фарфоровых луж, бормотанье зеленом
И слабых висках в ореоле бессонном.
Попробуй теперь, но уже бесполезно –
Мятежные ливни, как звуки оркестра,
Взвихрятся, взорвутся в недужном покое,
Что рухнет, как миф, под твоею рукою.
23 апреля 1990
* * *
Зачем этот миг, что всеведущ и вечен,
В течении нашем ничем не отмечен?
Мы нижем его на суровую нитку
И пишем в строку пожелтевшему свитку.
Не помним – он пах тополями и дымом,
Молочным туманом над сонным заливом,
Весь в каплях, дрожал и струился, как вены –
На узких запястьях зеленой измены.
А мы все дремали и ждали награды,
И небо на крыши легло снегопадом,
Давило, как пресс – виноградные кисти,