Папа охал, Анна Николаевна осматривала красно-синие пальцы папиной ноги:
– Холод, нужен холод, ¬– сказала она и побежала во двор.
По пути она встретила перепуганных детей, которые от неожиданности проскакали лестницу со второго этажа в два прыжка.
– Пап, что случилось? Кто тебя цапнул? – спросил Костя окончательно проснувшись.
Маша выпучила глаза и побледнела:
– Мышь, да? Мышь? Мышь?
– Не мышь, Машенька, – вернулась мама с чугунной крышкой от сковородки. – Это папа мышеловку ставил и сам же в неё и попался. Петь, сильно больно? – обратилась мама к папе, прикладывая холодную крышку к ноге.
– Терпимо, – сквозь зубы процедил папа. – Ты бы еще машинку швейную притащила, Ань!
– Больше ничего холодного нет. Привезёшь из города холодильник, будет тебе лёд, а пока так.
– Надеюсь, он мне больше не понадобится. Вообще, я помню, что ставил три мышеловки на чердаке и две на лестнице, а теперь одна почему-то здесь.
– Может, ты забыл, что одну сюда принёс? – спросила Маша.
– Ну, знаете, это у меня с ногой не всё в порядке, а не с головой. Голова ещё соображает. Пока ещё.
– Дети, давайте умываться и завтракать. Раз всё равно все встали, то займёмся делами пораньше, – скомандовала Анна Николаевна.
– Мам, ещё семи нет! – почесал затылок Костя.
– Соня! – Маша ткнула Костю в бок.
– Ага, как же, сама вчера пищала, что ей страшно спать, а сама первая же и захрапела, – Костя тёр рёбра после укола пальцем сестры
– Я не храплю! – и Маша опять больно тыкнула Костю.
Костя не стал медлить и в ответ тоже тыкнул Машу. Началась потасовка.
– Дети! – мама резко встала с корточек и уронила чугунную крышку на пострадавшую папину ногу.
– Ай-ай! – закричал папа, вскочил и запрыгал на здоровой ноге.
– Петечка, прости! – извинялась мама. – Прости, я случайно!
Покрасневший Пётр Сергеевич остановился и грозно посмотрел на Машу и Костю:
– Значит, так! Сегодня вместо будильника был я. Доброе утро! Марш умываться и за стол. Ещё раз услышу, что ссоритесь, накажу! – и папа хромая направился на улицу.
Входная дверь за ним громко хлопнула, а через несколько секунд послышался громкий звук падающих предметов и новые вопли папы. Дети поспешили удалиться. Утро не задалось.
Быстро разделавшись с завтраком, ребята без лишних слов убрали за собой посуду, написали объявления в полной тишине под пристальным взглядом папы, и поспешили из дома.
Маша и Костя подошли к калитке Кондратьевых в восемь часов пятьдесят пять минут. Костя посмотрел который час и деловито поправил наручные часы на кожаном ремешке, которые передал папа по наследству. Сестра не могла этого пропустить и тут же надулась:
– Я тоже часы хочу! А почему это папа тебе их отдал?
– Маша, ну, что ты вечно недовольна?! Тебе всё время всё не так. Папа отдал мне часы потому, что я сын, мужчина. Дедушка передал свои часы папе, а папа мне.
– А девочки что же не в счёт?
– Попроси у мамы что-нибудь. Что вы там можете передавать?! Шторы, платья, бусы, – Костя заулыбался, представляя, как мама выносит старые дырявые шторы, а Маша хлопает в ладоши и прыгает от счастья.
– Ну, Костька, – и Маша уже хотела приступить к боевым действиям, но крона дерева над ребятами зашевелилась и сверху на землю спрыгнула Алёнка.
– Привет!
– Привет! Давно нас ждёшь?
– Да нет, полчаса примерно. А это что у вас? – Алёна показала на стопку бумаг в руках Кости.
– Мама придумала устроить «Ярмарку ненужных вещей», – Маша быстро выхватила у Кости одно объявление и показала Алёне.
Алёнка быстро пробежала глазами текст:
– Ага, в 16:00. Обедаете вы у нас, обед в 13:00, сейчас 9, у нас куча времени.
– Куда отправимся? – Костя аккуратно складывал объявление в стопку к остальным.
– Сначала дело сделаем. Быстренько наклеим объявления на каждый забор, а потом… – Алёнка сделала паузу и загадочно улыбнулась ребятам.
– Что?
– Что?
– Засада на Агу!
Глава 9 Орешкин
Мама надела свой парадный сарафан, взяла в руки укрытый полотенцем пирог, постряпанный в мультиварке, которую так удачно привёз из города папа, и направилась к самому первому участку – к Орешкиным.
В работе Анна Николаевна занималась организацией выставок. Как известно, деятели искусства – люди эмоциональные и необычные, но мамин спокойный нрав тушил пожары недовольств и всплески эмоций юных художников и дизайнеров. «Уж если я с анаморфозами (техникой создания изображений, полностью увидеть которые можно, только взглянув на них под определённым углом, или с определённого места) справилась и с эксцентричными художниками, то и с Орешкиным проблем не будет», – думала мама, но всё-таки немного волновалась.
Степан Кузьмич Орешкин – сторож садового товарищества «Весна» – был человеком вспыльчивым и осторожным, как уже успела отметить Петровна. Казалось бы, два качества, которые очень сложно совместить. С одной стороны, вспыльчивость не даёт человеку мыслить ясно, лишние эмоции лишают инстинкта самосохранения и о какой осторожности тогда может идти речь?! Но, с другой стороны, часто именно осторожность и вызывала эту вспыльчивость – пока кричишь и ругаешься есть время отступить назад и осмотреться. В Орешкине (дедушке Ореха) эти черты отлично уживались. Как человек ответственный и хозяйственный, Степан Кузьмич любил порядок. Был работящим до тех пор, пока у него дело получалось. Но если ему что-то не удавалось, то весь процесс останавливался на неопределённый срок и редко уже мог дойти до своего логического завершения. Начнет сторож, скажем, крышу красить – сломается лестница. Пока будет заниматься ее починкой, вспомнит, что всё уже не то: и дерево непрочное, и краска плохая, и люди вокруг так себе. Баба Дуся – Евдокия Федоровна – его жена, молча слушает, как муж весь мир ругает почём зря, дождётся, когда тот закончит высказывать возмущение, успокоит, да и через день-два снова попросит Степана Кузьмича крышей заняться. Тот снова возьмётся, да опять что-то случится. Так они и делали дела – медленно, вспыльчиво и осторожно.
Анна Николаевна уже подходила к дому сторожа, когда ей навстречу выскочил мальчик. На вид встреченному прохожему было не больше лет, чем Косте.
– Добрый день! – поздоровалась Анна Николаевна.
– Здрасьте, забор покрасьте! Ты куда, тётя?
– Туда, – не обращая внимание на нахальство, ответила мама и прошла мимо.