Настоящая сказка

Пётр Сергеевич добрый и деятельный, не любит бездельничать и другим не даёт, но и после тяжёлой работы любит хорошо отдохнуть. «Золотые руки» у нашего папы!» – говорит мама, когда Пётр Сергеевич что-нибудь чинит, ремонтирует или собирает очередной шкафчик на кухню.

Зарядки, пробежки были не для папы. Пётр Сергеевич считал, что держит себя в форме благодаря тренировкам по футболу и бассейну, которые посещал нерегулярно, так как попробуй-ка, после бессонной рабочей ночи играть в футбол?! Того и гляди забьёшь в свои ворота. «Какая же тут форма?» – спросите вы. Да вот и получается, что никакой. Не поешь, не поспишь, понервничаешь – похудеешь, а потом успокоишься, поешь, расслабишься – и снова поправишься. Мама ворчала на папу за такой график, а папа торжественно и ответственно заявлял, что больше так не будет… до следующего строительного проекта. Пётр Сергеевич был крепким, высоким, кареглазым и «одет в усы» как сказал ещё маленький Костя. Папа любит играть на гитаре, которую бережно хранит в кожаном футляре. А ещё у Петра Сергеевича была целая коллекция губных гармошек, собранных благодаря коллегам. Гармошки летели из разных уголков света, как магнитики из отпусков.

Мама – Анна Николаевна – работала в большом выставочном центре организатором выставок современного искусства. Она то и дело что-то согласовывала, о чём-то договаривалась, созванивалась, ездила, что-то доставала, заключала договора. Дома её рабочий стол был постоянно завален иллюстрациями, рекламными проспектами, плакатами и бесконечными записями имён и телефонов деятелей искусства. У мамы был такой характер, что она всегда могла успокоить и найти нужные слова, чтобы поддержать и подбодрить. С ней можно было просто помолчать рядом. От этого становилось светло и легко. По работе маме приходилось работать и общаться с разными людьми и все они были эмоциональны, импульсивны, но маме это не мешало. Анна Николаевна, как море, смывала волны бурлящей раздражительности одним взглядом своих зелёных глаз. «Мама Аня», как иногда называл её Пётр Сергеевич, очень любила, когда дома раздаётся детский смех, и пахнет вкусной едой. Домашних она часто баловала разными вкусностями и блюдами, что успокаивало папу в его нелёгкие рабочие периоды.

Анна Николаевна уважает хорошую музыку и часто дома включает проигрыватель с виниловыми пластинками. Здесь и рок-оперы, и музыкальные спектакли, и мюзиклы, и даже выступления симфонического оркестра. Тонкая и хрупкая Анна Николаевна не носит обувь на каблуке, отдавая предпочтение удобным балеткам или кедам. На выставках она блистает в строгих, но элегантных платьях, макияж, аксессуары и каблуки, а в обычной жизни её любимая причёска – забранные в высокий хвост рыжие волосы, минимум косметики и удобная для прогулок и передвижения одежда.

Костя – старший сын Архиповых. Ему исполнилось восемь лет. Второй класс школы был позади. У Кости такие же, как у папы карие глаза, нормального телосложения, но довольно высокий для своего возраста. Костя унаследовал мамин характер и курносый папин нос. Спокойный и любознательный он очень любит читать и рассматривать книги, узнавать что-то новое. Будут ли это динозавры или пираты, океанские глубины или египетские пирамиды, тайны Бермудского треугольника или устройство электрических приборов. За такой интерес и рвение к знаниям ещё в садике воспитатель называла Костю по имени-отчеству или просто «профессором». Например, садятся ребята обедать, а Костя космический корабль изучает в энциклопедии для дальнейшей его постройки из конструктора. Тогда воспитатель улыбнётся и позовёт: «Константин Петрович, пора обедать». Костя не обижался, а иногда и подыгрывал, отмечая, что его оторвали от важных дел.

Костя любит порядок, поэтому если что-то берёт, то можно быть уверенным, что эта вещь обязательно вернётся на своё место. Чего не скажешь о его младшей сестре – Маше.

Маша – младшая Архипова. Ей шесть лет, этим летом исполнится семь. У Маши зелёные, как у мамы, глаза и тоже рыжие волосы, но на этом сходства, пожалуй, закончены. Характером Маша пошла в папу. Настойчивая и требовательная Маша не любит сидеть на месте, как вечный двигатель, никогда не устаёт. Активная, шустрая и громкая девчушка с большой копной рыжих непослушных волос и веснушками на лице. Сестра Кости, как «Огневушка-поскакушка» из сказа Павла Петровича Бажова. Маша любит наряжаться в мамины платья и красоваться перед зеркалом, любит петь, любит чтобы на неё обращали внимание и хвалили, и чтобы мама с папой и братом Костей ей гордились, а ещё чтобы мороженое есть ложкой, любит единорогов и танцы, скакалку и подвижные игры, чтобы украшения яркие и розовые, а ещё любит быть первой, а ещё… а ещё… Если говорить о Машиных желаниях, то можно, пожалуй, потратить две, а то и три главы. Так что мы на этом, пожалуй, остановимся.

Со своей непоседливостью Маша часто попадает в разные приключения-неприятности, но надо отдать ей должное, из них выходит с гордо поднятой головой, пусть и проигравшей.

Маша с Костей общаются всегда по-разному. В один день они могут играть до глубокой ночи и не поссорится, а в другой день их мир совсем не берёт. Тогда дом наполняется криками, слезами и обоюдными обвинениями. Чем старше становится Маша, тем чаще дней «разъединения» становится больше, ведь Маша ни в чём не хочет уступать старшему брату. Стремится брата догнать, а лучше перегнать. Такие гонки и вызывают недовольство Кости, который считает Машу «мелкой врединой» и «выскочкой». Иногда Костя нарочно изводит сестру своим нежеланием с ней играть. А Маша, в силу своего характера, будет добиваться до последнего своего, пока Костя не сдастся, ну, или дело не дойдёт до потасовки. Мамины организаторские способности работают хорошо только до тех пор, пока Маша окончательно не доведёт до закипания Костю. Если рубеж перейдён, то жди беды.

Папа же не церемонился. Поругались, подрались – оба наказаны до осознания своего неправильного поведения.

Когда мама узнала о папином отпуске, да ещё и о садовом участке, который папе выделили на работе, то была несказанно рада. Смена обстановки всем пойдёт на пользу, а совместные трудности укрепляют, ведь когда семья вместе – любые вопросы можно решить мирным путём. Так считала Анна Николаевна, а вот подтвердится ли её гипотеза, нам ещё предстоит выяснить.

Глава 3 Участок №25

Машина Архиповых подъехала к воротам, над которыми были приварены железные буквы. Надпись гласила: «Садовое товарищество Весна». В салоне машины была полная тишина – Маша решила притихнуть на время, чтобы родители, а точнее, папа, поскорее забыли обо всём, что произошло. Увидев незнакомую машину, из-за ворот выбежал мужчина, по-видимому, сторож. Одет он был в клетчатую рубаху с закатанными рукавами и в выцветшие залатанные брюки, в руках держал лопату.

– Чьих будешь? – выкрикнул садовый охранник, вскинул лопату, как ружьё, и сощурил левый глаз, словно собирался стрелять.

Папа вышел из машины и поднял руки вверх, принимая игру:

– Мы ничьих, мы своих. Мы новые владельцы… – начал объяснять папа, но старик слушать не стал:

– Не знаю я таких владельцев! Ты со мной не шути! Я ведь и шугануть могу так, что мало не покажется! – не сдавал позиции сторож.

– Вы не поняли!

– Нет, это ты не понял. Убирай свою таратайку и проваливай в город! Я враньё за версту чую! Никуда мы съезжать не будем, земля не продаётся! У нас здесь считай крепостное право. Мы за энтой землёй закреплены.

– Крепостное право отменили в 1861 году, – зря вставил папа, – да дело не в этом. Подождите, я объяснить хочу, – пытался растолковать Петр Сергеевич.

– Себе объясни, – не унимался старик, – ничего мы продавать не будем! Сад стоял, сад стоит, сад будет стоять! Я сейчас собаку спущу!

Из машины вышла мама:

– Дедушка, здравствуйте! Что же вы новых товарищей своих не пускаете? Мы новые участники садового товарищества, приехали знакомиться, а вы «лопату», «собаку», ещё и ругаетесь. У нас дети в машине.

Старик опустил «ствол» лопаты и присел, чтобы разглядеть пассажиров. Маша и Костя натянули на лицо улыбки и помахали сторожу руками. Дедушка вытащил из кармана очки, похожие на две большие лупы, надел их и поморгал увеличенными глазами.

– А что же вы молчите, когда вас добрые люди спрашивают?! Какой участок?

– Двадцать пятый, – хором ответили родители.

– Ну, так и проезжайте, чего зря народ баламутить?! – сторож стал открывать ворота, – Понаедут и молчат, я что – рентген всех понимать и просвечивать?!

Машина наконец-то въехала на территорию «Весны» и двинулась вперед в поисках двадцать пятого участка.

Участок был большой, но полный масштаб мешали оценить высокие заросли сорняка.

– Ничего, – ничуть не удивился папа и полез в багажник, – мы сейчас быстро расчистим тропинку.

Показалась длинная рукоять газонокосилки и через минуту вся семья уже продвигалась вглубь участка, там, где виднелась тёмная крыша деревянного дома. Минут через пятнадцать дом предстал перед Архиповыми в полной своей красе: потемневшие брёвна, облезлые с облупившейся краской наличники на окнах, а сами окна изнутри были заклеены не то старыми газетами, не то старыми обоями. Большое крыльцо и терраса уныло приветствовали гостей скрипом на разные лады. Дом на два этажа с чердаком казался серым и грустным, а плющ, тянувшийся до самого конька крыши, прочно обвивал и душил здание в своих объятиях.

Первой нарушила молчание мама:

– Ну, с приездом.

– М-да, – протянул Костя.

– Давайте попробуем войти, – предложил папа.

– Ты первый, – пискнула Маша и спряталась за мамой.

Пётр Сергеевич достал ключи и поднялся по певучим ступеням. Дверь поддалась не сразу, но всё-таки была отворена, семья Архиповых попала в темноту.

– Костя, а ну, посвети, – попросил папа и прошёл вперёд, широко водя руками перед собой.

Костя достал фонарик, прицепленный на карабин к джинсам, и направил луч света на папу.

– Подождите, я сейчас, – сказала мама и попыталась отцепить от себя Машу, которая крепко за неё держалась.

– Постой тут, держись за Костю.

– Вот ещё! – фыркнула Маша

– Уэээээ! – Костя подсветил своё лицо снизу, изобразив страшную гримасу.

– А-а-а! – закричала от испуга Маша.

Папа, оставшийся без света, тут же на что-то налетел и с грохотом рухнул на деревянный пол. Всё стихло.

Мама оторвала от ближнего окна газету, и в доме стало светлее. С каждым освобождённым окном становилась понятнее обстановка, показывались детали убранства дома. По центру гостиной стоял круглый стол с битыми чашками и старыми книгами. Грязный самовар возвышался над всем этим великолепием. В одной комнате несколько кроватей, стулья в чехлах, на стенах иллюстрации из детских сказок, акварели с видами закатов и полей. Небольшая кухня с беленной печкой, устланная поеденными молью половиками, была вся заставлена старой и ржавой посудой, а груда чугунных котелков красовалась как неприступная гора в углу за печкой. В другой комнате стоял старый деревянный комод, тахта, заваленная сеном и буфет с резными дверцами.

Папа поднялся, отряхнул руки, пару раз чихнул и сказал:

– Не всё так плохо, правда?

Мама сняла со стены картину. На ней было изображено настежь отворенное окно. Мама примерила картину на одно из реальных окон и толкнула закрытую фрамугу. Яркое солнце резко хлынуло в дом, наполняя все красками дневного зноя. Пейзаж был прекрасен: сразу за домом виднелся покатый склон, покрытый жёлтыми цветами зверобоя, речка и совсем кажущиеся игрушечными маленькие деревянные домики.

– Сходится? – спросил Пётр Сергеевич, заглядывая к маме через плечо.