– А пироги, твои любимые с яблоками? – заботливо спросила она.
– Давай чуть позже, с чаем.
– Хорошо, будь, по-твоему. Тогда к камину, по коньячку и поговорить, – предложила Маша.
– По коньячку? Нет, я же за рулём.
– Но ты ведь можешь остаться ночевать у меня, и тогда за руль сядешь только завтра. Договорились? А сейчас, давай рассказывай, что у вас там за война?
Волжанов был настолько удивлён проницательностью Маши, что даже покраснел, и заметив блеск в её глазах, у него вырвалось.
– Ну ты бабуля и ведьма.
– Ведьма внучек, ведьма, можешь даже не извиняться. Только ведьма я безвредная, пользу приносящая, и тебе помочь постараюсь, – ответила она лукаво улыбаясь.
– Скажи, почему ты сказала – война?
– Догадалась. Это не трудно. Ещё несколько месяцев назад на твоей голове не было ни единого седого волоса. А сейчас? Спрашивается, вследствие чего мой внук, вдруг резко начал седеть? А возможно такое только в следствии не запланированных военных действий, в кавычках конечно. Скажу больше. На работе, как и прежде, у тебя всё хорошо. В противном случае я бы об этом уже знала, значит – проблема в семье. Или может я ошибаюсь?
– Да нет, ты в самую точку попала, – ответил Волжанов, вспомнив слова Анатолия о Маше, как о человеке мудром и проницательном.
– Тогда давай начнём, – предложила она.
Поставив на переносной столик графинчик с коньяком, две пузатые рюмки, блюдце с дольками лимона и шоколадные конфеты, они пересели в кресла у камина.
– Ты коньячок то наливай, чувствую не лёгким разговор будет. Так кто из твоих домашних войну затеял? – спросила Маша, хотя по её выражению лица было понятно, что она и сама может безошибочно ответить на этот вопрос.
Не торопливо разлив коньяк, Дима взял рюмку и вдохнув исходящий из неё аромат, сделал маленький глоток, после чего, сдавливая рюмку ладонями, с сожалением ответил.
– Это бабуля – наша Катя.
Никакой другой реакции, кроме ухмылки, от Маши не последовало.
– Хм… Ну, чего остановился? – спросила она, абсолютно спокойно. – Рассказывай, рассказывай, я слушаю.
– Но поняла ли ты кого я имею в виду? – спросил Волжанов.
– Если ты думаешь, что у меня проблема с головой, то глубоко ошибаешься. Твоя бабка пока ещё не выжила из ума и поняла, что «войну» затеяла ваша дочь, то есть моя правнучка. Продолжай, и постарайся не упускать подробностей.
– Извини, я не хотел тебя обидеть. Просто твоя реакция показалась мне странной. Ты будто знала, чьё имя я назову.
– Послушай Дима. Мою реакцию ты увидишь потом, когда наконец расскажешь всё, что хотел. Ну же!
Его рассказ начался с того памятного дня, когда здесь на даче праздновалось поступление Кати в Университет. То сидя в кресле, то расхаживая по комнате он говорил очень эмоционально. Маша слушала внука, неотрывно наблюдая за ним, и лишь иногда, прикрыв рот рукою причитала.
– Боже мой! Боже мой! Я так этого боялась…
Закончив свой рассказ, Волжанов плюхнулся в кресло, и резко выдохнув, сложил на груди руки.
– Ну что ж…, – после короткой паузы задумчиво произнесла Маша, и встав, куда-то медленно пошла.
– Бабуля, ты куда? – окликнул её Дима.
Обернувшись, она язвительно произнесла.
– Так говоришь мужчин меняет как перчатки, и серёг моих не снимает? Подожди минуточку, я сейчас, – и вышла из комнаты.
Через несколько минут она вернулась, держа в руках плоский свёрток, и положив его на стол попросила внука подойти к ней. Не понимая, что происходит, Волжанов следил, как медленно и аккуратно разворачивалось что-то, по-видимому, очень ценное. Наконец из вороха бумаги показалась не больших размеров картина, приблизительно 30 на 40 см. Взяв картину обеими руками она передала её внуку и сказала.
– Смотри. Кто это?
С картины в позолоченной раме на него смотрела дочь, правда выглядела она немного старше своих лет. Сидя вполоборота со скрещенными на коленях руками, Катя улыбалась сдержанной завораживающей улыбкой. Такой ракурс был выбран художником неспроста, ибо он, подчёркивал все прелести её поистине невероятной красоты. Длинная шея, слегка покатые плечи, прямая спина, изящный изгиб тончайшей тальи, и конечно же лицо. Её огромные зелёные глаза с длинными пушистыми ресницами, правильный прямой носик и пухленькие губки, были великолепны. А салатовое платье с глубоким декольте, большая белая шляпа с диковинными перьями, из-под которой на голые плечи падало несколько локонов её светло-русых волос и огромные каплевидные изумруды на брильянтовых бантиках в ушах, делали Катю похожей на великосветскую красавицу из девятнадцатого века. Единственно что показалось Дмитрию чрезмерным и даже неуместным, так это большое количество колец на её пальцах и колье из крупных каменьев на груди. По его мнению, здесь было достаточно бабулиных серёг, идеально подходивших к её глазам и цвету платья.
– Но откуда у Кати такой наряд? – подумал Волжанов, и продолжая рассматривать картину уверенно ответил.
– Это наша Катя. Красавица, что и говорить!
Заранее зная, чьё имя произнесёт внук, положив руку ему на плечо, Маша сказала:
– А теперь слушай. Ты прав лишь в одном. Имя девушки, изображённой на картине, действительно Катя. Только это не твоя дочь, а моя мать – Екатерина Степановна Вострякова, самая высокооплачиваемая проститутка Петербурга.
– Что-о-о? Это – твоя мать?
Часть 2
Глава I
Тайна, или ложь во благо.
– Да Дима. Эта женщина на картине – моя мать, твоя прабабка и прапрабабка твоей дочери. И поверь, я имею неопровержимые доказательства тому, что говорю.
– Странное чувство – видеть одно, а верить другому… – его мысли путались. – Как возможно такое внешнее сходство через несколько поколений?
Он нервно смотрел то на бабулю, то на картину, пытаясь найти нечто подтверждающее её слова. Читая мысли внука, Маша сказала.
– Переверни картину.
На её обратной стороне, в правом нижнем углу, Волжанов увидел автограф художника в виде неразборчивой подписи, а также без труда читающуюся надпись – ПЕТЕРБУРГ 1898 год.
– А вот и доказательство, причём неоспоримое. А серьги? Это же те самые…– подумал он, от удивления, чуть не сев мимо стула.
– Значит серьги, подаренные тобой Кате, принадлежали твоей матери?
– Ты правильно заметил – это они. И это ещё одно доказательство правдивости моих слов. Любой хороший ювелир подтвердит, что это работа мастера конца девятнадцатого века, а также то, что они уникальны и существуют в единственном экземпляре. Их стоимость необычайно велика.
В его голове возникло масса вопросов, ответ на которые он хотел получить как можно скорее. Это было не простое любопытство. Чувство существования какой-то тайны и мысль о том, что её разгадка может оказаться ключом к решению его собственной проблемы не давала ему покоя и он закидал Машу вопросами.
– Но откуда взялась эта картина, да ещё в таком великолепном состоянии? И почему ты её нам не показывала? Ты же говорила, что не помнишь своей матери, так как она скончалась вскоре после твоего рождения. И зачем надо было скрывать что эти серьги её? Откуда вдруг взялись такие подробности? Что за тайны?