Из-под копны седеющих волос на барина смотрели большие добрые зелёные глаза.
– Спасибо любезный, хорошо. Только вот голова трещит, да нога болит. Ты мне лучше скажи, хозяин этого дома ты будишь, аль кто другой?
– Я хозяин, Степаном меня кличут.
– А по батюшке?
– Емельяном был отец мой, царствие ему небесное, – сказал хозяин опять перекрестившись. – Я значится буду Степаном Емельяновичем Востряковым. И жена моя, и дети коих семеро, все мы Востряковы.
– Ишь ты, какая у тебя семья то большая! – с восхищением сказал барин. – И где ж они все?
– Жена со старшими в барском доме прислуживает, а малые со средними на дворе играются. Снегу то нонче сколько навалило, пусть потешатся ребятишки! А вас то барин как величать прикажете?
– Да что ты заладил, барин да барин, – раздражённо ответил он. – Купец я, Пашков Матвей Егорыч. Зови меня просто Матвеем или Егорычем.
– Нет барин, так не положено.
– Ну как хочешь, твоё дело, – махнув на хозяина рукой сказал купец. – А нет ли у тебя чего испить, мочи нет как в горле пересохло!
– Как не быть, я мигом, – сказал Степан и скрылся за печью. Вернувшись держа в руках две крынки, он спросил:
– Вам барин видать вчерашний хмель голову крутит, так чего испить желаете – водицы аль рассолу?
– Наблюдательный какой, – пожурил хозяина купец, но попросил испить рассолу. Вытирая усы и морщась от удовольствия, он сказал. – Знатный у тебя рассол, мигом боль вышибает, благодарствую. А вот нога ещё ноет.
– Так она у вас опухшая была, а сейчас глядите, почти всё ушло. Теперь потерпеть придётся, дня через два пройдёт. Видать, когда с саней падали, ногу то и повредили.
– С каких таких саней? Пьян был, помню. Сделку мы с приятелем в трактире обмывали. Потом вроде повздорили, а-а-а дальше, хоть убей, ничего не помню. Так что со мной приключилось то? И каким макаром я в твой дом попал?
Степан начал было рассказывать купцу историю предыдущей ночи, но тот, не дослушав до конца вспомнил о сундуке, и схватившись за голову запричитал.
– Ах я дурья башка, морда пьянчужная! Сундучок то мой с бумагами да деньгами видать этот подлец с собой уволок? Что делать то теперь? С чем домой ворочусь? Жена ж меня со свету сживёт!
– Не убивайтесь барин. Целёхонек сундучок то ваш, уж не сумневайтесь, – сказал Степан довольно улыбаясь.
– Да не уж то? Где ж он?
Зайдя за занавеску, Степан принёс оттуда сундучок и поставил его на стол.
– Вот, сберёг я его.
Вскочив с лавки, прыгая на одной ноге купец добрался до стола.
– Во-о-от, вот он родимый, – поглаживая сундук со всех сторон говорил он, не скрывая своей радости. – А замок то, замок то сломан! Это как понимать? – вдруг испуганно спросил купец с подозрением взглянув на хозяина.
– Да вы ж барин меня не дослушали. Говорю ж, там всё в целости и сохранности.
Заставив себя дослушать историю до конца и проверив содержимое сундука, купец понял, что Степан спас не только его деньги, но и его жизнь. Задумался тут купец, а хозяин ему и говорит.
– Прощения прошу. Вам бы барин Матвей Егорыч одеться. Ежели не побрезгуете, то свою одёжу вам одолжу, крестьянскую, другой не имею. Опосля, жена моя вашу одёжу в порядок приведёт. Не извольте беспокоиться, большая мастерица она на это дело. К вечеру баньку истоплю, попарю вас, вся хворь глядишь и сгинет!
– Нет голубчик, так не пойдёт, – с грустью ответил купец, – Домой мне надобно, ещё вчера воротиться должен был. Домашние мои поди с ума сходят, – и положив руку на сердце продолжил. – Спасибо тебе Степан, спас ты и меня и деньги мои. По гроб жизни тебе благодарен буду.
– Ну что вы барин. За что это вы меня так уж благодарите? – покраснев сказал хозяин.
– Как это за что! Да если б не ты – лежать бы мне сейчас в сугробе да помирать. Уж не сомневайся, отблагодарю тебя от всей моей души купеческой, да и домой поеду. Мне бы лошадёнку какую раздобыть. Сможешь?
– Чего ж не смочь, смогу раз надобно. Только вот какое дело…, – почесав затылок сказал Степан. – Сын мой старший, у нашего барина кучером служит, а я у него в главных конюхах хожу. Так вот барин наш сейчас в столице, на именинах своей матушки гостит. Через три дни, я за ним сына посылать буду. Так вот он бы вас тогда в город и отвёз. Погодить не желаете?
Немного поразмыслив, купец улыбнулся и радостно ударив широкой ладонью по столу сказал:
– Уговорил, остаюсь! Тащи свою одёжу.
Спустя не более часа в избе собралась вся семья. Познакомившись с гостем и дружно собрав на стол, помолясь, стали все вместе трапезничать. Вкусно причмокивая, дети украдкой посматривали на купца, а он на них. – Семеро детей, шутка ли! Четыре девки и три пацана. Да такие все ладные! – думал он. – Пацаны в отца пошли – крепыши удалые. А девчонки больше на мать похожи, круглолицы, кареглазы, с толстенными тёмно-русыми до пояса косами. Но больше всех приглянулась купцу средняя дочь – Катенька. В отличии от сестёр была она худенькой, стройненькой и у неё у единственной были светлые как лён волосы, да огромные отцовские зелёные глаза.
Ближе к вечеру Степан завёл разговор про баню, а Катенька тут возьми да встрянь в разговор.
– Нельзя тятенька барину сегодня в баню то, ещё два дня как нельзя. Марфа наказывала ногу в холоде держать, да от печи подале.
– Что ещё за Марфа такая? И откуда ей про ногу мою больную известно? – удивлённо спросил девочку купец. Испугавшись, Катенька спряталась за отца.
– Это барин Матвей Егорыч знахарка наша местная, – ответил за дочь хозяин, – Лечит она людей примочками да отварами разными. Вы ночью дюже стонали, так мы поглядели, а у вас одну ногу уж больно разнесло. Ну и послал я тогда Катеньку к знахарке. Дала она листьев, велела их смочить, ногу ими обложить, да тряпицей замотать. Как придёт нога в своё прежнее состояние, так всё это и снять.
– Ну дела-а-а… А нога и впрямь всё лучше и лучше. Я уж про неё и забывать стал. Ну дела-а-а… Спасибо тебе милое дитятко, – улыбаясь сказал купец, обращаясь к Катеньке. А та покраснела и застеснявшись убежала за занавеску.
Через два дня нога у купца действительно пришла в норму и накануне его отъезда, заготовив свежих веничков истопил Степан баню. Наслаждаясь паром, а в перерывах попивая хмельной квас, вели они меж собой беседу.
– А скажи мне Степан, – отхлебнув из крынки холодного кваса спросил купец.
– Изба у тебя не как у всех. Ты с женой за занавеской в горнице спишь, а дети ваши, по разны стороны за стеночками. Это как тебе такое в голову то пришло?
– Это ещё отца моего задумка была, – с гордостью ответил хозяин. Один я был дитятко у родителей моих, крепостными мы тогда были. Жили в хлипкой избёнке, на половину в землю ушедшую. Мечтал отец вольную получить да избу построить такую, что б было куда не стыдно его сыну, то бишь мне, жену привести. И что б в избе этой у детей с родичами раздельные места были. Не дело, говорил он, дитям с родителями повально вместе спать. И то правда. У барина вона, каждая скотина своё место за стеночкой имеет. Не уж то мы скотины хуже? Матушка то моя померла крепостной будучи, а вот отец уже вольным помер.
А избу энту я ужо с женой строил. Так ежели б этих стеночек не было, разве б семерых настругал?
После этих слов они оба от души громко рассмеялись. Отхлебнув кваса, Матвей успокоился и не теряя любопытства продолжил расспрашивать Степана.
– Но такая изба не малых денег стоит. Где ж ты денег столько раздобыл?
– Да вот раздобыл…, – осмелев ответил Степан. – Лошадей наш барин уж больно любит, их у него большое множество. Был тогда у него один коняга, красавец и умница, каких ещё поискать надобно. За него нашему барину люди большие деньги не раз предлагали, но он ни в какую продавать его не соглашался. Любимцем у него тот конь был. И тут вдруг, ни с того ни с сего, энтот конь возьми да захворай. Барин с горя чуть умом не тронулся. Даже лекарей лошадиных из города приглашал, да всё без толку. По всему видать было, что не жилец уж он. И что меня тогда дёрнуло…? Попросил я у барина позволения попробовать вылечить энтого конягу. А барин и говорит, ежели мол вылечишь, проси чего хочешь, никаких денег не пожалею. Я тогда поди дней пять из конюшни не вылезал, и на удивление всем конь у меня выздоровел! А за это попросил я у барина не денег, а лесу, что б избу новую поставить, такую, о какой отец мой мечтал. Так барин на радостях и лесу мне дал и денег в придачу. С тех пор я у него главным конюхом служу. Только коня этого он вскоре всё же продал, боялся, что опять захворает.
– Так что с конём то было? Что за болезнь такая? – заинтересованно спросил купец. – Аль не скажешь?
– Скажу. Отравил его нехристь какой-то. Животом да желудком он маялся. Исхудал бедный – жуть как! Я ему всё нутро промыл, он и ожил.
– Да-а-а, история… Везучий ты Степан. Бог тебя любит и верно сказать есть за что. Сам хозяин хороший и жена под стать – хозяюшка отменная! Да и дети у вас, гляжу всему научены, не то, что мои тетёхи… Хоть дочери у меня на половину и купчихи, но делать ни черта не умеют, – махнув рукой с сожалением сказал купец.
– Это как же? От чего ж так-то?