– И раз уж я стал невольным соучастником вашего побега, моя герцогиня, то позвольте порекомендовать вам обучиться верховой езде, – Джарр настойчиво подвел меня к следующему загону, в котором топтались две смолисто-черные харпии. – Тогда у принцессы Галлеи не будет причин сбегать от охраны в темный лес и рисковать жизнью, чтобы прикрыть ваши юбки от посягательств его светлости…
– Габриэл больше не будет на них посягать, не беспокойтесь, – выдавила сквозь зубы, пытаясь скрыть горечь разочарования. – А причин хоть и станет меньше, но они не исчезнут насовсем.
Будто Галлея ради меня в деревню каждый день мотается!
– Хорошо бы Владыка понял, что от запретов случаются еще большие беды, – вздохнул пожилой вояка и проводил глазами летающего ящера. – Не те уж в Сатаре времена, чтобы женщину дома на цепи держать. Если ее сердце куда-то просится…
Джарр вывел из загона сонную харпию и проверил крепления на седле, а затем протянул огромную ручищу в перчатке.
– Забирайтесь, тэйра, – велел он, подводя меня к стремени. – Только юбку задерите и ногу перекиньте: по-дамски на харпиях ездят только дурехи, мечтающие свалиться носом в сугроб.
После часа упражнений мои ноги окончательно забыли, как стоять ровно, коленка к коленке. Я с трудом сползла с неуправляемой тварюшки в руки Джарра и поковыляла к замку, пообещав, что завтра приду к загону снова. В более удобной одежде.
На следующее утро я позаимствовала у Галлеи ездовые брючки и теплый полушубок. Теперь я обучалась верховой езде дважды в день – после завтрака и перед закатом. Вдруг пригодится для очередного побега?
Принцесса в это время крутилась штопором над моей побелевшей от снега головой. Или не от снега вовсе.
На пятые сутки я вполне сносно держалась в седле, а харпия слушалась каждой пятой команды. Четыре она упорно пропускала мимо черных ушей, торчавших с боков от зеленого костяного «ирокеза».
Учеба занимала свободное время, которого вне академии стало кошмарно много. А еще езда на драконо-лошади напрочь изгоняла из головы мысли.
Пока я находилась в состоянии прыгающего полета, я не помнила ни про Габа, ни про меховой пол, ни про скрип экипажа, раскачивавшегося от ветра и нашей страсти… Словом, из двух зол – страдать в спальне и страдать на харпии – я выбрала второе.
На шестое утро заточения в Грейнхолле Владыка получил известие, которое переменило все. Туман ушел!
Собрал вещички, подхватился и утопал обратно на Рубежи!
У Галлеи булочка изо рта вывалилась, а я от изумления уронила золотую ложку. Но монарх, почесав макушку под веночком, подтвердил: тумана в Пьяналавре больше нет.
Что тому стало причиной? Усилия магистров, разработки Башелора, упорство сатарской армии? Или милость Верганы, добытая Габриэлом в три подхода? Неужели благосклонность богини – не пустой звук, и она, получив желаемое, позаботилась о любимчике?
А может, просто везение. Или ветер сменился и отогнал страшное серое облако в Вандарф…
Загадка осталась неразгаданной, но советники стали возбужденно шептаться о возвращении в столицу. К своим нарядам, интригам, развлечениям и прочей важной чепухе.
И только Галлея и Аланна не радовались новости. Для Галы возвращение в Пьяналавру означало расставание с Раином, драконицей и свиданиями в деревне. Для Аланны – «утрату» супруга. Не в смысле вдовства, а в более трагичном… Все розовощекие любительницы сочной травки дожидались Владыку в Пьяни.
И все же… туман отступил. Побежденный без войны, он, зализывая невидимые раны, уполз обратно на вандарфские поля. И в столице, несмотря на метель, вдруг разлетелся странно-сладкий запах лета. Сочных лугов, душистых вергиний, романтики.
Аромат стоял пару дней, но к моменту, когда мы с Галлеей доехали в экипаже до Пьяни, он успел рассосаться. Мы довольствовались свидетельствами очевидцев: да, в Сатаре в эти дни пахло не страхом. Любовью.
Чудной был все-таки этот туман.
***
Заслоны, которые воздвигали вокруг академии на наших глазах, были свернуты. По заснеженному холму, убегающему узкой дорожкой к воротам Пьяни, гуляли студенты. Все вернулись к прежней жизни, как по божественному щелчку!
Видимо, сатарцы за семь лет так привыкли к угрозе, что научились жить вопреки. Да, прорыв может случиться в любую минуту, да, армия может не сдержать напор рогатых… Но это не повод годами трястись от страха. Угроза миновала – и все, отряхнувшись, расправили перышки и вышли погреться на зимнее солнце.
В академии каким-то чудом прознали, что я больше не нахожусь в статусе компаньонки. Меня продолжали звать Эммой, но отношение стало другим. В мелочах, в нюансах… Так, камеристка больше не пыталась отхлестать меня по заду полотенцем за порванную форменную юбку. А прочие неллы, встречаясь в коридоре, приседали в коротком книксене.
В столовой для персонала мне отказались подавать поднос с утренней кашей. Сообщили, что указом ректора теперь я питаюсь наверху, вместе с Галой и прочими «высшими». Удрученно пыхтя, я влезла по лестнице в галерею с белыми шторами и уселась на место Танисы.
Фотья лепетала что-то о недопоставках шоколада, которые непростительны и вообще… Как вдруг оборвала причитания. Она удивленно нахмурила лоб, когда я заняла свободный стул, а не встала за спиной у принцессы, как прочие неллы.
Но затем, торопливо стряхнув морок, Фотья растеклась в благодушной улыбке и пожелала мне «счастливого правления Триксет». Назвала меня Эммой, но голос девушки дрогнул на второй «м». Не удивлюсь, если придворные сплетники уже нашептали «дочерям двора», что в академии инкогнито обучается герцогиня Грейнская.
Та самая, да-да. Страшная и горбатая виззарийская ведьма, покрытая бородавками и волдырями. Которую Габриэл Грейн убил и в Сандер-Холле злодейски прикопал, объявив, что супружница сбежала…
– Славной зимы… всем нам, – пробубнила я и спрятала мерзнущий нос в чашке грома по-сатарски.
Переглянулась с Галлеей: она ехидно улыбалась. Словно в узкое кучерское окошко наблюдала все непотребства, что творились в экипаже. Ох, богини, к этому надо как-то привыкнуть…
После завтрака тэр Вольган вызвал нас с принцессой к себе и велел составить новые списки предметов, уточнив, какие лекции мы посещали под масками. Магистры сделали вид, будто я ходила на теорию и теологию всегда. А Галлея продолжила практику с того же места, на котором остановилась, будучи «белокурой неллой».
И все случилось так легко и безболезненно, что стало ясно – без герцогского вмешательства не обошлось. Он раздал очень четкие указания, и никто не смел ослушаться.
В академию Габриэл не приехал. То ли не мог покинуть Вандарф, то ли желал избежать неловких столкновений. Однако спустя сутки я получила от него письмо. Герцог интересовался, хорошо ли окончилась наша поездка и довольна ли я возвращением к учебе.
Трижды перепроверила: точно ли мое имя значится на конверте? Не мог же Габ забыть, что его сестру зовут Галлея, а не Ализа… Мы, конечно, изрядно запутали герцога в наших личностях. Но не настолько же?
Определенно, он писал мне. То есть… Ализе.
Для ответа пришлось спуститься к камеристке. Она заведовала не только формой и бельем, но и драгоценным почтовым ящиком. Мессенджеров в Сатаре еще не изобрели… Для романа по переписке – непреодолимая преграда.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: