Потустороннее. Мистические рассказы

– И что же получается? Сами охранники намалевали? «Memento mori», помни о смерти! Латынь. Кто такое написать мог? Может медики, они латынь знать должны. И смерти эти…

Второй месяц город оплетали слухи. С тех самых пор, как в ночь на четверг, 14 марта, на стене городской библиотеки в первый раз появилась эта надпись. Ее проигнорировали, мало ли любителей граффити, но на следующее утро пришло известие о смерти областного министра транспорта Михайлова. Михайлов отличался редким здоровьем, любил спорт, ездил отдыхать на горнолыжные курорты. И как такой здоровяк мог умереть во сне? Возможно, смерть видного управленца и надпись не связали бы, но после смерти министра надпись исчезла сама собой. А ровно через неделю в смертельном ДТП погиб руководитель Общественной палаты. А накануне знаменитая фраза опять красовалась на прежнем месте.

В следующий четверг стена библиотеки вновь выглядела зловеще, но никто из известных людей не умер. В пятницу директор библиотеки, явившаяся первой, надписи не обнаружила.

Но наутро четверга «Memento mori» встречала первых сотрудников. А в пятницу на рыбалке утонул руководитель комитета по экологии. После похорон губернатор созвал экстренное совещание. Негласно объявили ЧП. Привлекали множество специалистов. Удалось узнать, что надпись сделана краской, которой не менее ста лет! Уборщица догадалась соскоблить образец.

Следующая неделя обошлась без жертв, хотя фраза добросовестно пугала. А еще через неделю умер еще один известный человек, заслуженный учитель. Мужчина преклонных лет, давно на пенсии, казалось бы, кончина вполне естественная. Если бы не случилась в ночь на пятницу. У библиотеки установили круглосуточное дежурство. Ее закрыли для посетителей, обязав сотрудников приходить каждый день.

В пятницу сообщили о смерти бывшего редактора регионального СМИ. Мужчина долгое время боролся с раком и умер в больнице.

А во вторник в библиотеку пришел странный субъект. Он требовал допустить его к архивам, но документов не предоставил. Мужчину задержали, а потом привезли в кабинет губернатора. Арсений Сергеевич с интересом рассматривал пожилого, плохо одетого мужчину с затертой старой папкой в руках.

– Говорите, что знаете, где искать причину? Как вас там?

– Станислав Петрович. Да, я догадываюсь, у меня есть теория, совершенно безумная теория, на первый взгляд. Но она все объясняет.

– И что это за теория?

– Мне надо попасть в архив, я знаю, что искать. А еще нужна помощь сотрудников, тех, кто принимает книги на хранение. Вы можете прикрепить ко мне сопровождение.

– Отправить под охраной, вы хотите сказать? Хорошо, но потом обязательно ко мне с докладом.

Станислав Петрович устало усмехнулся, но возражать не стал. А еще через час он перебирал пыльные стопки недавно пожертвованных книг. И очень обрадовался, обнаружив старый рукописный листок в одной из них.

– Нашлась! Все сошлось.

Губернатор ждал с нетерпением:

– Ну как?

– Нашел. Смертей больше не будет.

– ?

– Сначала небольшое отступление. Здание, в котором находится библиотека, некогда принадлежало графу Михаилу Юрьевичу Виноградову. Он и организовал тайное общество поклонников смерти. Дело было на рубеже веков, тогда многие интересовались мистикой. Поговаривали, что в подвале члены этого общества устраивали какие-то обряды, спиритические сеансы. И вот во время одного из них что-то пошло не так. Испуганные мистики спешно покинули графский дом. А сам Михаил Юрьевич заперся в кабинете, что-то писал, потом отправил запечатанный конверт с нарочным. Позвал своего сына, пятнадцатилетнего Алексея Михайловича, говорил с ним при закрытых дверях. Слуги вспоминали, что юноша вышел весь в слезах. К обеду Михаил Юрьевич умер от удушья. За короткое время все шесть гостей графа, участвовавших в злополучном сеансе, умерли загадочной смертью. Город перемалывал слухи. Но тут случилась война, а за ней революция. На долю потомков тех несчастных выпали другие испытания.

– Ну и какое отношение события столетней давности имеют к дням сегодняшним? – не выдержал губернатор.

– Помните про отправленное письмо графа Виноградова? В том письме было тайное послание мира мертвых. А еще там была приписка от самого графа. Он писал, что за необдуманный поступок нужна жертва, поэтому все, кто был с ним, он сам должны умереть. Но это еще не все. Тайную запись можно уничтожить, но не раньше, чем через сто лет. И цена избавления – семь жизней потомков неосмотрительных дворян. А жертвенный молох придет в движение, когда бумага окажется в комнате, куда вызвали демонов.

– Мистика…

– Вы правы, Арсений Сергеевич, мистика. Мой друг, Виноградов Павел Петрович, давно уехал из этого города. Всю жизнь проработал инженером, а на пенсии решил заняться своей родословной. Он и раскопал эту историю. Мы переписывались. Он писал, что в последнее время не может избавиться от необъяснимой тревоги. Недавно я вернулся с его похорон. Да-да, он умер в пятницу.

– А мы думали, что никто не умер.

– Зря так думали, все семь жертв принесены.

– А бумага?

– Ее больше нет, я уничтожил ее.

– Он, действительно, сжег какой-то листок. Мы хотели отнять, но не успели, – подтвердил охранник.

– Кровавую столетнюю глупость надо было предать огню.

– Вы правы… Помни о смерти…

– Memento mori.

Вещие сны

Помнится, на какой-то вечеринке меня спросили – верю ли я в вещие сны. Вопрос меня позабавил. Скажите, а вы верите, ну например, в алфавит? Еще в детстве я понял, что вокруг нас множество подсказок, зашифрованных и явных, множество указателей. Надо лишь внимательно вглядеться в то, что нас окружает. Сновидения очень часто напоминают некий текст-подсказку, только написан он частью знакомым алфавитом, но другая его часть – это инопись. Именно трактовка очень часто приводит нас к сомнениям. Представьте некий рассказ, в котором все подлежащие прорисованы иероглифами. Вы читаете текст, опуская подлежащие. Часть рассказа легка для понимания из контекста, но встречаются места, где трактовка может быть совершенно произвольной. Именно так мы часто и трактуем наши сны, опираясь на всевозможные сонники, забывая о главном подсказчике, что живет внутри каждого из нас.

В первый раз я понял, что сны – своеобразный мостик, связывающий нашу реальность с каким-то другим, неизведанным и загадочным миром, еще в школе. Когда я учился в четвертом классе, умерла моя дальняя родственница. До этого дня я, конечно же, задумывался о смерти, но, как у всякого ребенка, эти размышления были весьма поверхностны. Помню, что на похороны меня не взяли, и мы договорились, что я самостоятельно приеду к поминальному столу после школы. Признаться, о смерти этой пожилой женщины я думал без какого-либо сочувствия, я больше наслаждался возможностью с некоей долей трагичности, совсем по-взрослому, сообщить своим приятелям, что после занятий отправляюсь на похороны. Единственное, что вызывало во мне какое-то сожаление, была утраченная возможность видеть два предмета, которые манили меня во время нечастых визитов в дом к этой родственнице. Еще совсем маленьким я часами наблюдал за чудесной литой печной дверцей, разукрашенной цветами и сказочными листьями. Сквозь щели был виден огонь, и это зрелище казалось мне завораживающим… А еще на этажерке гордо восседала самая настоящая белка. Мне всегда казалось, что она подсматривает за мной своим стеклянным глазом, и поэтому я старался наблюдать за ней издали. Это было первое чучело, увиденное мной, и именно его натуральность производила на меня совершенно мистическое впечатление. Впрочем, это все были детские страхи, а в четвертом классе я ощущал себя вполне взрослым человеком, отправляющимся на самые настоящие похороны. Всю дорогу, до дома я представлял картины, как родственники делят наследство, втайне мечтая стать владельцем этой белки. Но для белки нашлись родственники и поближе, и я вскоре позабыл и про свои желания и про поминальный стол, как впрочем, и про саму похороненную родственницу.

Но перед сороковинами эта старушка мне приснилась. Я помню этот сон в мельчайших деталях. Помню, что был он двуцветным – не черно-белым, а именно двуцветным, без всяких оттенков, и оттого фантасмагоричным. Надо сказать, что сны мне почти всегда снятся цветными. Я видел абсолютно ровную темно-серую поверхность гладкую до такой степени, что она была похожа на стекло, но без блеска. Никаких кустиков, кочек, камней, ничего, за что мог бы уцепиться взгляд. Возможно, именно поэтому огромное круглое белое здание, которое располагалось на сером нечто, так манило и притягивало. Помню, что меня поразило отсутствие дверей. Я несколько раз обошел строение, но никакой возможности пробраться внутрь, так и не обнаружил. Вскоре рядом со мной материализовалась эта моя умершая родственница. Она рассказала, что сейчас живет внутри этого здания, что у нее все хорошо. Помню, что я очень просил проводить меня к ней в гости, на что получил весьма категоричный отказ. Она попросила меня сообщить родственникам, что с ней все нормально, а также сказала, что теперь я часто буду видеть тех, кто ушел.

Проснувшись, я долго не мог прийти в себя. Я сразу понял, что теперь мне не быть прежним, что-то внутри меня проросло каким-то взрослым осознанием изменившегося времени. Появилось новое ощущение, которому я не мог подобрать слов. Позже, я понял, что это ощущение будет дополнительной подсказкой в моменты, когда я буду в этом особо нуждаться. Иногда оно возникает после сна, иногда при бодрствовании в голове сама собой рождается мысль под аккомпанемент этого «предчувствия», как я потом обозначил это состояние. Предчувствие может длиться от нескольких секунд до нескольких суток, тогда я начинаю искать информацию, на которую оно указывает.