Гроздь рябиновых ягод. Роман

Аргаяш оказался большим селом, выросшим рядом с железнодорожной станцией. Эта железная дорога вместе с проходившим через село Челябинским трактом, словно артерии, питали поселок, давая ему силы для быстрого роста. Широкие, прямые улицы быстро застраивались добротными домами за крашеными дощатыми заборами. Рядом со станцией был элеватор, где предстояло работать Георгию, поодаль находилась птицеферма, строились мастерские. Улицы сбегали к широкому озеру, в тихой глади которого отражались ивы. Через село по тракту пылили полуторки, трактора. На площади возле клуба, где на высоком столбе говорил и пел репродуктор, по вечерам собиралась молодежь. Да и бабы постарше любили пощелкать семечки, послушать радио, усевшись на лавочке под старой березой на краю площади.

Поначалу семью Халевиных определили на постой в просторный, светлый дом на улице Элеваторной, недалеко от станции, выделив им чистенькую, уютную комнатку. Хозяин дома, пожилой башкир, новых жильцов, казалось, не замечал. Невысокого роста, кривоногий, с округлым брюшком, он ходил по двору важно, словно петух, изредка покрикивая на незнакомом языке на жену. Та смотрела на него глазами дворовой собачонки, которая, робко повиливая хвостом, заглядывает в лицо хозяину, пытаясь угадать, пнет он её или приласкает.

Хозяйка в молодости, видать, была красавицей. И сейчас еще на неё приятно было посмотреть. Стройная, с блестящими, как смородины, глазами, она быстро сновала по двору, и тихий звон её монист слышался, казалось, сразу отовсюду. Черные с густой проседью волосы были заплетены в две толстые косы, спускавшиеся по спине аж до пояса. Робкая и молчаливая с мужем, с жильцами она держалась важно, с удовольствием выговаривая им по каждому поводу: то белье не там развесили, то самовар не там поставили, то дети, играя, забежали на хозяйский огород. Делая очередное замечание, хозяйка с достоинством добавляла: «Мин ведь хожяин!».

Для семьи Халевиных началась совершенно новая, интересная жизнь. Георгий начал работать на элеваторе. Его старательность, грамотность, ответственность оценили, вскоре назначили учетчиком. Саня пошла работать на птицеферму, как и хотела, а вечерами училась в рабфаке. На первую же зарплату купила себе заветные ботиночки на шнуровке, красную косынку, коротко остригла волосы, и уж не узнать было в этой бойкой девушке вчерашнюю деревенскую Саньку.

Настя домовничала, без дела не сидела. По случаю Георгию удалось купить зингеровскую швейную машинку, тут-то и пригодились уроки отца, деревенского портного. Настя обшивала маленьких дочек; мужу, себе, золовке обновы шила.

Как-то Георгий вернулся с работы в радостном возбуждении.

– Птаха, скоро у нас свой дом будет, своё хозяйство! Вызвали меня, значит, с утра к начальству. Ну, думаю, чем провинился? Пришёл. Меня в кабинет пригласили, за стол усадили, длинный такой. Ну, директор там, главный бухгалтер, ещё кто-то, я со страху и не разглядел.

– Вот, говорят, Георгий Осипович, решили вам, как хорошему работнику, опять же, семью имеющему, выделить ссуду на покупку али строительство своего дома. Будете в своём доме жить с детками, работать да ссуду-то выплачивать. Ну, я, понятное дело, обрадовался! Так что собирайся, Настёна, пойдем дома, которые продаются, смотреть. Мне на работе подсказали адреса.

К зиме семья переехала в свой дом, небольшой, но добротный, с высоким крыльцом, светлой верандой. Дом стоял на Озерной улице, часть окон смотрела на тихую, обсаженную березами улицу, а часть на озеро Аргаяш. К дому примыкал огород.

В душе Георгия проснулся хозяин, всё свободное время он обустраивал своё гнездо: первым делом поставил во дворе баньку, огородил штакетником палисадник перед домом, весной покрыл крышу железом, покрасил её красным суриком, соорудил качели дочкам, около крыльца врыл в землю скамью, а рядом посадил рябинку.

– Вот дерево так дерево, всегда глаз радует: по весне цветами, летом кружевной листвой, осенью красными гроздьями да багряными листьями, и зимой нарядное стоит, издалека его видать! Летом в тенечке на лавочке будем сидеть, округой любоваться, а зимой чай рябиновый пить будем, здоровья набираться.

И рябинка под добрые хозяйские речи прижилась, на удивление быстро в рост пошла, уже к следующей осени ягодами порадовала.

И тогда же пришлось Геше мастерить люльку для долгожданного сына. Мальчик родился раньше срока, слабенький, видно слишком мало Настя отдыхала, много работала. Родители боялись, что не выходят сыночка. Но малыш оказался цепким, окруженный любовью родни, быстро рос, набирал вес, и вскоре Настя перестала опасаться за его жизнь. Имя ему выбрали пышное, звучное – Вениамин.

Больше всех радовалась появлению братика четырёхлетняя Ниночка. Она охотно присматривала за ним, пока мама стряпала, качала люльку, чувствуя себя главной маминой помощницей. Пожевав ржаной мякиш, заворачивала его в чистую тряпицу и совала в маленький ротик. Малыш, почмокав, затихал, тараща на сестру черные, как у неё, глазенки.

Чтобы побыстрее рассчитаться с ссудой, да и чтобы в доме копеечка водилась, Георгий взялся за отцовское ремесло, закупил нехитрое оборудование, установил его в бане и начал вечерами катать пимы. Дело пошло, пимы получались лёгкие, тёплые и прочные, односельчане охотно их покупали.

Настя поначалу помогала мужу, но вскоре и ей дело нашлось. К следующей зиме сшила она детские полушубки дочкам, да такие ладненькие, загляденье просто! Потянулись соседки с просьбами сшить и их деткам такие. А потом и взрослые полушубки навострилась шить.

И муж, и жена трудились не покладая рук, в доме появился достаток. Весной купили, наконец, корову, осуществилось давнее Настино желание. Имя кормилице придумала Санька, красивое, чуднОе – Марсельеза. Настя утирала слёзы радости, оглаживая бока своей коровы, с благодарностью глядя на мужа:

– Вот, видел бы тятенька, каким хозяином ты оказался, как справно мы живём, по-другому бы к тебе относился.

Однажды в воскресенье вернулся Георгий с ярмарки с большим деревянным ящиком, резным, лакированным. Поставил его на стол, усадил Настю, Саню, дочек на стулья, как в клубе, поколдовал над ящиком, покрутил какую-то штуковину сбоку, и вдруг к изумлению баб полилась из ящика музыка, звонкий женский голос запел:

– Валенки, валенки, ой да не подшиты, стареньки…

– Во! Патефон называется! Теперь весело жить будем, с музыкой! Вместо гармошки играть будет.

Озорно блестя глазами, Геша пустился вприсядку, Настя, раскинув руки, поплыла вокруг него, дочки, хлопая в ладошки, запрыгали рядом.

С первыми тёплыми днями занялись огородом, тут уж Саня взялась за дело, сама копала, сажала, поливала, нравилось ей возиться в земле. Всё у неё получалось, с лёгкой руки росло и плодоносило.

Раз жарким летним днём, подоткнув повыше подол и отмахиваясь от назойливых мух, полола она грядки. Вдруг яблочный огрызок шлепнул её по спине. Саня выпрямилась, оглянулась. За изгородью, сдвинув кепку на затылок и поставив ногу на жердину, стоял рослый парень в выгоревшей гимнастёрке.

– Ну, вот и личико увидел, а то смотрю, смотрю… – белозубо улыбнулся парень.

Саня зарделась, быстро одёрнула подол.

– А ты, чем без дела-то стоять, забор подпирать, помог бы лучше…

– Да это мы мигом…, запросто.

Парень одним прыжком перемахнул через изгородь и оказался рядом.

– Ты кто такой шустрый будешь? Откуда взялся? Что-то я тебя раньше здеся не видела?

– Сосед ваш, похоже. Иваном зовут. Из армии только-только вернулся. А ты кто такая будешь, дивчина?

– Саня я… мы тут недавно живем… с семьёй брата.

– А что, Саня, может, вечерком прогуляемся к клубу? Кино обещали привезти.

– Некогда мне, вон еще сколько полоть.

– Дак, это мы мигом, вдвоем-то.

Настя, стиравшая во дворе бельё, с удивлением увидела в огороде две согнувшиеся над грядками спины. Рассматривая из-под руки помощника, шепнула:

– Ну вот, кажись, и твоё время настало, золовушка.

Глава 11. Дуся

Свадьбу Ивана и Александры сыграли накануне масленицы. Молодёжи набилось – полный дом, из старшего поколения были только родители Ивана, важно восседавшие в красном углу. Помощниц у захлопотавшейся Насти оказалось больше чем достаточно. Девушки, весело переговариваясь, сновали из кухни в комнату с тарелками, блюдами. Парни двигали столы, лавки, толпились около патефона, перебирая пластинки.

– Едут, едут, – раздался крик с улицы, и вся молодёжь гурьбой высыпала на заснеженный двор. Вперёд протиснулись новоиспеченные свекор со свекровью, держа в руках каравай на полотенце. Второпях забыли солонку, кто-то побежал за ней. В разгар кутерьмы ко двору подкатили сани с молодожёнами, лошадьми правил раскрасневшийся от морозца, довольный Георгий. Свадьба, гулянье – это была его стихия.

Настя во двор не пошла, смотрела на всё в окошко. Наконец шумная компания вернулась в дом. Невеста скинула полушубок, белый оренбургский платок, сняла пимы, надетые прямо на аккуратные туфельки с ремешками и встала рядом с женихом. Настя ахнула, опустилась на стул, да и все на мгновение притихли. Полно, Санька ли это? Куда делась бойкая комсомолка? Перед ними стояла, зардевшись от смущения, нежная девушка. Модная прическа, светлое крепдешиновое платье с волнующейся вокруг круглых коленок юбкой, прозрачная фата, перехваченная атласной лентой, фильдеперсовые чулочки на стройных ножках. Словно видение из какой-то другой жизни. И хоть Настя своими руками шила платье, мастерила фату, сейчас, увидев всё это на золовке, была поражена результатом.

Вдруг она почувствовала легкий толчок, новая жизнь, зародившаяся в ней, впервые дала о себе знать.

После свадьбы Санька перебралась в дом Крапивиных. Вроде рядом, соседняя изба, однако, семейная жизнь, работа, учеба не оставляли ей свободного времени. Настя осталась без помощницы. Трое малышей, четвертый на подходе, хозяйство, корова – нелегко было управляться со всем этим. Но, видимо, ангел-хранитель простёр над ней своё крыло, помощь пришла с неожиданной стороны.

Солнечным апрельским днём Настя отправила детишек играть во двор, сама взялась за уборку. Управившись с полами, выглянула во двор. Детей там не было. Испуганная Настя выбежала за ворота. Навстречу ей, держась за руки, шли ревущие дочки.

– Где Веночка? – выдохнула Настя.

– Он спрятался-а-а… Мы играли в прятки. Мы спрятались, а он нас искал, а сам потерялся-а-а, – размазывая слёзы и перебивая друг друга, объяснили девочки.

Настя заметалась по улице, не зная, в какую сторону бежать. Из переулка вышла женщина. Она бережно прижимала к своему светло-бежевому пальто перемазанного в грязи Веночку.

– Ваш беглец? Держите. Иду, а он в канаве барахтается. Узнала соседа.

Настя много раз видела эту женщину, она жила в доме напротив, но разделяла их не только улица.

Однажды, в первые дни жизни в новом доме, Настя заметила, что муж замер у окна. Она подошла и выглянула тоже. Калитку соседнего дома закрывала молодая женщина в синем пальто с меховой горжеткой, в низко надвинутой шляпке и в ботиночках на каблучках. Таких разряженных дамочек Настя никогда не видывала, разве что на журнальных картинках.