Роман со Свами. Краткий курс ведической жизни

А однажды Сатья Саи это точно подтвердил.

На предпоследней репетиции Сильвия объявила, что Баба пообещал сегодня прийти на хор, и все как-то особенно приосанились, убрали сваленные футляры для музыкальных инструментов из углов зала.

Сильвия начала эту репетицию необычно – она стала представлять всех друг другу, знакомить. «Очень вовремя», – подумала я. А подумала зря. На самом деле, этот способ знакомства был, действительно, очень вовремя. В хоре пело около тысячи человек, и когда-то же надо было всем узнать друг друга поближе. Тем более, перед концертом для Свами.

Первыми Сильвия представила басы – часть мужчин встала, остальные радостно им зааплодировали, потом встали теноры и смущенно чуть поклонились, потом дружно встали альты – их было особенно много, а потом настала очередь сопрано.

Я встала вместе с сопрано и, когда поднималась, то невольно подумала о том, что ведь я сотни раз выступала на сцене, но почему-то именно сейчас, когда представляли всех скопом, а не только меня-единственную-неповторимую, то губы мои дрожали, и слезы еле сдерживались. А ощущала я безграничное чувство благодарности ко всем этим людям, ставшим мне близкими, за их аплодисменты.

Хотя концерта пока еще и не было.

После сопрано встали инструментальщики – им хлопали, конечно же, очень сильно. А в конце… Ну, а в конце её и не нужно было представлять, потому что музыканты не успели еще сесть, как весь хор начал скандировать «Силь-ви-я, Силь-ви-я!» А Сильвия в волнении абсолютно не могла развернуться от портрета Свами к нашему хору, в котором она отстояла, как у станка, как у холста, у пюпитра, потрясающие часы своей жизни. Сильвия всё смотрела на портрет Свами. Смотрела и смотрела, всплескивая руками, и что-то шептала при этом, известное только им двоим. И очень медленно, наконец, она повернулась к нам, к людям, которых Баба ей доверил. Чтобы она смогла нас увлечь пением песен, – той формой разговора, которую он особенно любил.

В этот день мы пели просто великолепно, а после репетиции Сильвия нам рассказала еще сваминых историй. Истории у нее получались прекрасно, она прямо бабиным голосом говорила, как будто он через нее ворковал. Одна история была очень поучительная. Сильвия сказала, что однажды в жизни последователя Свами наступает момент, когда святой перестает обращать на него внимание. Совсем. И это часть его божественной игры. Такое очень тяжело пережить, но пережить надо обязательно. Проверка на веру и самостоятельность. Сильвия как будто вспомнила что-то при этом, чуть вздохнула. А потом опять рассказала веселую историю и в конце воскликнула: «Свами, ну, заходи к нам! Мы тебя любим!»

Пауза.

А дальше все захохотали.

Дело в том, что люди в хоре про Бабу многое знали: и телепортировать может, и присутствовать без тела, приходить в другом теле или в какой угодно форме. Знали, что проделывает он это еще и потому, что, соединяя вместе людей с разными привычками, учит их жить дружно друг с другом. Как бы носом тычет: меня любите? А я – в каждом, вот, например, в вашем соседе рядом, которому вы изо всех сил на коленку жмёте и отругать норовите в этот момент. Ну-ка, цыц! И в хоре все постоянно про Сатья Саи помнили, да и как тут не помнить – он же везде: и на портретах, и в песнях, и в Сильвии. Сильвия в этот момент крикнула: «Свами, ну заходи к нам!»

Он и зашел.

Во входную дверь зашел молодой парень. Все расхохотались. Смеялись так, что аж стены ходили ходуном. Парень был чернявый, с копной кучерявых волос и в ярко-оранжевой длинной рубахе. Ну, вылитый Баба. Парень сначала растерялся – представляете, стоишь, а над тобой хохочет многосотенная толпа? Он-то всего лишь сильно опоздал на репетицию, ну да, ну извините… Этот парень ничего не понял, зато абсолютно точно поняли мы все – это Свами передал привет. Только он может так приветы передавать.

Глава 11. А был ли мальчик?

Потом была последняя репетиция. Нам уже сказали, во сколько будет концерт, в чем на него приходить, через какой вход мы пройдем в зал, что можно брать с собой, – в общем, весь последний инструктаж провели. Осталось только дорепетировать и завтра спеть.

Я выдохнула в такт и удовлетворенно подумала про себя: всё, вроде прошла, завтра выступаем. И цветы я наконец-то первый раз на голову надену. Мне всегда нравилось, что в прическе Сильвии каждый раз были живые цветы. А на выступление все женщины украсят голову жасминами, так нам сказали. Счастье-то какое! Какая женщина откажется украсить голову цветами?

В соседнем ряду в этот момент обнаружилась возня. Опять что ли кто-то кому-то коленкой заехал? Ну, уж сейчас-то чего? Уже все друг с другом на этих репетициях сдружились-помирились, уже даже места начали друг другу уступать. А? Чего там опять? Я повернула голову влево – в самой гуще женщин оказался мальчик лет пяти. Откуда он тут взялся? Здесь ведь каждый миллиметр площади поделен и занят, и ребенок сюда проникнуть не может просто по определению – не через чего, на входе севадалы стоят в галстуках.

Мальчик тем временем, наступая на скрещенные ноги-руки, деловито пробирался вперед. Между прочим, мы пели в этот момент. Кто же его сюда запустил-то? Где же его родители, мать иху… Я на всякий случай попыталась посильнее соединить ноги. Но напрасно. Мальчик плюхнулся прямо мне на бедро. Сел. Дошел, то есть, умница, куда надо.

Всё население женщин вокруг укоризненно уставилось на меня: а-а-а, значит, это ты нерадивая такая мамаша. Господи, ведь я только подумала также про кого-то – и вот оно обратно прилетело… Ребёночек, чего же ты во мне нашел, а? – лихорадочно соображала я, а вслух всё это время пела свою партию. Правая рука держала текст на английском, левая гладила мальчика, который прислонился ко мне, судя по всему, надолго. И тут вдруг мне в голову пришла ослепительная мысль: так ведь это Свами его прислал! Знает, что я люблю с детьми возиться, вечно с ними стихи учу, хороводы хороводю, вот он такой знак и подаёт: молодец, мол, хорошо поёшь и ведёшь себя, ни с кем не ссоришься, терпение проявляешь. Так держать! Я аж чуть не прослезилась от счастья.

Хорошо, что не прослезилась.

Мальчик в этот момент завозился и начал кашлять. Кашель перешел в оглушительный. Теперь уже и музыканты начали укоризненно на меня оглядываться. Сильвия, дирижируя, тоже вопросительно развернулась ко мне. «Сильвия, Сильвия, это совсем не я! Это всё этот мальчик!» – я внутренне перед всеми оправдывалась и с ужасом понимала, что ко мне прямо в руки, за день до концертного пения, чихая и кашляя, попал абсолютно больной ребенок. У меня не было носового платка, и все свои сопли он прямо о мое сари вытирал, да еще к щеке прижимался, шепча что-то. То, чего до ужаса боялся каждый участник хора – заболеть перед выступлением – оно именно со мной сейчас произойдет, и выступать я завтра НЕ БУДУ!

Ребёнок, громко сопя, заговорил, ко всему прочему, на преотличнейшем английском:

– А долго у вас эта фигня продолжаться будет?

Это я так в целом смысл поняла – на самом деле, говорил мальчишка более развернуто. Я судорожно пела и мягко-лихорадочно отвечала ему шепотом: «Тише-тише, молчи, пожалуйста, ну, что же ты так кашляешь-то? Уже скоро всё закончится, потерпи и не кашляй, пожалуйста, и, хороший мой, не дыши ты на меня… вот так поверни головку… ага».

Песня пелась. Дитё, слава богу, придремало.

Запели другую песню.

– Ты меня обманула, – мальчик проснулся, шкворчал носом громко и опять потянулся к моему лицу. – Ты сказала, что скоро кончится, а вы всё поёте и поёте. Ну, что это за мучение?

Ой, мамочки мои, да что же делать-то? Я ничего не могла придумать, начала оглядываться вокруг и тут наткнулась на портрет Бабы.

Ага, вот и ты. Это же ты, ТЫ прислал мне в последний момент, когда я на последнем издыхании собираюсь дотерпеть и завтра петь для тебя, ты прислал этого абсолютно больного мальчишку, чтобы я перепугалась, что он меня заразит. Выстояв все десять дней на солнцепеке, и растягивая глотку на пять октав как Има Сумак[19 - Има Сумак – легендарная певица с диапазоном голоса 4—5 октав, от баритона до колоратурного сопрано. Мировая знаменитость 50-80-х годов ХХ века.], я заслужила от тебя вот это, да?! И уж, как дурочка, начала расстраиваться от такого пердимонокля, совсем забыла, с кем имею дело, – с Тобою! Вот уж и вправду, дурында! Ведь по всем человеческим законам при такой натруженной за десять дней глотке да еще и бактериях, залезающих от твоего чудесного мальчика мне во все горловые пазухи, конечно же, я должна свалиться в температуре прямо сейчас, потому что забоюсь этого, да!? Но, любимый, я тебя разгадала. Я – НЕ ЗАБОЛЕЮ, это пусть дураки думают про бактерии. Я знаю: во что веришь, то и получишь. Между прочим, я это уже проверяла на себе: в Ришикеше в Ганге омывалась почти ж то в местах кремирования и воду сырую из водопада пила. И делала это, зная, что такая намоленная река – святая. И ничего со мною в ней не случится.

Вот что сейчас тебе скажу: я не испугаюсь ни за что, даже если свалюсь и завтра не пойду на выступление – видела же, как ты Наташу уложил эго излечивать. Так вот, если всё это случится и со мной, знай: пела я просто так, мне ничего от тебя не надо, я просто люблю петь, вот и пела в твоем хоре от души! И ничего я не боюсь, потому что ты со мной так не поступишь. Но, конечно, Ты поступишь, как считаешь нужным. А я приму это. Всё. Вообще-то, сама я верю, что буду завтра выступать.

В любом случае, за этого мальчишку – большое спасибо. Очень смешно.

Глава 12. Рождество Христово. «И виде (…) Господа, ходящаго в раи»[20 - Цит. по: Житие старца Серафима, Саровской обители иеромонаха, пустынножителя и затворника / Изд. 2-е доп. Клин: фонд «Христианская жизнь», 2003. С. 433.]

Назавтра абсолютно здоровая, в белом струящемся сари с жасминами на голове я сидела в первом ряду линий перед домом Свами – именно здесь собирался хор для прохода в Саи Кулвант Холл.

Ночью мне приснился сон – заливаясь от смеха, прыгал и кружился в танце вчерашний мальчишка. Свами сказал, что я его правильно поняла. Он меня проверял. Я прошла проверку. Можно выступать.

Нас запустили за два часа до появления Бабы. Мы сидели на так называемой «вертушке» – площадке, расположенной прямо перед местом, где Свами обычно располагался лицом к залу. Почему «вертушка»? Дело в том, что Свами между линиями мужчин и женщин часто ездил по определенному маршруту. И те, кто сидели на этой «вертушке», вертелись в его сторону. Машина Свами – центр притяжения. Все головы к ней обращены. И эти многолюдные человеческие волны, набирая скорость с рядов, утихали возле медленно двигающейся божественной тойоты-порте.

Саи Кулвант Холл был праздничный. Настолько праздничный, что хотелось зажмурить глаза, открыть их и убедиться – правда ли, что ты именно здесь находишься? Не сказка ли это?