Роман со Свами. Краткий курс ведической жизни

И я была как раз «первый раз в Путтапарти». И первая – с табличкой.

Хор.

Ежедневно со всех концов мира в него всё прибывали и прибывали музыканты. Оркестр потихоньку собирался. Первую репетицию мы пели, в основном, с гитаристами. На вечернюю пришли скрипачи, потом запела труба, потом саксофон. Еще через пару дней обнаружились колоритные латиноамериканцы со всякими тарелками и барабанами, за ними пришли индусы со своими табла[17 - Табла – парные барабаны, индийский классический музыкальный инструмент.].

Много было скрипачей. А среди них – русских, и особенно симпатичным оказался Иван – очень светлый, с большими голубыми глазами. Про него говорили, что он играет в одном из оркестров Германии и всегда приезжает к Свами на Рождество, давний его почитатель. Иван задавал тон всем, он был первой скрипкой, и скрипачи, как и полагается музыкантам в ансамбле, следили боковым зрением за каждым его движением.

Прекрасный был саксофонист-австралиец. Он иногда опаздывал на репетиции, но абсолютно по-детски извиняясь, доставал свой саксофон и начинал та-ак играть, что казалось, всё пропущенное время он сидел где-то за жасминовым кустом и зубрил сразу три возможных вариации каждого произведения.

Надо заметить, все были хорошими музыкантами, свамиными музыкантами и очень старались. Мы старались еще и потому, что сильно скучали, ведь все долгие дни репетиций мы не видели Бабу.

– У Сатья Саи есть такой особый трюк, – рассказывал мне Сергей перед этой затеей с хором. – Те, кто записываются в хор, практически не попадают на даршаны.

– Как это? – растерянно спросила я. – Почему?

– Вот так это. Даршаны совпадают по расписанию с репетициями. Хористы же на празднике будут целых три дня сидеть рядом со Свами. И прежде чем записаться в хор, ты должна выбрать, что для тебя лучше: петь в хоре без даршанов и получить их в конце, либо просто ходить на даршаны без хора.

Я выбрала хор, потому что уже знала, что петь, если тебе дано, – это тоже быть с богом.

Хотя, конечно, всё это волновало.

Дело в том, что с Бабой ничего нельзя было угадать заранее. Он главный на хозяйстве. Именно этому он меня учил. В книжках о нём авторы приводят известные его слова:

«Вы не сможете постичь Мою истинную природу ни сейчас, ни даже через тысячу лет духовных поисков и сурового аскетизма. Ваши попытки обречены на неуспех, даже если в этом примет участие все человечество»[18 - Цит. по: Язев А. П. Аватар Сатья Саи Баба и вечное учение/А. П. Язев. – 2-е изд. М.: Амрита-Русь, 2005, с. 145.].

Так оно и было. Вот, например, моя соседка Наташа. Она так радовалась, что будет петь в хоре, всем рассказывала об этом, хвалилась, под любым предлогом затевала о хоре разговоры: «Как, вы разве не поете в хоре? Ну и что, что не умеете? Я тоже не умею, сижу и мычу тихонечко, народу-то много, незаметно ничего».

Она купила себе белоснежный материал на сари и шила его уже целых два дня, она ходила и на репетиции, где в перерывах учили накручивать эти сложные индийские драпировки, и вдруг…

– Мне приснился сон, Свами сказал, что нужно на Крисмас надевать бордовое сари.

Я задумчиво на нее посмотрела:

– Но, это значит, что ты не будешь петь в хоре? Ведь хор должен быть в белом.

– Наверное, – Наташа тихо покачивала ногами на кровати. – Я еще заболеваю понемножку. А, знаешь, сон такой интересный. Он, когда говорил про бордовое сари, спросил: сумеешь?

– Это не бордовый цвет. «Маруновый». Такой цвет – основной у буддистов. Наверху, в Гималаях монахи ходят в такой одежде. Я была в Дхарамсале – месте тибетского правительства в изгнании, там весною учение Далай-ламы проходит, и запомнила этот маруновый цвет. Потом я его в Монголии часто видела, у них же буддизм – основная религия. У меня даже сумка такая есть, я её рядом с монастырем Гандан купила, с ними монашки на занятия ходят. Это важный цвет, значимый. Ты, наверное, с буддизмом сильно связана была, да?

Наташа немножко приободрилась:

– Наверное. А цвет мне очень идет. Вот, посмотри, Лен, – она начала запахивать и собирать на булавку складки сари, но закашлялась, присела. – Голова болит, всё плывет. У меня чистка.

– Ну, и хорошо. Чистка – это очень хорошо.

Чистка у Наташи длилась всё время праздников, и она в хоре не выступала, лежала-болела, только разочек и прошлась в своем маруновом сари.

С чисткой я познакомилась давно, во время своего первого путешествия по Гималаям. Для себя я объясняла это явление так: когда попадаешь в так называемые «высокие энергии», ты с ними не совпадаешь. И вот то, что в тебе плохого наверчено, все эти узлы: кто когда тебя обидел, у кого ты чего отнял, другие затемнения, – они начинают восставать. Они же все в тебе на привычных местах расположились, уже обжились друг с другом, со скрюченными соседями, а тут вдруг рядом – линия сиятельных высоковольтных передач палит во все свои мегаватты прямо на них.

Узлы, наслоения в тебе начинают сначала проявляться, а потом оплывать, рассасываться. По ощущениям это на болезнь похоже. Всё болит. Причём, непонятно, от чего. Ну, на самом деле болит то, что у тебя не в норме – но у меня тогда в Гималаях, видимо, всё не в норме было: голова, сердце, ноги-руки, горло, весь живот,.. Они сопротивлялись солнышку рядом. А солнышко всего-навсего было само собой – светило, не разбирая. Кто не спрятался – я не виновато.

В Гималаях на учении-то Далай-ламы перед каждым занятием триста лам мантры пели. Каждое утро так начиналось – ламы пространство звуками чистили. Триста посвящённых лам. А потом Далай-лама лекции читал. Представляете, какая силища? А я туда заявилась прямо из центра Москвы (двенадцать миллионов населения, не продохнуть), да из офиса с его корпоративно-конкурентными разборками и своими неидеальными мыслишками. Ну, и как выяснилось, мое явление в Гималаи немножко диссонансом получилось. Никто и предупредить не успел, как в температуре под сорок тело закипело так, что никакие таблетки не помогали. Ощущение было, что ты чего-то переела, перепила, передышала и вот-вот взорвёшься, причём, последней из тебя расколется голова. На мелкие кусочки. Адью.

Правда, сейчас вот я ходила на хор Свами. И пока всё складывалось без болезней, слава богу. Потому что Свами так решил. Пока.

Глава 10. Свами, ну, заходи к нам!

На хоре становилось все гуще, народу все больше. Музыканты прибывали и прибывали со всех концов света, и ощущалось в этом что-то волнующее. Я вспоминала концерты, когда из разных стран мира вот так же музыканты съезжались во время важнейших событий – больших праздников либо тяжелых потрясений. Очень известные певцы и инструментальщики вместе пели одну-единую песню, чтобы музыкой народ поддержать, воодушевить. Они были именно из разных стран, с разным цветом кожи, разного вероисповедания.

И теперь здесь, в Путтапарти, я наконец-то тоже участвовала в таком вот концерте, который состоялся по очень важному поводу: в эти дни много веков назад родился Бог. Его назвали Христом, он жил во Земле Израильской и рассказывал землякам о том, что бог един, и нужно всех любить. Рассказывал он так доходчиво, что до сих пор чуть не полмира сильно в это верит. Всё, что касается этого бога, до сих пор народ волнует и он, народ, то есть, его день рождения особо чтит. Потому что этот бог учил любви, и сам ею жил. И вот спустя двадцать веков, другой бог, родившись в Индии, тоже учит любви и ею живет. И на день рождения того – Иисуса Христа – к этому – Сатья Саи Бабе – приезжают со всего мира люди праздновать праздник Рождества Христова. Хотя, казалось бы, предыдущий бог жил уж очень давно, был совсем другого цвета кожи и национальности, языки у них, естественно, тоже не совпадали,.. Но вот этот, ныне здравствующий, относится к тому, предшествующему, с огромным уважением и празднует его рождение со всею пышностию и от души.

Такие дела.

Последней в хор приехала виолончель – очень улыбчивая худенькая женщина притащила её на себе аж из-за окияна. Футляр у виолончели был очень крутой, какой-то дорогой фирмы и ярко-белый.

Репетиции длились всё дольше, народу приходило всё больше; кстати, приходили не только музыканты. Приходили и те, кто во время даршанов всегда сидел рядом со Свами на веранде; его приближенные, то есть.

Происходило вот что. Мне рассказывали, что вообще-то, конечно, Баба хор опекает. И всё про хор знает. Хотя надо отметить еще один удивительный свамин прибамбас – когда хор репетировал, Сатья Саи в мандире давал самые долгие даршаны. И как это понять?

Я никак понимать это не хотела, уж очень обидно было об этом думать. Тут торчишь на солнцепеке в линии, а потом в переполненном зале с вентиляторами, духотой, сквозняками и скрюченными ногами часами сидишь, надрывая голосовые связки, – а он там всякими прочими гостями занимается в этот момент.

Но на самом деле верила я совсем в другую свамину легенду (около Свами всегда ходило множество легенд).

Когда хор репетирует, действительно, Баба очень подолгу бывает на даршанах. Всем своим видом демонстрирует, что он находится вовсе даже и не с хором, и таким образом, проверяет нас на терпение, смирение, – весь божественный набор. Но. На самом деле Сатья Саи всё это время незримо пребывает и в хоре. Его хватает и туда, и сюда – энергии-то не скроешь, вон как накрывает всех музыкантов! Откуда и голоса, и способности прорезались?! Ведь в хор собрались люди очень-очень разные. Мне по секрету две женщины сказали, что они петь вообще не умеют, что Баба к ним во сне явился и велел прийти на репетиции.

Вот про то, что Свами больше в хоре, чем на даршанах, мне верилось сильнее.

А то получалось, что приехала ты за тридевять земель к богу, а теперь сознательно к нему на встречи не ходишь и просто песни распеваешь себе в удовольствие.

Подобного рода мыслишки вертелись, наверное, не только у меня в голове, но и у многих хористов. Свами, конечно, такой гудёж у себя в приусадебном хозяйстве слышал и, чем мог, помогал убирать упаднические настроения.

Прислал Свами своих помощников.

На репетиции стали приходить его приближенные, давние преданные. Они выступали в перерывах между песнями, рассказывая веселые истории о Свами, о его всевозможных проделках с ними тоже. И смысл всех этих историй был один – ребята, держитесь, Свами с вами! Пойте хорошо. Праздник уже на носу.

Хор и пел хорошо. Так хорошо, что даже собаки собирались на улице и заглядывали в открытые двери конференц-холла: ну-ка, что это вы тут делаете, а?

На пианино играл австриец Пол, он – композитор, в концерте исполнялось несколько его песен. Пол часто забывал, что он поет не один, а с хором, и иногда пел другие партии, не те, которые учили все. Импровизировал, в общем. А мне иногда хотелось ему прямо кулаком погрозить за это, особенно однажды, когда мы и так пели уже семь часов, а он вдруг предложил новый придуманный вариант мелодии.

Репетиции вела Сильвия, давняя – около тридцати лет – последовательница Свами. Сильвию знали все, а кто не знал, тот очень хотел бы с нею познакомиться. Я, например. Сразу было видно, что она рядом с Бабой давно уже.

Вообще, тех, кому повезло приблизиться к Свами по-настоящему, можно было опознать. Как? По достоинству, веселости, по доброжелательности, да много еще, по чему. Если этих людей было сразу несколько, то обычно они радостно о чем-то переговаривались. Если отвечали тебе, то просто и дружелюбно. Вот, например, вы видели в научно-фантастических фильмах или сказках людей будущего, эдаких героев? Такими были свамины люди. И среди них – Сильвия, руководитель хора.

Уж как так Сатья Саи придумал, что именно она – хормейстер, мне было неизвестно. Я приехала – а тут Сильвия. Из Америки. В сари. Она эти сари на каждую репетицию меняла – все свеженькие, новенькие, в нежных красках. Где же она их все хранит, интересно?

Сильвии вообще-то было много лет, она прямо так и сказала на хоре: «Мне – семьдесят с хвостиком». И вот в этом возрасте на ногах она отстаивала по две репетиции в день – утром и вечером, не присев! Она управляла этой неуклюжей махиной людей разных возрастов, разных стран, – в общем, всего, чего только можно, разного. Многие из нас ведь еще и не знали английского языка, а ей нужно было, в конце концов, и какие-то музыкальные указания давать. Да и не только музыкальные, бытовые тоже. По поводу рассадки, например, возникало много разногласий: всем хотелось сидеть в первых рядах, а пожилые люди, конечно же, к концу репетиций уставали.

Сильвия спокойно, весело и чётко вела эту нашу разношерстную команду, только она и Баба знали, куда. В перерывах она тоже рассказывала веселые истории про свои с аватаром встречи. И получалось, что Свами постоянно вокруг хора кружил. Только в конце я почувствовала, что и на самом деле репетиции хора были даршанами.