Путь Святозара. Том первый

– Знаешь, Звенислав, – заметил, ехавший рядом, Стоян, и встревожено глянул на наследника, тягостно вздохнувшего. – Наверно такого сильного колдуна, каковым является этот Нук, кроме Святозара никто пополам разрубить то и не сможет. Ведь, я думаю, раз он может оборачиваться, по-видимому, его магия, хоть и черная, но все, же очень сильная, – Стоян замолчал. Он засунул руку к себе запазуху и достал оттуда ломоть белого хлеба укрытого в утиральнике, и, протянув наследнику, сказал, – поешь, Святозар, а, то правитель так осерчал, что не дал тебе позавтракать…. А ты еще видно дюже слаб и силы тебе верно нужны так, что поешь.

Святозар взял протянутый Стояном хлеб, благодарно улыбнулся другу и принялся есть.

Лишь только наследник поел, как сразу ощутил, что обида на отца куда-то испарилась. Святозар иногда привставал на стременах стараясь увидеть правителя. Но тот ехал впереди с Храбром и Дубыней и даже не оборачивался на сына, словно того и совсем не было рядом. Святозару очень хотелось подъехать к отцу и поговорить, рассказать обо всем, что он чувствует и думает. Но непонятно почему было боязно это сделать, а что если отец все же на него серчает и не захочет слушать сына. Так до полудня мучимый желанием приблизиться к отцу и страхом быть вновь, им не понятым, Святозар опустил голову, и, уставившись в гриву коня, затих. Вскоре к нему подъехал Лель и завел разговор, поведав ему, как рано утром его разбудил вопль Дубыни. И он, открыв глаза, увидел, не на шутку перепуганного наставника, который вскочил с места, при этом опрокинув большую мису в костер, да кинулся в след орлу, что-то громко крича. Тут же поднялся правитель и дружинники. Лель помолчал, а немного погодя продолжил:

– Он весь побледнел, когда услышал объяснения Дубыни, лицо его так передернулось гневом, что мы все те, которые уже поднялись, обратно сели на свои места. Правитель стоял на месте и смотрел туда, куда ты улетел. И было видно, как гнев на его лице сменяется тревогой. Прошло так много времени…. А после Горазд, указал в небо, на еле заметную точку, и тихо сказал, что это ты возвращаешься…. Потому и немудрено, Святозар, что он тебя так встретил.

Услышав рассказ брата, наследник решил, что возможно отец, все же переживает, за свой гневный выпад и скорей всего захочет его выслушать, и, посему понудив лошадь, направился к правителю, через расступающихся другов. Приблизившись к отцу, Святозар уставился ему в спину, набираясь храбрости и думая, какие надо сказать слова, однако правитель, точно почуяв на спине чей-то пристальный взгляд, обернулся, а увидев сына, засиял, засветился весь.

– Отец, отец, прости меня, но я право ни виноват ни в чем. Мне надо с тобой поговорить, надо рассказать. Ты будешь меня слушать, – сказал дрожащим голосом Святозар.

– Конечно, сын. Конечно, я тебя с радостью выслушаю… подъезжай ко мне, – обрадовано ответил правитель, и повернул коня правее, чтобы сын мог с ним поравняться.

– Знаешь, отец, – начал уже более спокойным голосом наследник, поравнявшись с правителем с одного боку и Храбром с иного. – Я думаю, что Нук он не человек.

Правитель не сводя сияющего взора с лица Святозара, поспешно спросил:

– Почему ты так думаешь, мальчик мой?

– Я, отец, видел, как он оборачивается, – принялся пояснять наследник и провел ладонью по раскосмаченной гриве своего коня. – Если бы он был человек, ведун то смог бы прочитав заговор, как я тут же обернуться. Если бы он был вурколаком, то для него достаточно было найти любой пенек, и, прочитав заговор обернуться. Однако Нук летел к тому пню в который был воткнут кинжал, лишь там он смог обернуться, и, схватив кинжал зубами убежать в лес. И я, отец, вспомнил, как недавно прочитал в книге, что есть такие существа, которые обитают в пекельном мире. Они чтобы обернуться человеком, зверем или птицей, создают при помощи кинжала пень, и только тогда могут оборачиваться… Они как бы привязаны к тому пню, лишь около него могут принимать разные образы.

– Я, тоже читал об этом, сын, и скорее всего ты прав, называя Нука существом, – заметил отец, немного погодив с ответом, а губы его взволнованно затрепетали. – Страшно даже подумать, какой ты опасности подвергал сегодня свою жизнь.

– Нет, отец, не тревожься. Я сегодня совсем не подвергался опасности, потому как та светлая магия, что заключена во мне, много сильнее злобы Нука. И сегодня, когда я его трепал в небе. Я думаю, он понял, что я не так слаб, как ему это представлялось… И я думаю, он понял, что ему не удастся так легко причинить боль моей любимой Восурии! – гордо заявил наследник и качнул головой.

– Хорошие слова, Святозар, – вмешался в разговор Храбр. – На таких как ты, мой мальчик, на людях, которые, не задумываясь, могут жертвовать собой ради своего народа всегда держалась, и будет держаться наша Восурия!

– Знаешь, сынок, я очень горд, что у меня такой смелый, храбрый сын. И это верно я плохой отец, что могу не доверять и сомневаться в тебе, – с сожалением в голосе молвил правитель да при том чуть придержал своего вечного поспешающего вперед жеребца.

– Я, отец… ты, будто, забыл… я твоей крови и твоей плоти. Потому, каков ты по духу, таков и я, – ответил Святозар, улыбаясь правителю и стараясь увести разговор из столь неприятного для него русла.

А ехавший подле Дубыня нежданно громко усмехнулся и добавил:

– Уж, это точно, ты сказал Святозар, что каков правитель, таков и ты, его сын. Иногда, когда ты Ярил шумишь на Святозара, я вспоминаю, каким ты был в его годы.

– Ох, – недовольно проворчал Храбр и скривил свои тонкие, алые уста. – Ну, чего ты при Святозаре говоришь, Дубыня.

– А, ты меня не перебивай, Храбр, я же помню каким и ты был в возрасте Святозара, – и, засмеявшись, так посмотрел на друга, что лицо Храбра принялось покрываться красными пятнами.

Святозар глянул на Храбра, и, увидев его испуганное и покрытое пятнами лицо, вслед за Дубыней звонко рассмеялся.

– Ну, – глубокомысленно произнес правитель и оглядел усмехающихся Дубыню и Святозара. – Не будем вспоминать былое.

– А, я, бы очень хотел, чтобы ты Дубыня рассказал мне каким был Храбр в моем возрасте… Вот интересно было бы послушать, да верно, посмотреть на него, – все еще продолжая смеяться, откликнулся Святозар.

– Да, что ж, ты на его Ратишу посмотри, ведь один в один… – начал было Дубыня, но резко был перебит Храбром.

– Знаешь, Дубыня, ты все-таки думай, что при Святозаре говоришь. А то он наслушается твоих рассказов… ему в голову юность ударит, обернется он орлом, в небо улетит… И тогда верно не только правитель, но и ты пожалеешь, что разбаловали мальчонку… Растревожили глупыми россказнями, – многозначительно посмотрев на друга, заметил Храбр и рукой отер лоб.

Дубыня сразу посерьезнел и перестал улыбаться, наверно, припомнив утрешнее.

А наследник повернул голову к правителю, и тоже вернув себе серьезность, сказал:

– Отец, меня только одно страшит из всего того, что я пережил вчера и сегодня. Это слова Нука про Эриха, что он весь до последней капли в его руках. И верно, отец, мы толком то и не знаем, ничего про брата. Не знаем, почему он так послушен Нуку, что смог исполнить его злую волю.

– Дело в том, – разумно проронил Храбр. – Что человек не может быть послушен воле другого…. Лишь в единственном случае, человек, подчиняется беспрекословно, тогда…

– Тогда, – договорил за него правитель, и голос его содрогнулся. – Когда душа его принадлежит другому.

Глава тридцать четвертая

К полудню следующего дня процессия выехала на небольшой пригорок поросший леском, и впереди Святозар увидел прекрасную долину с пристроившейся на ней деревенькой. Избы раскинулись по правую сторону от тихой, не быстрой речушки, другой берег каковой порос лесами, тянувшимися вдаль, точно сливаясь с линией окоема. Деревенька была небольшой, всего лишь десяток изб, да поля зеленеющей ржи, овса и ячменя. Ездовая полоса пролегала сквозь деревню и уводила дальше, а прямо за деревней виднелось громадное озеро с хрустальной водой, поросшее камышом. Наследник залюбовавшийся чудесным видом, тронул коня и догнал отца. Дружина спустилась с пригорка и остановилась около маленькой избы в два узких окна, напомнившей Святозару дом Бабы Яги, да тока без курьих ножек. Открылась дверь, и оттуда выскочили два отрока лет двенадцати, а следом вышел старец. Это был высокого роста старец весьма худой с длинными седыми, почти белыми волосами, перетянутыми на лбу тонкой бечевкой, с длинной седой бородой и усами. Он подошел к правителю и когда тот спешился, крепко обнял его со словами:

– Вот наконец-то Ярил и наступил этот день когда ты сможешь наречь наследником своего сына. – Он погладил своей старческой, морщинистой рукой правителя по лицу и волосам и добавил, – мальчик мой, Ярил, что тебе пришлось пережить за это время, твои виски поседели.

– Да, Велей, поседели, но об этом позже, – спокойно заметил правитель, а Святозару сразу стало тяжело на душе от мысли, что в седине отца повинен он.

– Покажи мне своего сына, – тихим голосом попросил Велей.

Правитель развернулся, и, глянув на наследника, стоящего в нескольких шагах от отца, молвил:

– Святозар, подойди и познакомься, с великим ведуном Велеем, который оберегает Синь-камень.

Наследник приблизился к старцу и низко поклонился тому, а Велей взял его за плечи, привлек к себе и заглянул ему в лицо. Нежно-голубые, ясные очи старца посмотрели Святозару в глаза, и увидел юноша в них нескончаемую мудрость народа, ощутил он теплоту и свет, исходящий из самого старца и беспредельную его доброту.

– Ах, ты, свет мой, Ярилушка, – и ведун перевел взгляд на правителя. – Как же сын твой похож на тебя, будто сызнова я тебя отроком увидел.

Святозар стоял рядом и молчал, не зная, что ответь и как себя повести.

– А пошто ж, Ярилушка, – начал старец, выпустив Святозара из цепких не по-старчески сильных рук. – Пошто ты его кличешь Святозаром?

– Позже, позже старче, все объясню. Разговор у нас долгий будет, и посему не к чему нам торопиться, – улыбаясь, откликнулся правитель.

– Ну, что ж, Ярил будь по-твоему, – согласился старец. Он обозрел прибывших с правителем дружинников и глубоким голосом, добавил, – изба, ты знаешь, Ярил у меня не большая так, что ты как и встарь прикажи дружине своей во дворе у меня стан ставить. – Развел махонисто руки, да дополнил, – а двор то у меня, широкий, словно вся наша земля матушка восурская.

Святозар услышав слова старца, да увидев распахнутые его объятья, оглянулся и только теперь понял, о чем говорит ведун. Избы, разбросанные по деревне, не были огорожены заборами и частоколами и словно редкие цветы на лесной опушке мелькали то там, то здесь.

Правитель повернулся к дружине и скомандовал спешиваться да обустраивать стан по правую от избы сторону. А сам, взяв осторожно, как большую драгоценность, старца под руку пошел с ним к раскидистому дубу, что рос невдалеке от избы Велея. Дуб был высокий и крепкий силач и стоял он стоймя, размашисто раскинув свои ветви, словно пытаясь обхватить все кругом своей мощью да красотой.

Наследник воззрился вслед правителю и старцу. И видел как почтителен Ярил по отношению к Велею и как добр старец по отношению к правителю, а со стороны казалось, что это точно отец и сын давно не видевшиеся, давно не говорившие спешат уединиться, чтобы поведать друг другу о пережитом за время долгой разлуки.

Святозар еще какое-то время глазел вслед отцу и старцу, а после развернувшись, пошел к Стояну, уже давно спешившемуся и принявшемуся готовить костер да становище. Подойдя ближе к другу, оный суетился около разгорающегося костра, наследник остановился, совсем малеша помолчал и зыркнув на пламя пожирающее ветви, спросил:

– А, что, друг мой, может сходить нам искупаться? Ты, как?

Стоян сидевший на корточках возле костра поднял голову и недовольно буркнул:

– Да, я, как… а я никак. Вишь стан готовлю, костер развел. Поди лучше, – и он оглянулся да заметив Любима медленно зачесывающего ладонью назад белокурые волосы, добавил, – вон, Любима, позови. Он вечно от работы отлынивает, – и сызнова опустил голову, да принялся раздувать с одного бока затухающий костер.