Семейные ценности Стиксов

Вот врата открылись, и из них явился герой. Длинные волосы на концах немного подпалились, железные шипы на напульсниках раскалились докрасна, кожаная куртка пахла горелой кожаной курткой, трупный грим слегка подтек, от чего Сет еще больше походил на жителя загробного мира, а адский пес пытался укусить его за ягодицу. В целом же смертный выглядел сносно, а глаза горели бешеным восторгом.

– Это было пандемонически! – заявил он офигевшему семейству, потом обернулся на цербера и гаркнул: – А ну, место, адов Му-му!

Трехголовый песик заскулил и скрылся в закрывающемся портале. Лея и Сет начали так неистово лобызаться, что даже дедушка Лугоши выглянул из гроба.

– Руки прочь от моей дочери, бычья мошонка, – дон Родриго уперся острием шпаги в шею Сета. Алая капля проступила сквозь проткнутую кожу. Из гроба деда показались скрюченные пальцы и горящие жаждой глаза.

– Прибереги силы для Инквизитора, дорогой, – Саломе изящной рукой отвела клинок от шеи, видимо, будущего зятя и тут же предложила всем подниматься на верх пить чай.

– Как бы узнать, не девственник ли он? – вопрошал старичок Лугоши у бабки Хейд, прыгая в гробу по лестнице подвала.

На кухне для серьезного разговора собралась мужская часть Стиксов. Сет с интересом осматривал убранство кухни, напоминавшее декорации к страшилке. Дон Родриго сидел напротив него и прожигал красными глазами дырку в черепушке. Иногда он скалился и шипел, демонстрируя острые клыки, но смертный был обескураживающе невозмутим, и дону пришлось прекратить.

– Значит, ты Сет, – процедил Родриго. – Это сокращенно от Сетаниэль?

– Просто Сет. Это мое погоняло в группе. Человеческое имя у меня другое.

– Да, ведь ты смертный! – Родриго воспарил над столом, тыча когтем в парня. – А зачем-то притворяешься монстром!

– А, так это грим для выступления.

– Ты клоун что ли? – буркнул дедушка Лугоши, высунув голову из гроба.

– Нет, я вокалист и гитарист в блэк-метал группе «Сношение кишок».

– Блэк – это когда про мозги из черепушки, содом и другие приятности? – уточнил Малкольм, Сет кивнул.

Родриго, дед и Малкольм переглянулись, и даже Николай Васильевич оживился.

– Ты, это, извини, что приняли тебя за порождение ада, – Родриго поджал губы.

– Да, я привык. Правда, обычно меня в полицию сдают, а не в преисподнюю.

– И ты в аду не испугался?

– Я не сразу понял, где оказался. Все такое родное вокруг было. Я решил, что у Леи семья сечет во всем этом. Когда дошло, вы уже и врата открыли. Кстати, вот, – Сет вынул из кармана куртки существо с тельцем мышки и крыльями мухи. – Кажется, это ваш. Он вместе со мной в аду оказался и плакал.

Родриго бережно взял родное исчадие.

– У него ваши глаза, – сказал Сет.

– Вообще-то это она. Но да, глаза у них всех мои, – гордо заявил Родриго. – Малкольм, доставай настойку из мухоморов, будем проверять печень нашего зятька!

Пару адски пьяных часов спустя тройка порождений ада плюс Николай Васильевич склонились над храпящим Сетом.

– Ни че так парень, – резюмировал дон Родриго. – И с настойкой долго продержался.

– Есть пока не будем, – буркнул из гроба дед.

– Но если будем, то, чур, мозги мои, – застолбил Малкольм.

Глава 3

В старом особняке все любили рассказывать истории, этого добра у Стиксов хватало в избытке. Семейные легенды с течением веков обрастали такими мифическими подробностями, что сами члены семейства удивлялись, как могли такое сотворить.

Любимая легенда дяди Малкольма была о том, как он стал зомби. Ее он рассказывал каждый раз, как напивался пьян, потому что и сама история начиналась с попойки.

Компания, в которой он пил, менялась при каждом пересказе. Собутыльниками успели побывать четыре мушкетера и их кони (потом он говорил, что это были всадники апокалипсиса), король Ричард Львиное Сердце (не важно, что тот уже помер) и многие другие.

Что случилось во время кутежа, Малкольм не помнил. Очнулся пьяным и на эшафоте. Его обвиняли в сговоре с дьяволом и требовали признания, которые он не давал, ибо языком с похмелья еле ворочал. Тогда его растянули на дощатом полу, а сверху опустили железную клеть с камнями. Представлялось, что под пытками он признается и выдаст сообщников, но тщедушное тельце не выдержало, и клетка проломила ребра.

Все решили, что «колдун» мертв, но тут Малкольм закряхтел и потребовал выпивки. Тогда пытку клеткой повторили, потом еще и еще. Малкольм хоть и прибывал в спасительном опьянении, после этих манипуляций все же тронулся умом.

Не умирал он из-за старшей сестры Хейд, которая заговорила его еще младенцем. Опыта на тот момент у нее было маловато, поэтому побочным эффектом колдовства стало превращение брата в зомби и появление страсти к мозгам. Надо ли говорить, что первым лакомством новоиспеченного зомби стали мозги священника, обвинившего его в колдовстве.

Дон Родриго слагал легенды о схватках с Великим Инквизитором. Его рассказы больше походили на театральное действие, он наряжался в черный плащ с алой подкладкой, размахивал шпагой, сверкал красными глазами и так расходился, что в итоге принимал истинный вампирский облик, летал под потолком, скалил клыки, шипел на всех и гадил на вековые гобелены.

Если воспоминания о былых подвигах сопровождались выпивкой, заканчивал дон Родриго тем, что пытался изгнать из гроба деда Лугоши, за что получал по темечку припрятанной в недрах гроба сковородой-фетишем. Вырубался Родриго крепким вампирским сном в одном из гробов похоронного бюро, иногда забывая вынуть из него готовящегося к погребению покойника.

Дедушка Лугоши не отличался многословием. Его коронная история была о том, как он водил за мошон… кхм, за нос профессора ван Хельсинга, притворяясь графом Дракулой. Сам Дракула в это время гостил в женском монастыре на итальянском побережье. Лугоши во имя загробной дружбы позволял профессору каждую ночь протыкать себя осиновым колом, чтобы на следующую ночь опять восстать со злобным смехом и кровью девственницы на клыках. Откуда же несчастному профессору было знать о силе чугунной сковороды.

Бабушка Хейд любила рассказывать о житье-бытье до того, как связалась с псевдо Дракулой-хренакулой и окружила себя этим адопарком. Историй о шабашах на горе Броккен набралось столько, что из них можно было бы собрать книгу. Книга на самом деле уже существовала, но содержала сцены столь откровенные, что Хейд наложила на рукопись заклятие. Теперь никто, в том числе она, не могли книгу обнаружить. Дед Лугоши постоянно пытался ее найти, но находил только похабные стишки Николая Васильевича с иллюстрациями к ним от Малкольма.

Саломе обладала такой богатой фантазией, что предпочитала рассказывать не о том, что было с ней, а о том, что будет с другими, поэтому открыла гадальный салон. На картах, кофейной гуще и даже на птичьих внутренностях она предсказывала клиентам судьбу. Устраивала и спиритические сеансы, благо в загробных душах недостатка не было, и умерший от чумы сапожник запросто мог притвориться чьи-то почившим мужем или даже духом любимой чихуахуа, если уж так надо.

Семья росла, росли и истории. С появлением Сета они обещали умножиться. Старый же дом тщательно сохранял их в себе и берег от самого страшного, что могло случиться с воспоминаниями, – забвения.

Глава 4

Пуще всего на свете бесенята любили сказки. Сырым мясом не корми, дай сказки послушать. Наизусть уже знали «Адушку», «Черноснежку и семь смертных грехов», «Короля без кожи», «Кровавый ключик и другие приключения деревянного идола».

Однажды Дон Родриго решил проверить Сета на вшивость и без предупреждения затолкал в одну из детских спален, снабдив только перевернутым распятием. Близнецы Азазелька, Бегемотик, Левиафанчик, Селена, Вербена и Пэйн ждали сказку. Шесть милых кудрявых головок торчали над одеялом, но только одна пара ног высовывалась из-под одеяла, и лишь одна пара рук теребила его кончик. Сет сглотнул.

Близнецы требовали историю про приключения, месть, драки, любовь, адские пытки, но чтобы без морали и со счастливым концом. Они улыбались Сету во все шесть пастей с острыми зубками, и думалось парню, что одним распятием он не обойдется.

– Расскажи, как вы с Леей познакомились, – потребовали близнецы. – Только рассказывай по сказочному.

– Сижу я однажды в баре… – начал Сет.

– Так не по сказочному! – клацнул зубами Левиафанчик.

– В давние-стародавние времена, – обливаясь холодным потом, продолжил Сет, – менестрель зашел в трактир промочить горло после долгого выступления. Но житья не было ему от фанаток. Пива выпить не мог менестрель без того, чтобы не напали на него суккубы в облике прекрасных дев. Не знали коварные дьяволицы, что в сердце менестреля поселилась дева с волосами, как аметист, фиолетовыми. А знали, так порвали бы ее…

– Не смогли бы! – заверил Азазелька. – Лея та еще злыдня.

– Да, это была Лея – прекрасная дочь ночного охотника и лесной колдуньи. Так ее порочная красота глубоко запала в темное сердце менестреля, что вознамерился он во что бы то ни стало влюбить ее в себя!

– А почему сердце было черным? – спросила Селена.