Лан-Эа, властитель небес. Том первый

– Не знаю точно, может лет пятнадцать, – отозвался я и отвел взгляд в сторону, не желая больше рассматривать себя в гранях глаза авитару. – Всегда было сложно сделать соотношение времени, кое течет на Земле в Солнечной системе, и в системе коредейвов, где я учился.

– О! Так вы совсем дитя, мальчик, – протянул с особой теплотой в голосе Чё-Линг, поразив меня тем, что мог ее выдыхать. – Его ясность так и предположил, что вы дитя еще. Но вмале, вмале саиб все изменится, и, вы станете учеником его ясности прабхи Ларса-Уту, вам выберут доброе имя, окружат заботой, теплом.

Теперь я слышимо хмыкнул, и, уставившись на экран в стене, или, все-таки, квадратное из прозрачного материала окно-иллюминатора, увидел черную даль космоса расчерченного розовыми лучами небесного светила системы Филеи, Кизик. А потом все же пояснил свой хмык:

– Просто этот ваш клиномордый, Этлиль-Ка, тоже хотел сделать из меня чатра, воспитанника, – и днесь воспроизводя его молвь, в точности дополнил, – чатра обладает мощными способностями даятеситя. Понеже мы с ним сможем противопоставить их сообща Ларса-Уту, позднее вступив в сотрудничество с гиалоплазматическими созданиями, воспротивившись политики амирнарха и обобщенно Веж-Аруджана.

Я сместил взгляд с иллюминатора на авитару, стараясь понять, что он об этом думает. Ибо сам я уж и не знаю, по какой причине, никак не хотел становиться воспитанником Этлиль-Ка, предпочитая, все же, встретится с таким нежным, и как мне показалось мягким, в общение Ларса-Уту.

– Чокашь, тында, предатель сей Этлиль-Ка, уж я вам доложу, саиб, – вновь переходя на глухое рокотание гнева, протянул Чё-Линг, и усы его, перестав дрожать, неподвижно замерли. А мгновением погодя белый луч света внезапно пронесся прямо перед иллюминатором нашего летательного аппарата, точно разлиновав и сами розовые лучи Кизик. И в следующий момент наше судно ощутимо вздрогнув, остановило свое движение в направление приближающейся планеты, смотрящейся густо опутанной белыми мохнатыми облаками. Ощутимый толчок и само пространство с расположенной справа Риньяк резко сместилось влево, видимо, аппарат развернуло. И дотоль наблюдаемая черная бархатистость космоса заместилась серо-голубой синевой, точно планета резко качнулась в нашу сторону, теперь набухнув, укрупнившись лишь своим одним боком, сине-бурые пласты которой скрывали все те же густые кучные облака. Еще морг, и, судно, вновь, дернувшись, ощутимо и достаточно быстро понеслось в направление Риньяк.

– Да, похоже, саиб у нас совсем мало времени, – раздумчиво произнес Чё-Линг, и, опершись двумя руками о поручни стула, с легкостью поднялся на ноги, зрительно подперев головой потолок помещения. – Охранные системы Филеи нас все же засекли, – продолжил пояснять он, – наше судно, праямлет, своим внешним видом напоминает метеорит, абы является рекогносцировочным. Поелику отражает от собственной поверхности лучи охранных систем, этак, выдавая себя за небольшой по размеру метеорит, оный не может навредить обобщенно планете. Обаче сами системы постараются скорректировать траекторию его полета, коль она будет нести угрозу. Но в нашем случае праямлет направлен на континент Каламат, омываемый водами Силайского моря, где проживают горнорабочие дорийцы. Единственно охранные системы может смутить направление к граду Верда, ведь там проходят, в сей период времени, ярмарочные месяца. Понеже они могут самую толику подправить полет и тока. – Он говорил не столько даже для меня, сколько сам с собой, неотрывно глядя сквозь иллюминатор, – на Риньяке два континента, Каламат, где живут существа, да человеческие виды, и, Лакия, населенная агисами, на мой взгляд, мало чем отличимых от тех, кто на них трудится. И вовсе не ясно пошто их давеча тарховичи вывели в высокоразвитую расу, весь срок конфликтуют со всеми, плодят всякие заговоры, скрывают всевозможных предателей. Дрянь, а не раса.

Чё-Линг, впрочем, не договорив, смолк, так как наше судно внезапно закрутило по кругу и перед моим наблюдением замелькали не только синие пласты неба в кучных облаках, но и приближающийся бурый пласт, мгновенно надвигающейся планеты. Багряный широкий столп света неожиданно просквозил впереди иллюминатора, оставив после себя легкое дымчатое полотно, которое опутало с наружной стороны прозрачный его материал, пригасив яркость красок даже для моих глаз. И тотчас на помосте, где располагались устройства и оборудования, разноцветные тона сменились на ярко-красный цвет, не только в вытянутых, круглых, квадратных клавишах, но и в приподнятых, вдавленных стеклянных трубках с покачивающейся жидкостью, световых пучках и даже тончайших стрелках, шариках, крупинках света.

– Чокашь, пожалуй, у агисов появилась более совершенная система охраны, абы они нас взяли под контроль, установив как судно, – протянул Чё-Линг и неожиданно гаркнул, точно заговорив на другом языке, так что я от сей неожиданности подпрыгнул в кресле, переведя на него взгляд.

– Упреждая какие-либо действия, сообщаем, что руководство вашим праямлетом, незаконно вошедшим в систему Филеи, посетившим спутник Хияк и направляющимся к планете Риньяк, приняла на себя филеийская охранная система, – послышалась, словно из помоста, очень громкая речь, и в голосе говорившего я услышал легкий металлический отзвук.

– Почему они говорят по перундьаговски? – удивленно спросил я, переводя взгляд на стоящего авитару, ибо мелькание в иллюминаторе за дымчатым, багряным светом не прекращалось, ровно нас продолжали крутить.

– Эт же язык межрасового общения, – откликнулся Чё-Линг и теперь повернул в мою сторону голову, сосредотачивая взгляд своих фасеточных глаз на мне, – кто ж знает язык агисов, кому он нужен. Обаче, саиб, послушайте меня, нам с вами надобно покинуть праямлет. Я одену вам на лицо видамбану, через нее вы сможете дышать, одновременно, сомкнув обзор. И мы с вами спрыгнем.

– Куда спрыгнем? – испуганно спросил я и едва дернул взгляд в направление иллюминатора, где в багряных парах уже значимо проступали какие-то участки планеты, то ли суши, то ли воды. Чё-Линг, впрочем, так и не ответив, торопливо шагнул к моему креслу и слегка наклонившись, подхватив меня подмышки, поставил на ноги. Одна из его рук, внезапно свершила вращательное движение, точно втягивая внутрь пальцы и кисть, и явила прозрачно-бурую воронку. Края, которой также резко дернулись в мою сторону, точнее к лицу, прямо-таки, втянув вглубь себя не только кожу, но и глаза, нос. И тотчас боль от сего движения просквозила, вроде резкого удара воздуха, оный я, пожалуй, и не сумел толком принять, лишь вскрикнул, да лишился чувств.

Глава девятая

Густая тьма сейчас сразу сменилась на небольшой цилиндрический предмет с заточенным нижним концом и веревочкой сверху, которая подхлестывая, приводила его во вращение. Сине-фиолетовая поверхность наблюдаемо выплыла из вращения этого предмета и расширилась до нескончаемых пределов, которые я не столько не смог, сколько не успел охватить. А кучные нагромождения буро-зеленых облаков газа сформировали горные кручи, угловатые вершины, длинные струи и полосы, закручиваясь вокруг меня, точнее моего перламутрово-серебристого сознания. Абы я не просто лишился чувств, а вновь отправился в путешествие, даятеситя, как его величали Ларса-Уту и Этлиль-Ка, находя в этом, что-то вельми достойное и уникальное.

Впрочем, в сей раз, несмотря на сильное кручение моего сознания (что также случалось не редко, ибо я не всегда летел, порой падал, как упомянутый на Риньяке Чё-Лингом метеорит), я сразу понял, что направляюсь не в систему коредейвов Паньгу и их центральную планету Невель, а в какое-то иное место. Потому как не увидел я на привычной для меня синей поверхности космоса, две яркие красные массивные звезды, вокруг которых удаленно двигалось не только множество планет, небесных тел, но и поместилась красная с тусклым светом небольшая третья звезда.

Вспять того закручивания я глубоко вздохнул и словно пройдя сквозь кучные нагромождения буро-зеленых облаков газа, прыгнув вниз, приземлился ногами на каменную серо-голубую поверхность, слегка присев. Оно как внезапно болью отозвалась моя спина, и, пожалуй, что заныл точно ударенный нос.

Я медлил совсем немного, справляясь с болью, а после подстегиваемый любопытством, выпрямился и огляделся. Скалистые серо-голубые горные гряды, собранные из рыхлых каменно-ледяных глыб, окружали со всех сторон мощное и достаточно ровное плато. Каменистая почва, которого, была изрыта глубокими узкими рытвина и округлыми впадинами. Сама поверхность гор и земли, флуоресцируя, принимала голубоватую окраску. Придавая и расположенным на плато отдельно стоящим многочисленным конусообразным строениям, ровно сотворенным изо льда, прозрачно-голубоватый цвет. Их еще более высокие шпили, кажется, упирались в черный небосвод, раскинувшийся над этой частью планеты или спутника, едва оттеняемый по краю голубоватыми лучами, в оных просматривались небольшие, почти иссиня-черные, низко нависающие круглые небесные светила, чьи поверхности созерцались во впадинах, узких каньонах, и даже возвышенностях. Среди тех многочисленных спутников и планет особой яркостью выделялась занимающая почти половину свободного пространство неба массивная звезда голубого свечения, только имеющая не круглую форму, а ровно усеченную на треть с покореженными краями, возле которых виднелось и вовсе крошево синих пятен.

На этой планете или спутнике я был впервые, ощущая к собственному удивлению ее точно ледяные скалы и грунт, чувствуя плывущий кругом холод и даже легкое покалывание ледяных крупинок на губах. Внезапно позади меня, что-то слышимо засвистело и я, резко оглянувшись, увидел движущийся в мою сторону громоздкий космический аппарат, с довольно длинным и уплощенным корпусом, точно собранный из отдельных стыковочных сегментов. Заостренный нос судна был утыкан множеством мельчайших белых глазков, выбрасывающих вперед световые полосы и будто ощупывающих ими саму поверхность планеты, на которой я находился. Ярко-синего цвета корпус имел красные широкие полосы по собственному дну, из оных торчали какие-то угловатые патрубки порой выпускающие белый дым.

Да только на это судно я толком и не смотрел, ибо все мое внимание сосредоточилось на двигающейся за ним и увеличивающейся в размерах водной волне. Черная с легким перламутровым дымком, то ли так прикрывающим ее, то ли всего-навсе летящим впереди, та волна наблюдалась густой и вязкой, словно в отличие от воды обладала тягучей тяжестью. И двигаясь направлена на меня и в след улетающего космического аппарата, зримо укрывала своим водным, густым покрывалом поверхность планеты, одновременно, смыкая той перламутрово-черной густотой и сам небосвод.

Впрочем, я видел как внутри той непонятной субстанции, сравнительно небольшие существа сизо-черные со сплюснутыми, дугообразными телами покрытые тонкими, ровно когти, конечностями, слеплялись во что-то целостное, единое. Поелику само вещество в тех местах густело, пузырилось и растапливало ледяные бока скал и гор на планете.

Судно пролетело прямо надо мной, однако достаточно высоко. Хотя я четко расслышал его свистящий гул, а из угловатых патрубков дна прямо на меня плеснулись белые, горьковатые пары. Да только я не обратил внимания на дым, так как неожиданно, нагоняя судно, перламутрово-черная густая субстанция ударила меня прямо в грудь и лицо. И я, забывая, что всего-навсего сознание, коему невозможно навредить, от испытанного ужаса, закричал. Впервые испугавшись и растерявшись, ибо с таким никогда не имел дела. А после, также сразу свернув крик, глубоко вздохнул, только не носом или ртом, а ровно всей поверхностью своего перламутрово-серебристого сознания, и, качнувшись в том вязком и пузырящемся возле меня веществе, ощутил успокоение, тепло, да тотчас сомкнул глаза, стараясь понять, что со мной происходит.

Да только я это зря сделал. Ибо порой смыкая глаза, или только гася в них яркость, я неизменно возвращался в собственное тело.

Вот и сейчас стоило перламутрово-черной воде, сменится на плотную тьму, как само пространство передо мной пошло зябью, в котором меня не качнуло, а словно срыву бросило вниз. Посему я, ощутимо пролетев какое-то неопределенное время, резко упал на, что-то твердое, и от боли в спине, руках, ногах и голове, громко вскрикнул. А уже в следующий момент услышал бархатистый голос Чё-Линга, сказавшего:

– Саиб, саиб, успокойтесь не кричите. Да, что с вами происходит такое? Тише, тише… – вельми ласково произнес авитару, и я даже не подозревал, что он может говорить так нежно и тихо, полностью убрав из голоса какое-либо недовольство.

Я тяжело выдохнул через нос. Ибо мне показалось, что я как-то сразу разучился дышать обычным образом, а после, немного приоткрыв рот, сухими губами отозвался, стараясь пояснить произошедшее:

– Это даятеситя, – потому как мне почудилось Чё-Линг уж очень взволнован.

– Это у вас так даятеситя проявляется, конвульсиями, болями и криками? – переспросил он меня, и я, желая все объяснить, наконец, открыл глаза. Да тотчас вновь вскрикнул, теперь, впрочем, не от боли, а от страха. Потому как вместо Чё-Линга с его веретенообразным туловищем, покрытого панцирем, головой шаром и расположенными на ней фасеточными черными глазами увидел иное создание, воззрившееся на меня узкими глазами с желтыми радужками, где вместо зрачков наблюдались лишь всплески сизого цвета. У этого создания уплощенное, округлое лицо с низким переносьем и приплюснутым носом, поражало вспять того массивными скулами и округлым с малой выемкой в центре подбородком. Над полными коричневыми губами росли густые черные усы, огибающие уголки, спускающиеся к подбородку и свисающие с него короткими прядями, увешанными мельчайшими желто-прозрачными камушками. Такими же густыми, огибающими уголки обоих глаз были брови, и тут на кончиках увенчанные подобными камнями. Черные, жесткие волосы, стыкующиеся на лбу с бровями, пролегали по голове в виде узкого вертикально стоящего гребня, завершающегося на затылке. Вся остальная часть головы была лысой и покрыта тонкими черными полосами, на которых располагались переливающиеся желтым светом очень мелкие символы. Кожа создания почти желтая с легким бурым отсветом состояла из мелких чешуек и смотрелась очень сухой. Высокий, крепкий с широкими плечами, торсом и выпирающими мышцами, вельми ребристыми, двумя руками и ногами. Он сидел возле меня на корточках, одетый в распахнутую, короткую и без рукавов, коричневую рубашку, такие же легкие, узкие белые штаны, кои на голени образовывали многочисленные складки, то ли заправленные в мягкие сапоги, то ли стыкующиеся с ними во, что—то цельное.

– Ты, кто? – спросил я, смыкая свой крик, и с волнением уставился в лицо создания.

– Это я, Чё-Линг, не волнуйтесь, саиб, – торопливо отозвалось создание бархатистостью голоса авитару, приводя меня еще в большую тревогу. – Я просто принял свой настоящий образ, сняв защитный панцирь, – дополнил он, и я в ответ прерывисто выдохнул, успокаиваясь.

– А руки? – вновь задал я вопрос, рассматривая новый образ авитару Ларса-Уту.

– У меня две руки на самом деле, а сие токмо вспомогательные конечности, оными я пользуюсь при необходимости, – пояснил он, и слегка наклонив на сторону голову, блеснул оранжевыми камушками, что полностью укрывали собой кожу на ушных раковинах, формируя ровную полосу. Сами уши у Чё-Линга были оттопырены, и располагались к височной кости головы под прямым углом. Я сместил взгляд с его лица и глянул на синюю дымчатость неба, словно надвигающейся на планету ночи, справа слегка загороженной широкой и длинной веткой, почти белесого цвета, не имеющей листов и лишь покрытой короткими красными шипами.

Авитару протянул в направление моего лица правую руку и шестью короткими пальцами, где присоски заместились мягкими подушечками, да желтыми круглыми ногтями, нежно провел по лбу, щекам и носу. Тем, доставив мне вновь зудящее нытье, будто нос у меня все же сломали, а на коже вскрыли все и сразу мокнущие пятна, пузырьки, узелки и жилки.

– А… больно, – простонав, пояснил я, и опять глубоко вздохнул, а Чё-Линг рывком убрал от моего лица руку. Посему и боль, теперь немного приглушив собственную мощь, лишь оставила жжение в спине на месте раны и нылое, скрученное состояние в конечностях, видимо, перед тем подвергшихся судорогам.

– У вас, саиб, всегда столь болезненно проходит даятеситя? – спросил авитару, и, медленно переместившись с присядок, сел напротив, оставив, впрочем, в наблюдении всего меня. Я в ответ лишь кивнул, подумав, что его вопрос не требует пояснений, ибо он и сам все пронаблюдал.

– Просто я не человек, – все-таки, откликнулся я, желая обсудить то, что слышал, от собеседника Этлиль-Ка. – Перед тем как меня отправили на скит-гору спутника Хияк, я слышал разговор этого Этлиль-Ка и еще кого-то. И тот второй он сказал, что я даже не существо, а по структурной сложности генома, скорей всего, создание. Сказал, что у меня отсутствует ряд органов, костей скелета, мускулатуры, а жировая, соединительная масса в целом имеют особое структуру непонятного ему вещества. И кровь моя наполнена вирионами, – однако я резко прервался, боясь досказать, то, что говорил тот второй дальше. Боясь, что коль об этом узнает Чё-Линг, то бросит меня тут и не отвезет к Ларсу-Уту.

– Да, его ясность, это также предположил, – успокаивающе сказал Чё-Линг и широко улыбнулся, явив желтые, широкие зубы, в центре каждого из которых переливались ярко-белые треугольный камень.– Предположил, саиб, что вы не человек, а нечто уникальное, абы обладаете способностями даятеситя. Да и коль, говорить откровенно, вы совсем не похожи на людской род, лишь общие данные, кои обаче присуще многим видам живых созданий и существ Веж-Аруджана, – добавил он, продолжая сверкать своими зубами и камнями в них, да ушах.

– Он тот второй, посему и не вынул из раны древко, сказал, что побоялся мне навредить, – дополнил я, ибо сейчас вот так возлежа на спине, почти и не ощущал той боли, только жжение.

– Вы уж потерпите, саиб. Днесь стемнеет, и мы войдем в град Верда, – протянул авитару, погасив улыбку и сияние камней в зубах, сведя вместе губы и, кажется, перестав ими шевелить. – А там я уверен за нами вмале прилетят. И то благо, что нас охранные системы перехватили вблизи от Верды, и поколь вы были без чувств, я вас донес до сего места. А тутоньки ужо рукой подать до града, – продолжил он говорить, все также неспешно. – Но мы не станем рисковать, сейчас покамест отсидимся. Касаемо раны, так и добре, что лекари агисов вас не тронули. Уверен, вам сумеют помочь в Научном Ведомстве тарховичей. А там гляди-ка, ежели, его ясность, попросит и сам пречистый гуру осмотрит. Яснее ясного осмотрит, ибо его ясность скорей всего свяжется с Ананта Дэви, абы тот явно в вас заинтересован. А днесь токмо потерпите и все.

Я вновь кивнул, и, упершись ладонями в землю, принялся медленно подниматься, дабы сесть. Чё-Линг моментально подскочил на корточки, и, протянув ко мне руки, подхватив подмышки и спину, придержал, одновременно, помогая сесть и прислониться к широкому стволу дерева позади. И стоило мне усесться, как передо мной открылась очень даже красивая местность.

Мы, очевидно, находились на возвышение, пологим склоном, входившим в широкую долину, по центру которой протекала река с не менее поразительным сине-багряным отсветом воды. Множество плоских коричнево-черных ребристых крыш низких домиков укрывали саму долину, формируя местами, прямо-таки, плотные их сгустки, а порой разделяясь серыми полосами улиц. Синий небосвод местами еще был разлинован розовыми полосами, и потому легкий такого же цвета дымок вроде плыл над поверхностью земли, тут поросшей низкой, мягкой на ощупь, с красноватым отсветом травой создающей сплошной покров. Не высокие деревья с белыми стволами, ровно расчерченных продольными и тут оранжевыми полосами, имели широкую раскидистую крону, где ветви местами покрывали красные, короткие шипы, и мясистые багряные листья, такие длинные и узкие, висящие на значительном промежутке друг от друга, и только на толстых ответвлениях. Деревья густо росли по склону возвышения, спускаясь и в саму долину, впрочем, там, как-то сразу замещаясь домишками. В этом лесу пахло такой сладостью, словно цвело, что-то очень рядом, и негромко перекликались между собой какие-то птицы, выводя, то пронзительное тю… тю, то короткое, обрывистое цво… цво.

От этой ощутимой сладости внутри меня, так-таки, отозвался болью голода желудок, в нем не просто, что-то бурчливо заохало, но и пискляво взвыло.

– Есть хочу, – незамедлительно поддерживая то желание, молвил я, однако все еще ощущая слабость в ногах и руках.

– Потерпите, саиб, совсем чуточку, скоро стемнеет, – также скоро и явственно обеспокоенно сказал Чё-Линг, все поколь придерживая меня под спину. – Мы войдем в град, и я вас сразу накормлю и напою, – он это добавил с таким трепетом в голосе, да, наконец, выпустив мою спину из объятий и сам, сместившись вправо, сел подле, прислонившись к стволу дерева, возвышаясь надо мной своим не малым ростом.

Я приподнял голову, чуть скосил глаза, рассматривая его новый образ, а, после, не скрывая собственной заинтересованности, ибо все время жаждал знаний, спросил:

– А куда ты дел свой защитный панцирь?

Чё-Линг слышимо усмехнулся, и, растянул в широкую улыбку свои полные, коричневые губы, одновременно, качнув мельчайшими желто-прозрачными камушками на коротких прядках усов свисающих с подбородка, неторопливо принялся пояснять:

– Я биоэлектромеханическое создание. Мой геном наполнен не только информацией биологически живого создания, в него вписаны электронные и механические компоненты. Таких, как я в Веж-Аруджане более не существует. Когда-то амирнарх Раджумкар Анга Змидра Тарх, возглавляющий Великое Вече Рас, создал нас таких пятерых и подарил представителям высокоразвитых рас, как авитары. Мои собратья в ходе тех или иных событий, военных действий, стычек погибли. Я же достался в свой срок, абы был создан последним, Ананта Дэви, кой передал меня своему воспитаннику, его ясности, прабхе Ларса-Уту.

Глава десятая

Спустившись с возвышения в долину, мы остановились на краю леса, где позади в относительной темноте, или все же в отношении моего зрения черноте, стояли невысокие деревья, сейчас слегка покачивающие на себе длинные, узкие листья и поскрипывающие белыми ветвями, расчерченными оранжевыми полосами. Сгустивший краски, до черного с просинью, небосвод, кажется, наполнялся изнутри красноватыми продольными полосами, вроде его все еще освещала звезда Кизик.