Отправив письмо, я поняла, что устала, пока разыскивала сайты о ритуальных убийствах. Причем моя усталость была больше морального плана, чем физического. Подробности кошмарного прошлого мира, в котором я живу, плохо сказались на мне. Я была слишком впечатлительной для отвратительных описаний жертвоприношений одними людьми других.
Конечно, мне еще следовало разыскать новые сведения о демонах и о символах, но пока я решила отложить это мероприятие до вечера или завтрашнего утра. Оставалось надеться, что мой след не удалось засечь какому-нибудь случайному демону, проходившему мимо гостиницы. Я не представляла, чем стану сейчас заниматься и что могло бы вытеснить из моей памяти все то, что свалилось на меня за последние несколько дней.
Читать мне уже не хотелось: ни теорию музыки, ни теорию черной магии. В лифте я вытащила медальон на свет и принялась его рассматривать с еще большей тщательностью. Ничего нового на медальоне не появилось и это разочаровало меня, хотя глупо было бы надеяться, что там я увижу ответ на свои мучения.
В номере я прикончила половину клубничного пирога, запив это нескончаемым количеством чашек чая, оправдываясь полученным стрессом.
В таком виде и застали меня мои друзья, вернувшиеся с прогулки с очередной дюжиной пакетов и сумок, пока я дожевывала пирог и мечтала заполучить еще такой же. Вероника вздыхала и охала, беспокоясь за мою фигуру, но мне было совершенно все равно.
Когда ты чудом остаешься в живых после нападения одного из самых страшных существ на свете, а потом выясняешь мерзкие подробности, сопутствующих свиданиям с неземными мужчинами помышляющих вырвать твое сердце, то перспектива поправиться на килограмм или два вызовут разве что кривую улыбку.
Вена так и осталась для меня городом, символизирующим смерть и спасение одновременно. Вероника с Мишей несколько раз умудрились вытащить меня из номера, недоумевая, почему я столь странно реагирую на их приглашения.
Вена, такая прекрасная, музыкальная и величественная, наполнилась демонами всех возрастов и размеров, угрожающих уничтожить меня. От этого и правда можно было сойти с ума, но я надеялась, что с моим отъездом в Россию все закончится и вся мистика земного шара не будет способна достать меня.
Теперь я могла с уверенностью сказать, что, к моему огромному сожалению, любовь к путешествиям бесследно испарилась, не успев, как следует, прижиться в моем возвышенном (ха-ха!) и таком одиноком сердце. Если по дороге в Австрию я тешила себя планами и надеждами на то, что теперь уж все будет иначе, чем всегда и я начну откладывать деньги на следующую поездку, ну, скажем, в Прагу, то теперь меня грызло желание засесть в моей квартирке и никогда оттуда не выходить.
Не могу сказать, что это желание далось мне легко. Я не могла скрыть своей досады на сложившиеся обстоятельства и на то, что моя душа не принадлежала мне целиком и полностью. Как я могла бы быть уверена в ее сохранности, если газеты, телевидение и интернет вещали о преступлениях, имевших ко мне самое прямое отношение?
В общем, теперь я совсем не была уверена в своем будущем, как и не знала, как долго этому будущему суждено продлиться. Гостиница стала моим временным убежищем на пути к добровольному отшельничеству в городе на Неве. Оставалось без приключений добраться в Россию, а потом, может, и в Украину, поближе к бабушке с дедушкой, которые смогли бы помочь мне хоть чем-нибудь, поведав о моей таинственной прабабушке. Ее я не знала. Она умерла несколько лет назад, не жалуясь на какую-то конкретную болезнь. Перед этим прабабушка прожила целых сто два года, удивляя своим долгожительством и бодростью.
Скорее всего, мне не суждено прожить целый век. Такой щедрости мне точно не видать, учитывая обстоятельства, заставившие меня думать о позорном бегстве из Вены.
Даже невероятная весть о том, что Миша достал для меня билет в Венскую оперу, не оглушила меня. Всего неделю назад я бы прыгала до потолка, а потом бы накинулась на Мишку с Никой с поцелуями, поклявшись им в вечной дружбе и любви. Было стыдно, очень стыдно, что я не смогла как следует передать всю степень моей благодарности за щедрые подарки, что преподносили мне мои друзья. Таких друзей поискать! И пускай Ника рядит меня в наряды от ведущих кутюрье и пропагандирует светский образ жизни, я никогда не откажу ей в этом.
Но теперь, когда за каждым углом мне виделось чудовище с кинжалом, не говоря уже о темной огромной зале Венской оперы, жертвы, на которые я шла, подчиняясь Вероникиному вкусу, казались мне смехотворными. Я бы с радостью надела все серьги в уши, нос и брови, что носят папуасы, пообещала бы никогда не снимать тяжелой бижутерии с щиколоток и запястий, гордо вышагивала бы на пятнадцатисантиметровых каблуках, лишь бы Ника с Мишей не смотрели на меня с обидой, почему это их подруга вздумала отказываться от билета в театр!
Как бы я объяснила им свое смятение и панику, вообразив, что за мной следят холодные глаза убийцы, жаждущего принести меня в жертву?
Нет, с одной стороны, мне хотелось в оперу. Я страшно истосковалась по настоящей музыке. Но мой инстинкт самосохранения делал из меня настоящего зайца, позабывшего, что перед норой растет грядка с морковкой, если рядом с этой грядкой притаилась лисица. Мне было стыдно и перед самой собой, и перед друзьями. Видение обоюдоострого ножа слишком живо маячило в моей памяти, как и безжалостные слова Стефана, чтобы я могла вот так просто и безрассудно отправиться навстречу неизвестности.
Пришлось таки взять себя в руки, обругать последними словами и, залившись успокоительными, отправиться в оперу на прослушивание симфонического оркестра. Надо было видеть мое настороженное лицо и заплетенную косу, обернутую несколько раз вокруг головы, а также мое длинное черное платье с жемчужным ожерельем, чтобы принять за молодую вдову судостроительного магната, прибывшую в театр без привычной охраны.
Как я не пыталась настроиться на прослушивание музыки, я все время смотрела не на сцену, а куда-нибудь в сторону, разглядывая партер, ложи и верхние ярусы, с ужасом замечая какое-нибудь красивое мужское лицо. Я украдкой рассматривала каждого, кто мог бы оказаться злодеем-демоном, но все претенденты на злодейство смотрели на сцену, не буравя меня колючим или искушающим взглядом.
Успокоиться мне удалось только в самом конце музыкального вечера, и его остаток я провела в более-менее хорошем расположении духа.
Впрочем, стоило мне выйти в фойе театра, как я поймала заинтересованный взгляд высокого шатена, облаченного в смокинг. Он так и просиял улыбкой, но тут же эта улыбка сползла с его холеного лица, потому что странная девушка, поймавшая этот взгляд, побледнела и попятилась к выходу.
На улице она (то есть —я!) снова принялась оглядываться, пока не очутилась в такси, бросившись к подъехавшей машине словно фурия, оттолкнув стоявшую рядом с дорогой даму в роскошных мехах и бриллиантах.
Заливаясь краской стыда и отчаяния, я пробормотала нужный адрес, а сама сжалась в комок на заднем сиденье. Я не узнавала саму себя. Со мной произошли невероятные события, но теперь мне все-таки было необходимо собраться и волевым усилием прекратить издеваться над собой и окружающими. В любом случае, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Тот мужчина в фойе не был демоном, теперь я это поняла, но это только усугубило ситуацию.
Я сжала кулаки.
Либо я сойду с ума, превратившись в безумное и жалкое создание, прячась от людей, либо заставлю себя измениться и дать отпор собственным страхам, пусть даже и не беспочвенным. В конце концов, надо было благодарить судьбе, что мне встретился Стефан, а не другой демон, который не давал никаких клятв и обещаний посторонним.
Лучше думать о том, что я смогу сделать для того, чтобы предотвратить новые убийства, а также, свое собственное. Но не таким путем, что я избрала, засев в гостинице, а прорабатывая новые факты. Я заставила себя вспомнить о тех бедных женщинах и девушках, что закончили свою жизнь под ножом десятков неизвестных мне (и известных) демонов. Это придало мне сил для борьбы.
Поэтому, оставшиеся два дня я провела в постоянных разъездах по Вене и по ее пригородам, вместе с моими друзьями. Мы ходили в кино, по магазинам, сидели в кафе, дегустируя то горячий шоколад, то кофе, то капучино, заедая это разнообразнейшими десертами.
Я бесстрашно, насколько у меня хватало отчаяния и дерзости, бродила по городу, строя глазки самым красивым юношам и мужчинам, которых могла обнаружить под шарфами и шапками, а также в гостинице, в ресторанах, пивных барах и, напоследок, в аэропорту.
Да, эти два дня ознаменовали рождение новой Олеси, шаг за шагом преодолевающей собственное «Я». Уже в самолете я сделала для себя несколько выводов.
Оказывается, я научилась знакомиться с людьми, а точнее, с противоположным полом, причем довольно успешно. Также, я получила возможность завязать несколько романов сразу, но так и не воспользовалась этим искушением. И, самое последнее, так и не встретила ни одного демона, даже самого захудалого, который бы попытался выкрасть мое сердце.
В поисках истины
Моя комната встретила меня тишиной и тем самым привычным уютом, которого мне недоставало в поездке. Футляр со скрипкой лежал на столе, т. е. там же, где я его и оставила. На всякий случай я заглянула под кровать и в шкаф, но и там было все по-прежнему. Возможно, я перебрала с самовнушением, но мне даже стало немного обидно, что ни один демон не попытался подстеречь меня, чтобы приступить к игре, уже мне знакомой.
Я оставила чемодан на полу, даже не распаковав его, бросилась к телефону, чтобы немедленно связаться с Киевом. Короткие гудки сразу сообщили мне, что телефонная линия занята, хотя ожидание грозило вот-вот меня доконать своей длительностью. Чтобы как-то убить время, я пошла на кухню, чтобы сварить себе кофе.
В соседней комнате повизгивала довольная Ника, рассказывая кому-то по телефону, как она замечательно съездила в Австрию.
Я даже немного позавидовала ей, что в ее сердце не живет столько музыки, сколько в моем. Не то, что я бы хотела поменяться с ней местами, но мне очень уж хотелось поделиться с ней невероятными фактами моей биографии. Носить в себе такие тяжелые тайны оказывается задача непосильная.
Задумавшись над теорией о человеческом сердце, я не заметила, как кофе покинуло турку и залило плиту, распространив по кухне специфический запах горелых кофейных зерен.
– Олеська, у тебя кофе сбежал! – жизнерадостно крикнула Вероника из комнаты, почуяв запах.
– Спасибо, – крикнула я таким же жизнерадостным тоном. – Я вижу.
Я взяла кружку и насыпала туда ложку растворимого кофе и две ложки сахара, залив это кипятком из чайника. Пока чашка с ароматным напитком остывала, я могла продолжить законную борьбу за телефонную связь.
Моя настойчивость, наконец, привела к долгожданному результату и на другом конце провода взяли трубку.
– Добрый день, – произнес знакомый бабушкин голос.
Я улыбнулась в трубку:
– Бабуля, здравствуй. С праздниками!
Далее мы обменялись вздохами и словами радости, пожеланиями счастливого Нового года и так далее. Я рассказала, что только что вернулась из Австрии и была под непередаваемым впечатлением от поездки, поэтому все еще не пришла в себя окончательно.
– Ба, – произнесла я, раздумывая, как бы аккуратнее расспросить ее о моих предках. —Ты помнишь мой медальончик, что ты подарила?
– Конечно, он еще от твоей прабабки достался, – прозвучал ответ. – А что, ты его потеряла?
– Нет, не волнуйся. Просто, просто… – я запнулась на мгновение, соображая, что можно было бы наврать в данном случае. – Я увидела такой же на одной девушке и мне стало интересно, откуда взялся мой медальон. Думала, таких больше нет.
– Странно, – задумалась бабушка. – Мать уверяла меня, что он такой один и есть. Может, приметил кто на тебе, а уж потом и сделал копию. Сейчас же это просто.
– Наверное. Можешь рассказать, откуда у нее появился медальон?
Бабушка вздохнула в трубку:
– Если я правильно помню, то это был подарок от какого-то гостя, который сам смастерил ей его в качестве памятного дара за ночлег.