На темной стороне тебя. Не доверяйте красивым незнакомцам

Если предыдущая книга была целиком построена на христианской доктрине, то эта повествовала о языческих ритуалах, жертвоприношениях, гаданиях, колдовстве и зомбированию. Красочные иллюстрации следовали одна за другой, визуально и подробно объясняя назначение каждого ритуала, магического танца или похоронного обряда.

Я читала ее куда с большим интересом, чувствуя, что добытая отсюда информация могла помочь мне узнать о Стефане. Когда я дошла до середины, дверь приоткрылась и в комнату заглянул Вениамин:

– Мама приглашает к обеденному столу. Ты наверняка проголодалась.

Я отрицательно покачала головой.

– Спасибо, но сейчас не могу. От книги не оторваться.

Веня понимающе растянул рот в улыбке:

– Знаю, с хорошими книгами всегда так. Но я все равно принесу тебе бутербродов.

– Ладно, неси – согласилась я и снова погрузилась в чтение.

Ужасающие традиции племен и народов не могли меня заставить захлопнуть книгу, хотя любому цивилизованному человеку, не чуждому милосердия, претил бы тот жадный интерес, с которым я предавалась изучению написанного и нарисованного там.

– Ну, как? – спросил Веня, в очередной раз появившись рядом со мной с подносом.

– Отвратительно и так же познавательно, – призналась я, показывая на страницу, где яркая иллюстрация демонстрировала жертвоприношение.

Полуголый жрец с перьями на голове и теле, замахивался могучей рукой с обсидиановым ножом на свою жертву – замершего в крике лежавшего обнаженного человека, всего изрисованного ритуальными знаками. Саму жертву с двух сторон держали еще четверо жрецов, чтобы грудь обреченного была подставлена солнцу и опускающемуся лезвию.

– Не то слово, – ответил Веня, заглядывая на страницу через мое плечо. – Не хотелось бы очутиться на его месте. Ты ешь, давай, не стесняйся. Я еще кофе принесу.

Глядя на безжалостного исполнителя воли своего солнечного бога, я вспомнила о собственном опыте, а потом и о высказывании неизвестного мне пользователя на форуме, что даже в наши дни можно услышать отголоски ацтекского культа в убийствах, потрясших половину мира. Я мгновенно покрылась гусиной кожей, страдая от осознания того, что я не могу поделиться с Вениамином жутким фактом моей собственной биографии.

Вторая чашка кофе придала мне сил, а сам Веня уселся рядом, закинув ногу на ногу, и принялся рассуждать на волнующую меня тему с присущим ему хладнокровием и рассудительностью ученого-исследователя.

– Знаешь, Олеся, вот ты думаешь об этих жертвоприношениях, как обыватель. Но только не сердись на меня, – поднял он руки, словно защищаясь. – Я попытаюсь объяснить, о чем я говорю. Несомненно, тебе жаль всех этих несчастных, принесенных в жертву в течение многих тысяч лет на алтари разных религий и верований. Но задумывалась ли ты, что толкало людей на подобные жертвы?

– Слепая и глупая вера? – спросила я, вызывающе.

– В чем-то ты права. Вера, и правда, может быть глупой и слепой. Ведь изначально человек ничего не знал об устройстве мира, ничего не знал о природе и о самом себе. Только страх толкал человека на убийство себе подобных. А почему, спросишь ты меня, – задрал Веня указательный палец вверх. – Только потому, что жизнь человека была самой ценной всегда и везде, и только такая высокая цена была способна умилостивить разгневанных богов. Хотя, иногда приносили в жертву животных, цветы и фрукты, но это не казалось людям достаточно равноценным подношением, потому человеческие жертвы продолжали приноситься в угоду уродливым идолам.

– Православному человеку чужды такие зверства, – убежденно произнесла я. – Наша церковь учит добру и милосердию.

– Ой, ли! – воскликнул Веня. – Ну, допустим, церковь милосердна и всепрощающа. Но если открыть Ветхий завет, то ты обнаружишь там старую, как сам мир, историю человеческого жертвоприношения.

– Это как? – спросила я, удивленно.

– Эх, ты, православный человек, – поддразнил меня Вениамин. – Ладно, шучу. Просто ты забыла, я знаю. Так я напомню тебе! В Библии упоминается следующее: якобы сам бог Яхве требовал себе в жертву всех первенцев, чтобы проявить особое уважение к его могуществу и силе. А как насчет Авраама, готового принести единственного и любимого сына, пускай даже того и подменил Ангел по велению Господа в последний миг?

– Бог испытывал Авраама и его веру, – ответила я. – Он это делал не из любви к человеческой крови, как многие языческие божества, а для укрепления человеческого духа.

– Допустим, – согласился Веня, перекладывая одну ногу с другой. – Зверства язычников были обусловлены их слепым почитанием богам. Причем, это почитание достигало таких высот, что они были готовы жертвовать малыми детьми. История, как и ее сестра – археология, знает множество примеров тому. Вот ты думаешь, что древние греки и римляне были цивилизованными людьми, уважали и любили философию, театр, искусство. А вместе с тем, не гнушались приносить в жертву своим богам человеческие жертвы, а чаще всего – беззащитных детей, причем, зачастую, это были дети из лучших семейств. Считалось, что богам будет угоднее такое подношение. Чем выше по положению ребенок, тем приятнее будет жертва.

Я состроила выразительную гримасу, от которой Веня понимающе усмехнулся и развел руками.

– Не может быть!

– Может, может. Уверяю тебя.

– Какой ужас! Не хочу даже представлять себе этого безумия. Это же отвратительно, – воскликнула я. – Мне совершенно непонятно, что человечество пребывало в тисках суеверий такой долгий срок.

– Оно до сих пор там пребывает, – заметил Вениамин. – Несмотря на все достижения науки и техники, до сих пор случаются подобные казусы. Если раньше замуровывали в стену или в подножие стены строящегося здания живых людей, чтобы оно было прочным, то теперь практикуют это на мелких животных. Кто знает, может и на людях… – голос Вени снизился до шепота. – Где-нибудь в Африке, Перу или Америке сейчас закладывают дом и подыскивают новую жертву. Или, еще лучше пример. В Индии до сих пор существует обряд самосожжения жены покойного прямо с ним на связке хвороста. Покойному то ничего, а вот его вдове куда неприятнее. И далеко не все вдовы бывают столь преданы бывшему супругу. Многих заставляют взойти на пылающий костер, следуя многовековому ритуалу!

Я ошеломленно уставилась на него, но потом увидела, что его непроницаемое лицо вот-вот исказится от ухмылки.

– Издеваешься! – я схватила подушечку и бросила ее в него. – Мне вот совсем не смешно. Ты ведь не знаешь, как это страшно, оказаться в роли избранной жертвы, а если бы хоть раз испытал, то никогда бы не позволил себе шутить на подобные темы!

– Извини, не думал, что тебя так легко вывести из равновесия, – недоуменно произнес Веня. – Еще кофе?

– Да куда уж…

Мы замолчали, разглядывая друг друга. Я, в состоянии паники и тревоги, и он – настороженный и удивленный.

– Я к чему это все рассказывал, – заговорил Вениамин снова. – К тому, что религия не всегда подразумевала жестокость. Точнее, жестокость и насилие не были самоцелью. Единственной задачей было служение богам и неведомым силам, которые управляли человеком. Конечно, люди ничего не понимали в устройстве мира, а потому было проще придумать себе богов и просить их о помощи, чтобы они были милостивы и посылали бы в равных пропорциях дождь, солнце и ветер, ради лучшего будущего, ради хорошего урожая и счастливой жизни.

– Хорошее счастье – на костях других, – проворчала я, начиная успокаиваться. – Но ведь почему-то людям пришло в голову, что богам угодны кровавые жертвы. Почему?

– Я не могу ответить точно. Это вопрос философский и религиозный. Наверное, все потому же, что и всегда. Человеческая жизнь это драгоценность, а что понравится верховному божеству больше, чтобы придти в доброе расположение духа, кусок камня или сияющий алмаз?

– Мне все равно! Я бы обошлась камнем, если бы знала, что никто не пострадает.

– Так это ты! Не забывай, что все боги были ужасными эгоистами и собственниками. Человек был их самым лучшим созданием. Стало быть, и сами боги были достойны этого самого лучшего. Вот и думай, стали бы небожители довольствоваться фруктами.

– Ладно, но если сравнить христианство с язычеством, то будет очевидно, что первое значительно милосерднее.

– Это смотря как его толковать. Если припомнить крестовые походы, сожжение сотен тысяч людей на кострах и изобретение индульгенции, распространение фанатичной веры и насильственное насаждение ее среди других народов, то тут, конечно, я замолкаю… – ехидно произнес Веня, блестя глазами.

Тут он был прав. Нельзя было поспорить с его доводами.

– Да, – неохотно протянула я. – Возможно. И вообще, если взять любую религию, то можно столкнуться с насилием и убеждением толп религиозных фанатиков, слепо верующих в своего бога.

– Вот именно, – зевнул Веня. – Поэтому, к религии лучше подходить с исследовательской точки зрения и ни в коем случае не поддаваться на уговоры сектантов. Мне удобно быть атеистом. Я верю только в некий бесконечный разум и в силу прогрессивной мысли.

Я задумалась.

– Не будучи сильной в религии, я не стану противоречить. Наука спасла миллионы жизней, если взять Яна Флемминга, но и погубила не меньше, если взять Альфреда Нобеля.

Вениамин всплеснул руками, ничуть не собираясь сдавать своих позиций.

– В науке всегда есть место жертвам. Но эти жертвы приносились ради пользы и достижения блага. Ученые жертвовали своим здоровьем, своими и чужими жизнями, чтобы победить голод, смерть и войну. И причиной тому все тот же страх перед неизвестностью и желание сделать мир лучше.

– Добрыми намерениями устлана дорога в ад, – сказала я. – Если раньше людей приносили в жертву, надеясь умилостивить богов, то потом это стала делать наука. Динамит Нобеля изобретался как средство против войны, но в итоге, только способствовал ее развитию и масштабам кровопролития.

– Нобель изобрел динамит, чтобы сделать перевозку нитроглицерина безопасной. Знала бы ты, сколько народу взлетело на воздух, беспечно относившихся к маленьким стеклянным бутылочкам с прозрачной жидкостью, такой безобидной на вид.