Паровоз из прошлого

Но когда деньги заканчивались, в семье наступали голодные времена. Для Маши эти периоды оказывались самыми трудными, угнетали чувство голода и невыносимая депрессия. Случалось, что она ничего не ела целые сутки, после чего слабела. Девочка не могла даже подняться с дивана из-за сильного головокружения.

Коммунальные платежи Светлана перестала платить совсем, долг с каждым месяцем стал увеличиваться как снежный ком. Спустя годы накопилась огромная сумма, погасить которую с небольшим доходом семьи не представлялось возможным. Бывало, что из-за долгов приходили из ЖЭУ и ставили на счетчик специальную пломбу, отключая электричество. Спасало, что в квартире присутствовал газ, и на плите можно было согреть чайник, а горящие конфорки использовать для освещения кухни в темное время суток. В комнатах приходилось ставить свечи, чтобы не сидеть в кромешной тьме.

В дни, когда Светлана пребывала в хорошем настроении, она любила посмеяться и пошутить, пообщаться, послушать музыку. Иногда она читала книги, отдавая предпочтение детективам и любовным романам.

Но характер у матери был все же своенравным, женщина бывала вспыльчивой и раздражительной. К детям Светлана относилась достаточно строго, не позволяя лишней ласки и баловства. Она практически не участвовала в воспитании дочерей, поэтому девочки были предоставлены сами себе.

Часто импульсивная мама даже выгоняла дочек из дома, это была ее мера наказания. Сестрам приходилось оставаться ночевать на Вокзале или идти к знакомым. Если ссора происходила в позднее время, девочки вынуждены были сидеть на ступенях в своем подъезде всю ночь. Им удавалось немного подремать, положив голову на руки, сложенные на коленях. Хотя сном это назвать было сложно, ужасно затекала спина.

Иногда сердце Светланы все же оттаивало, и она открывала дверь.

– Заходите и ложитесь спать, но чтобы утром вас не было! – требовала мать.

Ситуация менялась, если женщина просыпалась утром в хорошем настроении. Тогда она делала вид, что ничего не произошло, и девочки могли остаться дома.

Ксюша очень быстро отпускала ситуацию. А вот Мария могла еще долго дуться на мать и не разговаривать с ней по несколько дней. Но в итоге обида быстро забывалась, и в семье на какое-то время наступало перемирие. Девочки любили свою маму несмотря ни на что, поэтому прощали ей обидные оскорбления и даже рукоприкладство.

Причины скандалов были разными, но в глубине проблемы сидела расшатанная нервная система женщины. Часто Светлана просто вымещала на дочерях раздражение и неудовлетворенность своей жизнью, обвиняя девочек в своих неудачах.

– Была бы я одна, так давно уже вышла замуж! А так какой дурак меня возьмет с двумя детьми? – рассуждала она.

Ко всему прочему женщина все чаще стала выпивать. Все время находились какие-то знакомые или соседи, которые ее угощали. Светлане много не нужно было, иногда ее развозило с двух стаканов крепкого пива. Многие посмеивались над ней, говоря, что ей достаточно наступить на пробку, чтобы опьянеть.

Но ее дочерям было не до смеха. Алкоголь действовал на Светлану угнетающе, она становилась еще более агрессивной. Враждебность женщины возникала на пустом месте, и это очень пугало Машу. Иногда выплеск негатива происходил, если дочки не могли продать на Вокзале товар. Мама могла кинуться на них, пытаясь расцарапать лицо. Девочки подросли и уже могли оказать матери сопротивление. Они держали ее руки, защищаясь, но никогда не позволяли себе ударить в ответ.

Глава 5. Семечки

Поднимаясь по лестнице, Маша почувствовала в подъезде вкусный запах жареных семечек. Было ясно, что мама жарит очередную партию для продажи. Семечки всегда изготавливались по особому рецепту. Обязательно на сковороде, с добавлением подсолнечного масла и небольшого количества соли. В процессе жарки Светлана постоянно перемешивала их деревянной лопаткой, отставляя в сторону на несколько минут после того, как семечки начинали потрескивать. В результате они получались блестящими, аппетитными и необыкновенно вкусными. Это отличало их от семечек у других торговок, которые, как правило, перед жаркой их даже не мыли.

Именно с семечек и началась история заработков семьи на привокзальной площади по совету соседки. Семечки закупались на развес в овощном магазине, Светлана их жарила, а Маша с сестрой продавали. Все что требовалось в дополнение к такому товару, так это мешок, коробка-подставка, два граненых стакана разной емкости и газеты из почтовых ящиков в подъезде, из которых сестры с легкостью мастерили кульки.

Продавать семечки можно было в торговом ряду на рынке возле метро «Студенческая», неподалеку от которого сестры и жили. Но чувство стыда от мысли, что их увидят знакомые, заставляло девочек ехать дальше от дома, где такая вероятность была намного ниже.

Привокзальная площадь в те годы напоминала барахолку из-за обилия киосков, лотков и палаток. От входа на Вокзал тянулся длинный ряд уличной торговли, здесь можно было приобрести хлеб, выпечку, копчености и другие продукты.

Горожане относились к торговкам несколько пренебрежительно. Часто их называли спекулянтками, ведь большинство из них попросту покупали товар в магазине и перепродавали, поднимая цену в два, а то и в три раза. К тому же торговля без разрешения на площади была запрещена.

Но, несмотря на запреты, «живой ряд» был востребован и к вечеру выстраивался ежедневно. Здесь закупались проезжие пассажиры, жители ближайших гостиниц, а также припозднившиеся любители разгульного досуга.

Продуктовых магазинов в округе было мало, и в них всегда царила атмосфера очередей. Киоски, расположенные на перроне, не очень любили, в них часто подсовывали несвежие продукты.

Из-за высокой конкуренции в ряду женщины боролись за покупателя. Они наперебой расхваливали товар, привлекая внимание именно к своей витрине, устроенной на коробке.

– Свежая вкусная колбаса! Копченые курочки, только с коптильни, еще горячие! Холодное пиво, пиво «Жигулевское»! Домашние беляшики, беляшики! – громко и протяжно кричали торговки при приближении прохожих.

Многие заблуждались, считая уличную торговлю легкой наживой. На самом деле это был тяжелый труд. Испытания объединяли женщин, ведь они стояли и в снег, и в дождь, и в тридцатиградусные морозы. По очереди отпускали друг друга греться, присматривая за товаром. И, несмотря на конкуренцию, торговки не враждовали между собой и по возможности поддерживали друг друга.

Маша помнила первый вечер, когда они вместе с Ксюшей выставили свой товар на коробке, присоединившись к шумному ряду. Девочки стояли вдвоем, молча, не зазывая покупателей, радуясь, что сумрак позднего вечера скрывает напряжение их лиц.

Немного приободрил сестер первый покупатель, высокий парень лет двадцати, проходивший мимо.

– Семечки не горелые? – спросил он, весело улыбнувшись и подмигнув сестрам.

– Не горелые… Попробуйте, – еле слышно ответила Маша.

Парень захватил горсть семечек из мешка и стал щелкать, выплевывая кожуру прямо на асфальт. Мария знала, что семечки вкусные, но все равно нервничала, пока парень не высказал свое мнение:

– И, правда, вкусные! Молодцы девчонки! Мне два больших стакана!

Дрожащими руками Маша взяла деньги, насыпала в кулек два стакана семечек со щедрой горкой сверху и вручила кулек покупателю.

С каждым днем стоять в ряду психологически становилось все легче. Семечки действительно получались вкусными, и у сестер появились постоянные покупатели, что было особенно приятно. В ряду девочки сильно выделялись среди бабушек и женщин и часто вызывали глубокое сочувствие покупателей. Поэтому, когда стояли Маша с Ксюшей, продажи семечек у конкурентов заметно снижались, за это некоторые торговки сестер недолюбливали. Но девочек это не смущало, желание выжить было намного сильнее, ведь каждый вечер они выручали деньги на продукты. Это позволяло всей семье избавиться от голоданий в трудные времена.

Освоившись в ряду окончательно, девочки стали громко расхваливать свой товар, по примеру других торговок, привлекая звонкими распевными голосами еще большее внимание. Вместе они стояли плечом к плечу, переживая гонения милиции и суровую сибирскую непогоду. Перестав стесняться, сестры стали торговать по очереди, позволяя друг другу отдохнуть и сходить погреться.

Все вырученные с продажи деньги сестры отдавали матери. Большую часть из них Светлана оставляла на «раскрутку» – закуп новой партии товара, на остальные покупала хлеб, картошку, куриные бульонные кубики. Иногда с хорошей выручки они могли позволить купить и что-нибудь вкусненькое: пельмени, колбасу или конфеты.

В один из дней, когда семечки мама нажарить не успела, Маша решила закупить хлеб для перепродажи. Сестра гостила у подруги уже третий день, и девочка решила поехать на заработки одна.

В булочной неподалеку от дома весь белый хлеб уже разобрали, на прилавках лежали лишь «французские багеты». Маша решила взять несколько батонов, чтобы разведать, какой на них спрос. Каково же было удивление девочки, когда она все распродала буквально за полчаса.

Эти длинные батоны с хрустящей корочкой появились в продаже совсем недавно, потому были популярны среди покупателей. В длину они достигали шестьдесят пять сантиметров и особенный интерес вызывали у представителей сильного пола.

– Смотри, какой батон, давай возьмем! – часто говорили они с улыбкой своим спутницам.

Получив одобрительный ответ, мужчины рассчитывались и с невероятным удовольствием доставали багет из пакета, стараясь вытянуть самый длинный. Убедившись в свежести булки, они гордо продолжали свой путь с батоном в руках.

Женщины же, наоборот, после покупки чаще всего аккуратно ломали батон пополам, и, упаковав в целлофановый пакет, убирали в сумку.

Багеты стали постоянным товаром Марии и начали приносить девочке неплохую прибыль. Но с наступлением зимних холодов вести торговлю стало намного тяжелее. Батоны очень быстро застывали и становились дубовыми, а покупателей было очень сложно убедить в том, что они свежие и в теплом помещении быстро отойдут.

Стиснув зубы, Маша продолжала торговать, преодолевая трудности, чтобы выручить хоть какие-то копейки на жизнь. Ее очень радовал лишь тот факт, что до окончания зимы оставалось совсем немного времени. Девочка с нетерпением ждала весну, которая облегчила бы ей торговлю и увеличила ее заработки.

Глава 6. Иван

Последний день Масленицы выдался теплым и солнечным, и Мария с утра отправилась в парк. Здесь каждый год в этот праздник проходили народные гуляния, с веселыми хороводами и сожжением соломенного чучела. Дети с восторгом катались в санях, запряженных гнедой лошадью.

В честь проводов зимы всех угощали вкусными блинами, из самоваров наливали горячий чай. Выстраивалась большая очередь из желающих, каждому выдавали по два блинчика в руки. Сказывались трудные времена, многие приходили в парк, чтобы поесть блинов. После их раздачи люди уходили, не дожидаясь завершения программы.

Мария расстроилась, увидев, что блинов в корзине осталось совсем немного. Она поняла, что их не хватит на всех, но ей все же достались два еще теплых блинчика. Девочка решила не есть их сразу. Она завернула лакомство в целлофановый пакет и положила в просторный карман куртки. После праздника Маша поехала в пекарню за батонами и решила, что съест блины на Вокзале, когда проголодается.

На площади Маша наткнулась на стоящего возле переходного моста слепого подростка. Перед его ногами стояла небольшая картонная коробка, в которую мальчику подавали деньги сочувствующие прохожие. Парня звали Иваном, Маша видела его уже не первый раз, он часто приезжал просить милостыню на привокзальную площадь.

Иван не прятал под темными очками большие голубые глаза, как делали многие слепые. Туманный взгляд его глаз с помутневшими хрусталиками всегда направлялся немного вверх. Маша испытывала огромную неловкость, когда ловила на себе невидящий взгляд Ивана, одновременно наполненный пустотой и глубоким смыслом. Но, несмотря на некоторую мистичность, образ этого подростка казался Маше пронизанным каким-то ангельским светом, одновременно излучавшим силу и уверенность.

Иван был статным юношей, выше своих сверстников. Он как будто незримо возвышался над той мрачной атмосферой, в которой вынужденно оказался по велению жестокой судьбы. Мария никогда не видела, чтобы Иван улыбался, но при этом он выглядел вполне жизнерадостным и доброжелательным молодым человеком.

Юноша приезжал на площадь с улицы Пархоменко. Торговки рассказывали, что его мать сильно пила, и бросила сына в пятилетнем возрасте, когда мальчик полностью ослеп. Иван остался под опекой бабушки, которая любила и жалела внука, но не могла уберечь от людской жестокости и оградить ото всех проблем.